Берзек, Хаджи Догомуко Керендуко

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хаджи Керентук Берзек<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Князь Убыхов
1846 — 18 марта 1864
Предшественник: Хаджи Исмаил Берзек
Преемник: должность ликвидирована
 
Вероисповедание: Ислам
Рождение: 1804(1804)
Черкесия
Смерть: 1881(1881)
Еникёй, Османская империя
Отец: Хатажук Берзек
Дети: 4 сына

Хаджи Догомуко Керендуко Берзек (18041881) — последний князь убыхов (18461864), один из самых значимых предводителей освободительной борьбы причерноморских убыхов и черкесов против Российской империи.





Предыстория

Род Берзеков — влиятельнейшее убыхское семейство на Северном Кавказе XIX века. В 1830-х годах род составлял более 400 семейств, проживавших в долинах рек Сочи, Дагомыса, Шахе. Образовывали клан с шапсугским родом Шупако. Враждовали с абхазским родом князей Аублаа, владевших прибрежными землями в долине реки Сочи. Вероятно, ветвью рода является абадзехская фамилия Берзеч (адыг. Бэрзэдж). Также вероятно, что ныне проживающие в Абхазии носители фамилии Берзениа (Барзаниа) относятся также к этому роду.

Биография

Родился в 1804 году в Черкесии, в убыхской аристократической семье Берзек. Сын Хатажука Берзека и племянник Хаджи Исмаила Берзека. В 1839 году Догомуко Керендуко Берзек совершил паломничество (хадж) в Мекку. В 1841 году возглавлял ополчение убыхов во время похода на Абхазию. В этом же году он нанес сокрушительное поражение отряду генерала Анрепа, которое стало одним из наиболее кровопролитных поражений царских войск за весь период Кавказской войны.

В 1846 году после смерти своего дяди Хаджи Исмаила, встал во главе рода Берзе́ков и всех убыхов[1].

Объединение горцев

В 1861 году, на завершающем этапе Кавказской войны, выступил одним из инициатором объединения горцев в единое государство, встав во главе созданного правительства-меджлиса. На тот момент ему было почти шестьдесят лет. В борьбе за свободу и независимость своей родины прославился исключительной храбростью. Современники называли его убыхским Шамилем.

Эмиграция и смерть

18 марта 1864 года после поражения горцев на реке Годлик князь Хаджи Догомуко Керендуко Берзек вместе с убыхским народом покинул родину (Черкесию) и эмигрировал в Османскую империю. После прибытия в Стамбул Хаджи Берзек был принят самим османским султаном Абдул-Азизом (18611876). Султан предложил Хаджи Берзеку, чтобы он вместе со своим семейством проживал в Стамбуле. Однако Берзек, поблагодарив монарха за внимание к его персоне, вежливо отказался от предложения султана и выбрал местом жительства округ Маньяс, где поселился в селе Еникёй, в окружении других убыхских поселений.

В 1877-1878 годах Хаджи Догомуко Берзек, командуя 5-тысячным конным отрядов убыхов, участвовал в русско-турецкой войне на Балканах.

В 1881 году Хаджи Догомуко Берзек скончался в преклонном возрасте. Похоронен на родовом кладбище в селе Еникёй. У него было четыре сына, двое из которых погибли в боях с русскими во время Кавказской войны. Остальные два — Ислам-бей и Тевфик-бей — вместе с отцом переселились в Османскую империю.

Напишите отзыв о статье "Берзек, Хаджи Догомуко Керендуко"

Примечания

  1. [circas.ru/index.php?newsid=1290%20 Хаджи Догомуко Керендуко Берзек]

Ссылки

  • Фильм о покорении Кавказа, содержащий биографию [www.youtube.com/watch?v=N0tsgBv0lR8&playnext=1&list=PL9537940B9718F9AC&feature=results_video Хаджи Догомуко Керендуко Берзек]


Отрывок, характеризующий Берзек, Хаджи Догомуко Керендуко

– Pour en revenir a vos dames, on les dit bien belles. Quelle fichue idee d'aller s'enterrer dans les steppes, quand l'armee francaise est a Moscou. Quelle chance elles ont manque celles la. Vos moujiks c'est autre chose, mais voua autres gens civilises vous devriez nous connaitre mieux que ca. Nous avons pris Vienne, Berlin, Madrid, Naples, Rome, Varsovie, toutes les capitales du monde… On nous craint, mais on nous aime. Nous sommes bons a connaitre. Et puis l'Empereur! [Но воротимся к вашим дамам: говорят, что они очень красивы. Что за дурацкая мысль поехать зарыться в степи, когда французская армия в Москве! Они пропустили чудесный случай. Ваши мужики, я понимаю, но вы – люди образованные – должны бы были знать нас лучше этого. Мы брали Вену, Берлин, Мадрид, Неаполь, Рим, Варшаву, все столицы мира. Нас боятся, но нас любят. Не вредно знать нас поближе. И потом император…] – начал он, но Пьер перебил его.
– L'Empereur, – повторил Пьер, и лицо его вдруг привяло грустное и сконфуженное выражение. – Est ce que l'Empereur?.. [Император… Что император?..]
– L'Empereur? C'est la generosite, la clemence, la justice, l'ordre, le genie, voila l'Empereur! C'est moi, Ram ball, qui vous le dit. Tel que vous me voyez, j'etais son ennemi il y a encore huit ans. Mon pere a ete comte emigre… Mais il m'a vaincu, cet homme. Il m'a empoigne. Je n'ai pas pu resister au spectacle de grandeur et de gloire dont il couvrait la France. Quand j'ai compris ce qu'il voulait, quand j'ai vu qu'il nous faisait une litiere de lauriers, voyez vous, je me suis dit: voila un souverain, et je me suis donne a lui. Eh voila! Oh, oui, mon cher, c'est le plus grand homme des siecles passes et a venir. [Император? Это великодушие, милосердие, справедливость, порядок, гений – вот что такое император! Это я, Рамбаль, говорю вам. Таким, каким вы меня видите, я был его врагом тому назад восемь лет. Мой отец был граф и эмигрант. Но он победил меня, этот человек. Он завладел мною. Я не мог устоять перед зрелищем величия и славы, которым он покрывал Францию. Когда я понял, чего он хотел, когда я увидал, что он готовит для нас ложе лавров, я сказал себе: вот государь, и я отдался ему. И вот! О да, мой милый, это самый великий человек прошедших и будущих веков.]
– Est il a Moscou? [Что, он в Москве?] – замявшись и с преступным лицом сказал Пьер.
Француз посмотрел на преступное лицо Пьера и усмехнулся.
– Non, il fera son entree demain, [Нет, он сделает свой въезд завтра,] – сказал он и продолжал свои рассказы.
Разговор их был прерван криком нескольких голосов у ворот и приходом Мореля, который пришел объявить капитану, что приехали виртембергские гусары и хотят ставить лошадей на тот же двор, на котором стояли лошади капитана. Затруднение происходило преимущественно оттого, что гусары не понимали того, что им говорили.
Капитан велел позвать к себе старшего унтер офицера в строгим голосом спросил у него, к какому полку он принадлежит, кто их начальник и на каком основании он позволяет себе занимать квартиру, которая уже занята. На первые два вопроса немец, плохо понимавший по французски, назвал свой полк и своего начальника; но на последний вопрос он, не поняв его, вставляя ломаные французские слова в немецкую речь, отвечал, что он квартиргер полка и что ему ведено от начальника занимать все дома подряд, Пьер, знавший по немецки, перевел капитану то, что говорил немец, и ответ капитана передал по немецки виртембергскому гусару. Поняв то, что ему говорили, немец сдался и увел своих людей. Капитан вышел на крыльцо, громким голосом отдавая какие то приказания.
Когда он вернулся назад в комнату, Пьер сидел на том же месте, где он сидел прежде, опустив руки на голову. Лицо его выражало страдание. Он действительно страдал в эту минуту. Когда капитан вышел и Пьер остался один, он вдруг опомнился и сознал то положение, в котором находился. Не то, что Москва была взята, и не то, что эти счастливые победители хозяйничали в ней и покровительствовали ему, – как ни тяжело чувствовал это Пьер, не это мучило его в настоящую минуту. Его мучило сознание своей слабости. Несколько стаканов выпитого вина, разговор с этим добродушным человеком уничтожили сосредоточенно мрачное расположение духа, в котором жил Пьер эти последние дни и которое было необходимо для исполнения его намерения. Пистолет, и кинжал, и армяк были готовы, Наполеон въезжал завтра. Пьер точно так же считал полезным и достойным убить злодея; но он чувствовал, что теперь он не сделает этого. Почему? – он не знал, но предчувствовал как будто, что он не исполнит своего намерения. Он боролся против сознания своей слабости, но смутно чувствовал, что ему не одолеть ее, что прежний мрачный строй мыслей о мщенье, убийстве и самопожертвовании разлетелся, как прах, при прикосновении первого человека.