Хазбиу, Кадри

Кадри Хазбиу алб. Kadri Hazbiu<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр внутренних дел НРА
1954 — 1979
Предшественник:	Мехмет Шеху
Преемник:	Фечор Шеху
Министр обороны НСРА
1979 — 1982
Предшественник:	Мехмет Шеху
Преемник:	Прокоп Мурра
Член Политбюро ЦК АПТ
1971 — 1982
Рождение:	15 июля 1922(1922-07-15) Маврове
Смерть:	10 сентября 1983(1983-09-10) (61 год) Линзе
Партия:	Албанская партия труда

Кадри Хазбиу (алб. Kadri Hazbiu; 15 июля 1922, Маврове, Влёра (область) — 10 сентября 1983, Линзе, Тирана) — албанский коммунистический политик и государственный деятель, член политбро ЦК Албанской партии труда, министр внутренних дел НРА (1954—1979), министр обороны НСРА (1979—1982). Сподвижник Мехмета Шеху, руководитель карательного аппарата, организатор политических репрессий. После гибели Шеху утратил политические позиции. На процессе по делу Группы Шевдета Мустафы был обвинён в заговоре против Энвера Ходжи. Снят со всех постов, арестован, осуждён и казнён.

Военная служба

Родился в семье сельского кланово-регионального лидера области Влёра. Окончил коммерческое училище. Во время Второй мировой войны примкнул к коммунистической партии (АПТ) и вступил в Национально-освободительную армию.

После провозглашения НРА Кадри Хазбиу получил звание полковника и должность начальника контрразведки. Поолучил военное образование в СССР.

Политическая карьера

В 1950 году Кадри Хазбиу был назначен заместителем министра внутренних дел НРА Мехмета Шеху. Участвовал в бессудной расправе над оппозиционной интеллигенцией февраля 1951. С апреля 1952 — член ЦК АПТ. В июле 1954 Хазбиу сменил Шеху на посту министра внутренних дел. Возглавлял МВД более четверти века — до апреля 1980.

По должности Кадри Хазбиу возглавлял албанскую коммунистическую спецслужбу Сигурими, руководил политическими репрессиями, партийными чистками, преследованиями верующих. Более чем в двухстах случаях непосредственная личная ответственность Хазбиу за политические убийства установлена документально.

В 1956—1957 Хазбиу сыграл важную роль в подавлении «заговора Плаку—Ндреу», когда сторонники реформ в духе XX съезда КПСС попытались отстранить Ходжу от власти на партийной конференции в Тиране. Во главе этой группы стояли генералы Панайот Плаку и Дали Ндреу. Попытка была сорвана. Ндреу расстрелян вместе с беременной женой Лири Гегой. Плаку бежал в Югославию, где вскоре убит агентами Сигурими по приказу Хазбиу. (Впоследствии Хазбиу говорил, будто обещал сохранить жизнь Ндреу и Геге. Если это обещание действительно имело место, оно оказалось обманом.)

В 1974 году Хазбиу курировал следствие по делу о «военном заговоре» министра обороны Бекира Балуку. Несколько военных руководителей были осуждены и расстреляны.

Кадри Хазбиу придерживался идеологии сталинизма и ходжаизма. Дважды посещал КНР в годы Культурной революции. Политически ориентировался прежде всего на премьер-министра Мехмета Шеху.

В 1957 году Хазбиу получил воинское звание генерал-лейтенанта. С ноября 1971 состоял в высшем органе партийно-государственной власти — политбюро ЦК АПТ. В 1979 году Кадри Хазбиу переместился с МВД на министерство обороны, сменив на этом посту Мехмета Шеху. МВД возглавил племянник премьер-министра Фечор Шеху.

В начале 1980-х обострились политические противоречия в партийно-государственном руководстве. Высший руководитель НСРА первый секретарь ЦК АПТ Энвер Ходжа отстаивал тотальную самоизоляцию страны. Премьер-министр Мехмет Шеху выступал за ограниченное открытие внешнему миру (хотя бы для преодоления экономических трудностей). В декабре 1981 года эти разногласия вылились в жёсткий конфликт. Победу одержал Ходжа.

17 декабря 1981 было официально объявлено, что Шеху покончил жизнь самоубийством. (С полной достоверностью обстоятельства его смерти неизвестны, существует версия гибели Шеху в перестрелке с Ходжей.) После этого позиции Кадри Хазбиу оказались резко подорваны. Сам он превратился в потенциальный объект репрессий.

Обвинение и казнь

В сентябре 1982 года албанские эмигранты-антикоммунисты — Группа Шевдета Мустафы — нелегально пробрались в НСРА с целью убить Энвера Ходжу. Попытка не удалась. Шевдет Мустафа, Сабаудин Хаснедар, Фадиль Касели погибли в столкновениях с «Сигурими» и полицией. Халит Байрами был арестован и предстал перед судом.

На процессе Халит Байрами (бывший агент «Сигурими») назвал Кадри Хазбиу одним из участников заговора против Ходжи. Хазбиу обвинялся в связях с ЦРУ США, КГБ СССР и UDB СФРЮ, а также с группой Бекира Баллуку в начале 1970-х (которую сам ликвидировал). 15 октября 1982 Хазбиу был арестован. Насколько известно, он не дал затребованных показаний даже под физическим воздействием.

Закрытый суд приговорил Кадри Хазбиу к смертной казни. Через одиннадцать месяцев после ареста Кадри Хазбиу был расстрелян в сельском пригороде Тираны. Наряду с Кадри Хазбиу, репрессиям подверглась группа родственников и сподвижников покойного Шеху. В частности, Фечор Шеху был расстрелян вместе с Хазбиу. Вдова Мехмета Шеху Фикирете умерла в тюрьме.

МВД в коммунистической Албании было каким-то проклятым ведомством. Как «нехорошая квартира» N 50 в «Мастере и Маргарите». Кочи Дзодзе повесили, Мехмета Шеху застрелили, Кадри Хазбиу расстреляли… Обычный коммунистический террариум единомышленников.

Обстоятельства и место казни Кадри Хазбиу до конца коммунистического режима в Албании являлись государственной тайной. Только в ноябре 1995 года по просьбе семьи Хазбиу была проведена эксгумация и перезахоронение в Тиране.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=oLFVhOPHYys Video: Filmime te rralla. Enver Hoxha, Kadri Hazbiu, Feçor Shehu dhe çmenduria e asaj kohe — Пленум ЦК АПТ, Энвер Ходжа принимает решение об устранении Кадри Хазбиу (на албанском языке)]
• [www.youtube.com/watch?v=OFOFM5itx4o Video: 1983, gjyqi i Kadri Hazbiut! — Кадри Хазбиу на суде (на албанском языке)]

Отрывок, характеризующий Хазбиу, Кадри

Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.