Хаберберг

Хаберберг (нем. Haberberg — «овсяная гора») — исторический городской район Кёнигсберга. Располагался к югу от центра на одном из холмов города высотой 9,5 метров. Со времён передачи города СССР название в официальной и бытовой сфере не применяется.

Происхождение названия

По одной из версий название связано с тем, что на склоне холма раньше были пашни, на которых выращивали овёс для корма лошадям. В то же время в Кёнигсбергском замке была Овсяная башня (нем. Haberturm).

Другая версия ссылалась на легенду о том, что основатель Кёнигсберга богемский король Оттокар II Пшемысл взглянув на местность, спросил у пруссов: «Haben wir´n Berg?»

Вероятно, обе версии ошибочны. К западу от Хаберберга на берегу залива находилась деревня Haffstrom (ныне посёлок Шоссейный), которая в старых источниках называлась Haberstroh. По аналогии и близлежащая возвышенность могла означать «гора у залива (бухты)», то есть Хаберберг.

Местоположение и география

Хаберберг находился на делювиальных отложениях поймы на низком левом берегу реки Прегеля южнее древних градообразующих районов (Альтштадта, Лёбенихта, Кнайпхофа), заселён позднее и был первоначально территорией, управляемой городским советом Кнайпхофа. С севера район примыкал к Форштадту (граница — улица Unterhaberberg) и реке Прегелю (на востоке), с востока на запад тянулся от Фридландских до Бранденбургских ворот, примыкая с востока к Ломзе и Мюленхофу, с запада — к Нассер Гартену. На юге первоначально располагались оборонительные сооружения и городская стена. Позднее южнее района образовалась большая промышленная зона, отделявшая район от Понарта на юге и от Розенау — на юго-западе.

Со временем в районе начали выделяться Верхний Хаберберг (нем. Oberhaberberg) (совр. улица Богдана Хмельницкого), располагавшийся на возвышении, и Нижний Хаберберг (нем. Unterhaberberg) (совр. улица Багратиона). На самом юге располагался Haberberger-Grund (досл. «дно Хаберберга») — район в низине под оборонительным валом, в котором до 1930-х гг. находились казармы и манежи.

История

Во времена Тевтонского ордена Унтерхаберберг был деревней с 24 домами, подчинявшейся Ордену, но в 1522 году великим магистром Альбрехтом она была передана Кнайпхофу.

В 1520 году польские войска захватили Хаберберг и угнали пасшийся там скот. В 1613 году Хаберберг вместе с расположенной южнее деревней Зелигенфельд (нем. Seligenfeld, ныне Дальнее) образовал собственную церковную общину, у которой поначалу была только кладбищенская часовня.

В 1652 году власти Кнайпхофа выделили Оберхаберберг как отдельный пригород. На горе находилась наблюдательная вышка.

Впоследствии через район проходили вальные укрепления крепости Кёнигсберг, а затем созданный на месте старых укреплений в начале XX века «Зелёный пояс». У Фридландских ворот начинался пейзажный Южный парк. Далее, между озеленёнными территориями бастиона Хаберберг и Бранденбургскими воротами располагался обширный сквер на площади перед Главным вокзалом (Вильгельмс-парк) с цветниками и стрижеными травяными газонами, украшенными деревьями-интродуцентами.

Ландшафт изменился после строительства Главного вокзала и сооружения в 1940-х годах многочисленных бомбоубежищ, газоубежища и ДОТов.

К скверу от привокзальной площади (Рейхсплац) примыкали озеленённые склоны холма Хаберберг, на котором стояла Хабербергская кирха (ныне в этом месте находятся Дом искусств и памятник В. Ленину с фонтаном). Общая ландшафтная концепция и многие деревья (каштаны, клёны, дубы, липы) сохранились до настоящего времени, хотя часть территории была застроена.

Достопримечательности на территории Хаберберга

• Южный парк (нем. Südpark).
• Главный вокзал (нем. Hauptbahnhof).
• Улицы Позенерштрассе и Форштедтише Ланггассе (совр. Ленинский проспект)
• Улицы Альтер Гартен и Унтер Хаберберг (совр. улица Багратиона)

Кладбища

В связи с частыми эпидемиями захоронения в центре Кёнигсберга были запрещены и церковные общины получили территории для захоронений на окраинах.

В Хаберберге существовало кладбище у Хабербергской кирхи, а также два кладбища других общин у Бранденбургских ворот (Старое Альтштадтское кладбище и Старое Кнайпхофское кладбище, на котором захоронены ректоры Кёнигсбергского университета), в районе нынешней улицы Суворова (бывшей Берлинер-штрассе) находилось Старое Хабербергское кладбище.

Затем кладбища стали выноситься на ещё более дальние окраины растущего города. Так, Новое Хабербергское евангелическое кладбище расположилось на нынешней улице Киевской (бывшей Бранденбургской, теперь там расположен Балтийский парк), Новое Хабербергское католическое кладбище — на нынешней улице Камской (бывшей Годриенерштрассе).

После Второй мировой войны все эти кладбища, кроме кладбища на улице Камской, где до 1960-х годов продолжались захоронения, были уничтожены.

Культовые сооружения

• Кирха Святого Семейства
• Хабербергская кирха
• Кирха Лютера в Хаберберге

Фортификационные сооружения

• Фридландские ворота
• Бранденбургские ворота
• Равелины Фридланд и Хаберберг, соединённые насыпью Kovalier Haberberg
• Бастионы Хаберберг и Прегель

Галерея

• ID003318 A223 Unterhaberbergxxx.jpg

  Улица Унтерхаберберг (ныне улица Багратиона Московского района)

• ID003319 A224 Unterhaberbergvv.jpg

  Унтерхаберберг в 1920-х годах

• ID003321 A226 Oberhaberbergb.jpg

  Оберхаберберг (ныне улица Богдана Хмельницкого)

• ID003322 A227 Oberhaberbergb.jpg

  Оберхаберберг

• ID004750 E219 Oberhaberberg.jpg

  Оберхаберберг

• ID004756 E225 OberhaberbTrainkaserne.jpg

  Оберхаберберг, железнодорожная казарма

• ID003433 A337 BrandenburgerTor.jpg

  Бранденбургские ворота в начале XX века, справа за стеной Старое Кнайпхофское кладбище

• ID003597 B031 OstundSuedbahnhof.jpg

  Восточный и Южный вокзалы, снесённые после строительства Главного вокзала в конце 1920-х годов

• ID004027 B457 Kaiserplatz.jpg

  Кайзерплац на границе Хаберберга и Форштадта (ныне улица Мореходная)

• Haberberg Kirchen Innenraum.jpg

  Интерьер Хабербергской кирхи

• NeuKathKirchOberhaberb.jpg

  Католическая Кирха Святого Семейства

• KB 1982 081.jpg

  Вид на Прегель, справа раньше располагалась Кирха Лютера (фото 1982 года)

• Hohhous.jpg

  Помещение для разводного механизма у Высокого моста на улице Багратиона (современное фото).

• Lutherkirche Königsberg.jpg

  Кирха Лютера

Литература

• Губин А. Б., Строкин В. Н. Очерки истории Кёнигсберга. — Калининград: Калининградское книжное издательство, 1991
• Baldur Köster. Königsberg. Architektur aus deutscher Zeit. Husum, 2000 ISBN 3-88042-923-5  (нем.)
• Ludwig von Baczko. [books.google.com/books?id=i9gAAAAAcAAJ&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Versuch einer Geschichte und Beschreibung von Königsberg ]. Königsberg, Goebbels & Unzer, 1804  (нем.)

Ссылки

• [www.bildarchiv-ostpreussen.de/cgi-bin/bildarchiv/suche/show_thumbnails.cgi?lang=deutsch&gebiet=0&ort=0&strasse=0&hausnummern=0&searchtext=Haberberg&thema=0&objekt=0&quelle=0&zeitraum_von=&zeitraum_bis=&geaendert_von=&geaendert_bis= Хаберберг в архиве иллюстраций Восточной Пруссии] (нем.)

Отрывок, характеризующий Хаберберг

– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.
Они сидели в гостиной у окна. Были сумерки. Из окна пахло цветами. Элен была в белом платье, просвечивающем на плечах и груди. Аббат, хорошо откормленный, а пухлой, гладко бритой бородой, приятным крепким ртом и белыми руками, сложенными кротко на коленях, сидел близко к Элен и с тонкой улыбкой на губах, мирно – восхищенным ее красотою взглядом смотрел изредка на ее лицо и излагал свой взгляд на занимавший их вопрос. Элен беспокойно улыбалась, глядела на его вьющиеся волоса, гладко выбритые чернеющие полные щеки и всякую минуту ждала нового оборота разговора. Но аббат, хотя, очевидно, и наслаждаясь красотой и близостью своей собеседницы, был увлечен мастерством своего дела.
Ход рассуждения руководителя совести был следующий. В неведении значения того, что вы предпринимали, вы дали обет брачной верности человеку, который, с своей стороны, вступив в брак и не веря в религиозное значение брака, совершил кощунство. Брак этот не имел двоякого значения, которое должен он иметь. Но несмотря на то, обет ваш связывал вас. Вы отступили от него. Что вы совершили этим? Peche veniel или peche mortel? [Грех простительный или грех смертный?] Peche veniel, потому что вы без дурного умысла совершили поступок. Ежели вы теперь, с целью иметь детей, вступили бы в новый брак, то грех ваш мог бы быть прощен. Но вопрос опять распадается надвое: первое…
– Но я думаю, – сказала вдруг соскучившаяся Элен с своей обворожительной улыбкой, – что я, вступив в истинную религию, не могу быть связана тем, что наложила на меня ложная религия.
Directeur de conscience [Блюститель совести] был изумлен этим постановленным перед ним с такою простотою Колумбовым яйцом. Он восхищен был неожиданной быстротой успехов своей ученицы, но не мог отказаться от своего трудами умственными построенного здания аргументов.
– Entendons nous, comtesse, [Разберем дело, графиня,] – сказал он с улыбкой и стал опровергать рассуждения своей духовной дочери.


Элен понимала, что дело было очень просто и легко с духовной точки зрения, но что ее руководители делали затруднения только потому, что они опасались, каким образом светская власть посмотрит на это дело.
И вследствие этого Элен решила, что надо было в обществе подготовить это дело. Она вызвала ревность старика вельможи и сказала ему то же, что первому искателю, то есть поставила вопрос так, что единственное средство получить права на нее состояло в том, чтобы жениться на ней. Старое важное лицо первую минуту было так же поражено этим предложением выйти замуж от живого мужа, как и первое молодое лицо; но непоколебимая уверенность Элен в том, что это так же просто и естественно, как и выход девушки замуж, подействовала и на него. Ежели бы заметны были хоть малейшие признаки колебания, стыда или скрытности в самой Элен, то дело бы ее, несомненно, было проиграно; но не только не было этих признаков скрытности и стыда, но, напротив, она с простотой и добродушной наивностью рассказывала своим близким друзьям (а это был весь Петербург), что ей сделали предложение и принц и вельможа и что она любит обоих и боится огорчить того и другого.