Хадик, Андраш

Андраш граф Хадик фон Футак
нем. Andreas Reichsgraf Hadik von Futak
Дата рождения	16 октября 1710(1710-10-16)
Место рождения	Житный остров, Венгрия
Дата смерти	12 марта 1790(1790-03-12) (79 лет)
Место смерти	Вена
Принадлежность	Королевство Венгрия Королевство Венгрия
Годы службы	1732—1790
Звание	Генерал-фельдмаршал
Командовал	губернатор Трансильвании, губернатор Галиции и Лодомерии, президент Гофкригсрата
Сражения/войны	Война за польское наследство, Австро-турецкая война (1737—1739), Война за австрийское наследство, Семилетняя война, Австро-турецкая война (1787—1791)
Награды и премии

Граф Андраш Хадик фон Футак (венг. futaki Hadik András gróf, словацк. Andrej Hadík — Андрей Гадик, нем. Andreas Reichsgraf Hadik von Futak; 16 октября 1710, Житный остров (Словакия) — 12 марта 1790, Вена) — австрийский фельдмаршал времён Семилетней войны. Происходил из словацко-венгерской земанской семьи из Турца. Хадик вошел в историю как талантливый предводитель летучих кавалерийских отрядов, герой так называемой «малой войны». И венгры, и словаки считают графа Хадика своим национальным героем.

Биография

В 1732 году Андраш Хадик поступает в австрийскую службу, служит в гусарском полку. Отличается в нескольких кампаниях, в частности, в Войне за Польское наследство (1733—1735). В 1738 году участвует в совместных операциях русских и австрийских войск против турок в Бессарабии, во взятии Очакова и Бендер. В 1744 году производится в полковники, в 1748 году, за заслуги в войне за австрийское наследство — в генерал-майоры, командует кавалерийской бригадой.

Легендарной славой овеян кавалерийский рейд Хадика на Берлин в октябре 1757 года (послуживший три года спустя образцом для аналогичной вылазки русского генерала Г. Тотлебена). За него Хадик награждается большим крестом ордена Марии Терезии (лишь двадцать военачальников за всю историю Австрии удостоились такой чести).

С 1762 года Хадик командует Имперской армией: поначалу удачно, но затем был разбит наголову пруссаками 29 октября 1762 года при Фрайберге (Саксония).

После Семилетней войны Хадик назначается военным и гражданским губернатором Семиградья (Трансильвании) (с 1764 по 1767 годы). Затем, В, 1769 году, президентом Карловицкого конгресса. В январе — июне 1774 года — военный и гражданский губернатор Галиции. 14 мая 1774 года получил чин фельдмаршала. В 1776 году получает титул графа, в том же году становится президентом Гофкригсрата. В 1789 году назначен главнокомандующим Имперской армии в войне против турок. Но, внезапно заболев, вынужден вскоре уступить командование.

Похоронен в поместье Футак, близ Нового Сада в Воеводине, подаренном ему императрицей Марией-Терезией. В Буде, рядом с собором Короля Матяша, была 29 апреля 1937 г. воздвигнута конная статуя графа Хадика (автор - Дьёрдь Вастах). В 2004 г. именем Хадика названа [www.nao.sk Народная академия обороны Словакии] (словацк. Národná akadémia obrany maršala Andreja Hadika).

Набег на Берлин

Выступив 11 октября с малым летучим отрядом из города Эльстерверда, в 160 километрах от Берлина, Хадик стремительным броском (его гусары в течение десяти дней пути в оба конца проходили ежедневно по пятидесяти миль, попутно собирая контрибуцию с окрестных городов) овладел 16 октября штурмом прусской столицей и удерживал её один день. Военный комендант Берлина генерал Ганс Фридрих фон Рохов бежал в Шпандау с остатками разбитого гарнизона. Взяв контрибуцию, Хадик покинул Берлин, сумев ускользнуть от посланных Фридрихом II войск, находившихся от него на расстоянии двухчасового марша. Рейд Хадика вызвал ликование в Вене и огромный резонанс по всей Европе, продемонстрировав уязвимость Пруссии и её столицы.

Литература

• Гаддик, Андрей // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Duwe, Georg: Berlin in fremder Hand. Schicksalsstunden der preußischen Haupt- und Residenzstadt vom 30jährigen Krieg bis zu den Freiheitskriegen, Osnabrück 1991
• Lehndorff, Ernst Ahasverus Heinrich Graf von: Aus den Tagebüchern des Grafen Lehndorf. Herausgegeben und eingeleitet von Haug von Kuenheim, Severin und Siedler, Berlin 1982
• Naudé, Albert: Die Einnahme von Berlin durch die Österreicher im Oktober 1757 und die Flucht der Königlichen Familie von Berlin nach Spandau. In: Märkische Forschungen, Band 20, S. 149—170, Berlin 1887
• Simány, Tibor: Die Österreicher in Berlin. Der Husarenstreich des Grafen Hadik anno 1757, Wien, München 1987

Ссылки

• [syw-cwg.narod.ru/Had_Bgr.html Андраш Хадик и Рейд на Берлин]
• [wars175x.narod.ru/bgr_had.html Хадик Андраш (1710—1790)]

Отрывок, характеризующий Хадик, Андраш

– Этого, этого я не ждал, – сказал он вошедшему к нему, уже поздно ночью, адъютанту Шнейдеру, – этого я не ждал! Этого я не думал!
– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.
Они ехали потому, что для русских людей не могло быть вопроса: хорошо ли или дурно будет под управлением французов в Москве. Под управлением французов нельзя было быть: это было хуже всего. Они уезжали и до Бородинского сражения, и еще быстрее после Бородинского сражения, невзирая на воззвания к защите, несмотря на заявления главнокомандующего Москвы о намерении его поднять Иверскую и идти драться, и на воздушные шары, которые должны были погубить французов, и несмотря на весь тот вздор, о котором нисал Растопчин в своих афишах. Они знали, что войско должно драться, и что ежели оно не может, то с барышнями и дворовыми людьми нельзя идти на Три Горы воевать с Наполеоном, а что надо уезжать, как ни жалко оставлять на погибель свое имущество. Они уезжали и не думали о величественном значении этой громадной, богатой столицы, оставленной жителями и, очевидно, сожженной (большой покинутый деревянный город необходимо должен был сгореть); они уезжали каждый для себя, а вместе с тем только вследствие того, что они уехали, и совершилось то величественное событие, которое навсегда останется лучшей славой русского народа. Та барыня, которая еще в июне месяце с своими арапами и шутихами поднималась из Москвы в саратовскую деревню, с смутным сознанием того, что она Бонапарту не слуга, и со страхом, чтобы ее не остановили по приказанию графа Растопчина, делала просто и истинно то великое дело, которое спасло Россию. Граф же Растопчин, который то стыдил тех, которые уезжали, то вывозил присутственные места, то выдавал никуда не годное оружие пьяному сброду, то поднимал образа, то запрещал Августину вывозить мощи и иконы, то захватывал все частные подводы, бывшие в Москве, то на ста тридцати шести подводах увозил делаемый Леппихом воздушный шар, то намекал на то, что он сожжет Москву, то рассказывал, как он сжег свой дом и написал прокламацию французам, где торжественно упрекал их, что они разорили его детский приют; то принимал славу сожжения Москвы, то отрекался от нее, то приказывал народу ловить всех шпионов и приводить к нему, то упрекал за это народ, то высылал всех французов из Москвы, то оставлял в городе г жу Обер Шальме, составлявшую центр всего французского московского населения, а без особой вины приказывал схватить и увезти в ссылку старого почтенного почт директора Ключарева; то сбирал народ на Три Горы, чтобы драться с французами, то, чтобы отделаться от этого народа, отдавал ему на убийство человека и сам уезжал в задние ворота; то говорил, что он не переживет несчастия Москвы, то писал в альбомы по французски стихи о своем участии в этом деле, – этот человек не понимал значения совершающегося события, а хотел только что то сделать сам, удивить кого то, что то совершить патриотически геройское и, как мальчик, резвился над величавым и неизбежным событием оставления и сожжения Москвы и старался своей маленькой рукой то поощрять, то задерживать течение громадного, уносившего его вместе с собой, народного потока.