Хайдарабад (княжество)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хайдарабад
Туземное княжество

1724 — 1948



Флаг Герб

Хайдарабад и Берар на карте 1903 года
Столица Аурангбад (1724-1763)
Хайдарабад (1763-1948)
Язык(и) Урду, телугу, персидский, маратхи, каннада
Религия Индуизм
ислам
Денежная единица Хайдарабадская рупия
Династия низамы
К:Появились в 1724 годуК:Исчезли в 1948 году

Хайдарабад и Берар — самое большое по площади «туземное княжество» в составе Британской Индии. Занимало 212 тыс. км² в самом сердце Деккана. Население в 1951 году превышало 18 млн человек. Основное население — телугу, маратхи и каннара. Столица — Хайдарабад.

Хайдарабадское княжество во главе с низамом исламского вероисповедания образовалось при распаде империи Великих Моголов в 1724 г. В культурно-историческом отношении являлось правопреемником султаната Голконда (1518—1687).

В 1798 г. Британская Ост-Индская компания вынудила низама подписать «субсидиарный договор», согласно которому княжество утратило права на ведение внешней политики и самооборону. Под британским управлением Хайдарабад и Берар претерпел несколько административно-территориальных преобразований.

В связи с тем, что в 1857 году во время восстания сипаев Хайдарабад не поддержал повстанцев, княжество получило от Великобритании официальный статус «верного союзника».



Присоединение к Индии

При распаде Британской Индии низам Асаф Джах VII подумывал о провозглашении самостоятельности своих преимущественно мусульманских владений либо включении их в состав Пакистана. Во избежание сепаратистского мятежа в Хайдарабад в 1948 году были введены индийские войска. Низаму было гарантировано сохранение богатств и недвижимости, а также назначена пенсия, после чего он подписал договор о вхождении Хайдарабада в Индийский Союз. Княжество было преобразовано в штат Хайдарабад.

Интересные факты

За 430-летнюю историю независимого Хайдарабадского княжества (возникло в 1518 году) страной правили последовательно две мусульманские династии — Кутуб-шахи, один из которых по соседству с развалинами Голконды основал в 1589 году город Хайдарабад, и Азаф-шахи. При этом весь период существования Хайдарабадского княжества при мусульманских правителях большинством населения страны всегда был индуистский народ маратхи.

Название Хайдарабад происходит от Хайдар — имени жены правителя Хайдарабадского княжества, основавшего город.

В 1937 году американский журнал «Тайм» назвал последнего низама Хайдарабадского княжества Осман Али Хана (седьмого Асаф Джаха) одним из самых богатых на тот момент людей мира.

В годы Второй мировой войны правитель Хайдарабада Осман Али Хан подарил несколько эсминцев для британского и австралийского ВМФ. Одним из них был эсминец «Низам» (англ.).

Хайдарабадская рупия (т. н. «Османия Sicca») чеканилась до 1947 года и вышла из обращения лишь в 1959 году. Хайдарабад был единственным из княжеств Британской Индии, который располагал собственным банком (англ.).

Напишите отзыв о статье "Хайдарабад (княжество)"

Ссылки

  • [portalostranah.ru/view.php?id=49 Хайдарабад — государство низамов. История почти современной нам страны, которая не смогла уцелеть]

Отрывок, характеризующий Хайдарабад (княжество)

– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.