Хайдара, Махаман Алассан

Махаман Алассан Хайдара фр.  Mahamane Alassane Haïdara<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Национального собрания Мали
22 сентября 1960 — 17 января 1968
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Маду Сангаре (после восстановления должности в 1979 году)
Председатель Законодательной комиссии Республики Мали
17 января 1968 — 19 ноября 1968
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Председатель Законодательного собрания Суданской республики
24 ноября 1958 — 22 сентября 1960
Предшественник:	Пост учреждён
Преемник:	Пост упразднён
Член Национального комитета защиты революции Мали
2 марта 1966 — 19 ноября 1968
Рождение:	1 января 1910(1910-01-01) Тимбукту, Мали, Верхний Сенегал и Нигер
Смерть:	17 октября 1981(1981-10-17) (71 год) Тимбукту, Республика Мали
Место погребения:	=
Партия:	Прогрессивная партия Судана (1945-1946), Суданский союз
Образование:	Нормальная школа в Горе, Колледж Уильям-Понти (Сенегал).
Профессия:	Учитель

Махаман Алассан Хайдара (фр.  Mahamane Alassane Haïdara ; 1 января 1910 года, Тимбукту, Верхний Сенегал и Нигер, ныне Республика Мали — 17 октября 1981 года, там же) — политический и государственный деятель Мали, один из основателей и лидеров Африканского демократического объединения, сенатор Франции, затем председатель Законодательного собрания автономной Суданской республики. Ближайший соратник малийского лидера Модибо Кейты, он стал первым председателем Национального собрания Республики Мали (1960—1968) и был отстранён от политики после переворота 1968 года.

Биография

Махаман Алассан Хайдара родился 1 января 1910 года в городе Тимбукту на севере французской территории Верхний Сенегал и Нигер. Окончил Нормальную школу на острове Горе в Сенегале, вернулся на родину и более 20 лет работал в преподавателем, а затем директором школы в Тимбукту.

Приход в политику

Хайдара был членом профсоюза учителей Французской Западной Африки и после окончания Второй мировой войны, когда Франция приняла меры к демократизации общественной жизни в колониях, включился в политическую деятельность. В 1945 году он стал генеральным секретарем отделения близкой к французским социалистам Прогрессивной партии Судана в административном округе Ниафунке, расположенном на реке Нигер, на западе округа Тимбукту. Однако в следующем 1946 году Хайдара перешёл в массовое межтерриториальное Африканское демократическое объединение, выступавшее в союзе с Французской коммунистической партией и насчитывавшее более миллиона человек в африканских колониях Франции. Вместе с лидерами Объединения Феликсом Уфуэ-Буаньи и Мобидо Кейтой он принял активное участие в Учредительном съезде АДО в Бамако в октябре 1946 года, где представлял народы Петли Нигера. Хайдара безуспешно баллотировался в Генеральный совет Судана на дополнительных выборах 1947 года от Мопти и на выборах 1948 года от округа Тимбукту-Гао, однако в ноябре 1948 года ему на волне популярности АДО удалось быть избранным в Сенат Франции.

Сенатор Франции

14 ноября 1948 года Махаман Алассан Хайдара стал членом Совета Республики и занял сенаторское кресло в Люксембургском дворце в Париже. Он присоединился к группе Африканского демократического объединения, затем с 1950 года, когда на АДО начались гонения, по 1955 год выступал как независимый сенатор, а начиная с 1956 года входил в группу Независимых от заморских территорий и Африканского демократического объединения (фр.  Indépendants d'outre-mer et du Rassemblement Démocratique Africain (IOM-RDA)). Некоторое время Хайдара возглавлял в Сенате фракцию АДО и партии Суданский союз.

В период своей парламентской деятельности Махаман Алассан Хайдара занимался в основном проблемами Французского Союза и заморских территорий. В 1949 году он принял активное участие в обсуждении законопроектов, относящихся к организации и составу Верховного совета Французского Союза и к учреждению Территориальной представительной ассамблеи в Кохинхине (Вьетнам). С января 1949 года Хайдаря являлся членом Комиссии по пенсионному обеспечению, через год стал членом Комиссии по заморским территориям Франции. Особое внимание он уделял вопросам повышения статуса народов заморских территорий, в марте 1950 года выражал беспокойство положениями законопроекта о наказаниях за покушение на внешнюю безопасность государства, рекомендовал распространить на колонии амнистию июля 1953 года.

Одновременно в марте 1952 года Хайдара был избран территориальным советником Судана от Суданского союза-АДО.

19 июня 1955 года Махамана Алассана Хайдару переизбрали в Совет Республики, в феврале 1956 года он был избран штатным членом Комиссии народного образования, а в декабре того же года — штатным членом Комиссии временной координации, созданной для рассмотрения законопроекта об общей организации регионов Сахары. В 1959 году он стал членом Комиссии внешнеполитической деятельности, обороны и вооруженных сил и Комиссии по социальным вопросам.

21 марта 1957 года сенатор Хайдара был переизбран в Территориальную ассамблею Французского Судана. В том же году на съезде Африканского демократического объединения в Бамако он стал казначеем партии.

Его мандат сенатора истёк 15 июля 1959 года, уже при режиме Пятой Республики во Франции.

Глава парламента автономии

На родине Махаман Алассан Хайдара оставался одним из ведущих политиков и ближайшим соратником национального лидера Модибо Кейты. В августе 1958 года на V съезде Суданского союза он был избран членом Политбюро СС-АДО, в ноябре того же года стал депутатом и председателем временной Законодательной Ассамблеи Суданской республики, куда был переизбран 8 марта 1959 года. В этом качестве Хайдара входил в состав Сената Французского сообщества, где возглавлял самую многочисленную (13 человек) делегацию от автономий.

Во время начавшегося вскоре процесса интеграции колоний Французской Западной Африки Махаман Алассан Хайдара стал одним из представителей Суданской республики на конференции в Бамако 29 декабря 1958 года, когда было принято решение об объединении ряда африканских автономий в Федерацию Мали. Он руководил делегацией Судана в Федеральном Учредительном собрании Мали 14-17 января 1959 года, официально заявил о желании своей страны вступить в Федерацию и провёл ратификацию федеральной конституции через Законодательную ассамблею 22 января того же года, после чего в марте сложил полномочия парламентария Федерации.

Глава парламента Республики Мали

В период существования Федерации Мали Махаман Алассан Хайдара продолжал оставаться председателем Законодательного собрания Суданской республики как субъекта этой федерации. Когда в 1960 году федерация распалась и Модибо Кейту с его товарищами выслали из Дакара на родину, Хайдара собрал 22 сентября 1960 года Чрезвычайную сессию Законодательного собрания, которая в тот же день провозгласила независимую Республику Мали. Он вместе с Кейтой участвовал в церемонии провозглашения независимости и теперь стал первым председателем Национального собрания Мали.

В последующие годы Махаман Алассан Хайдара неизменно возглавлял законодательную власть Мали и оказывал полную поддержку курсу Модибо Кейты на построение африканского социализма. После выборов 12 июня 1964 года он был переизбран председателем Национального собрания. В этом качестве Хайдара во главе парламентских делегаций Мали совершал поездки по зарубежным странам и 28 июля-3 августа 1962 года посетил Советский Союз.

Поездка в СССР

28 июля 1962 года Алассан Махаман Хайдара по приглашению Верховного Совета СССР самолётом прибыл в Москву во главе парламентской делегации Мали. В состав делегации входили депутаты Национального собрания Алассан Туре, Десоль Траоре, Амаду Ба, Юсуф Дембеле, Мамаду Траоре, генеральный секретарь Национального собрания Ламин Кейта и директор радио Мали Расин Кан. В аэропорту Шереметьево, украшенном национальными флагами СССР и Мали, делегацию встречали заместитель Председателя Президиума Верховного Совета СССР М. А. Искандеров, Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР Я. В. Пейве, заместитель Председателя Совета Союза Верховного Совета СССР М. А. Абдурразаков, Секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. П. Георгадзе, депутаты Верховного Совета СССР Ю. И. Дудин, М. А. Ольшанский, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиовещанию и телевидению М. А. Харламов, ответственные сотрудники Президиума Верховного Совета СССР, МИД СССР, общественных организаций. На аэродроме также присутствовали посол Мали в СССР Мамаду Фадиола Кейта, посол Гвинеи в СССР Сори Каба, посол Ганы в СССР Д. Б. Эллиот, сотрудники посольств Мали и ГДР. На аэродроме М. А. Хайдара и Я. В. Пейве обменялись речами. Я. В. Пейве выразил надежду, что визит в СССР представителей молодого государства будет способствовать развитию дружеских связей между странами, Хайдара поблагодарил советскую сторону за предоставленную возможность посетить СССР:

Мы испытываем особую радость, что прибыли в страну, строящую коммунизм, в страну великого Ленина. Этот визит будет полезным для нас и послужит хорошим уроком для строительства социализма в нашей стране. Он будет способствовать укреплению дружбы между народами Мали и СССР.

Вскоре по прибытии парламентская делегация Мали вылетела в Таджикскую ССР для ознакомления с парламентской системой и достижениями этой союзной республики. К её приезду в библиотеке им. Фирдоуси в Душанбе была открыта выставка «Мали смотрит в будущее». 31 июля делегация нанесла визит Председателю Президиума Верховного Совета Таджикской ССР М. Р. Рахматову, который рассказал малийским парламентариям о достижениях республики, о деятельности Верховного Совета и его комиссий. Во время встречи М. А. Хайдара заявил: «Мы хотим ещё раз продемонстрировать нашу волю к укреплению дружбы между нашими народами. Мы хотим так же изучить опыт вашей страны, раньше нас вставшей на путь социалистического строительства». . 1 августа малийские парламентарии вылетели из Душанбе и прибыли в Москву. 2 августа 1962 года М. А. Хайдара и члены делегации встретились в Кремле с председателями палат Верховного Совета СССР И. В. Спиридоновым и Я. В. Пейве и с членами постоянных комиссий Верховного Совета СССР. Махаман Алассан Хайдара ещё раз поблагодарил советскую сторону за представленную возможность посетить СССР и передал И. В. Спиридонову и Я. В. Пейве приглашение направить делегацию Верховного Совета СССР и Мали. В тот же день Верховный Совет СССР дал обед в честь малийских парламентариев, во время которого М. А. Хайдара и Я. В. Пейве обменялись речами. 3 августа 1962 года делегация Мали отбыла в Германскую Демократическую Республику.

Завершение политической карьеры

Когда политическая обстановка в Мали обострилась и 2 марта 1966 года Модибо Кейта создал для управления страной Национальный комитет защиты революции, Хайдара вошёл в его состав . После того, как 17 января 1968 года было досрочно, за год до истечения полномочий, распущено Национальное собрание Мали, президент Модибо Кейта 25 января сформировал Законодательную комиссию (фр. Délégation legislatives) из 28 членов, во главе которой был вновь поставлен Махаман Алассан Хайдара.

Во время военного переворота 19 ноября 1968 года Хайдара находился в Тимбукту, где был задержан военными и переправлен в тюрьму в Бамако. Через некоторое время он был освобождён, вернулся на родину в Тимбукту и больше не возвращался к политической деятельности.

Махаман Алассан Хайдара скончался 17 октября 1981 года в городе Тимбукту.

Память

В 1995 году имя Махамана Алассана Хайдары получил колледж в Тимбукту.

Литература

• Махаман Алассан Хайдара. Люди и события. // Новое время. — М., 1962. — Вып. № 34. — С. 23.
• Кондратьев Г.С. Путь Мали к независимости. 1945-1960. — М.: Институт Африки. Издательство «Наука», 1970.
• Documents diplomatiques Français: 1968-Tome II (1er juillet-31 Décembre) . Edited by Ministere Des Affaires Etrangeres. — Paris: P.I.E. Piter Lang, 2010.
• Парламентские связи // Известия. — М., 29 июля 1962 года.
• Делегация Мали в Душанбе. Душанбе, 31 июля, ТАСС // Известия. — М., 1 августа 1962 года.
• Делегация Мали в Москве // Известия. — М., 2 августа 1962 года.
• В обстановке сердечности // Известия. — М., 4 августа 1962 года.

Ссылки

• [www.lmaht.com/ Lycee Mahamane Alassane Haidara de Tombouctou] (французский). Lycée Mahamane Alassane Haidara de Tombouctou B.P. 12 Tombouctou, République du Mali. Проверено 22 мая 2013. [www.webcitation.org/6Gpxh9pQp Архивировано из первоисточника 23 мая 2013].
• [www.youtube.com/watch?v=tgQwHlgEHvw Proclamation de l'indépendance du Mali] (французский). YouTube. — Махаман Алассан Хайдара и Модибо Кейта провозглашают Республику Мали 22 сентября 1960 года. Проверено 22 мая 2013.

Отрывок, характеризующий Хайдара, Махаман Алассан

Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
– Je trouve que c'est charmant! [Я нахожу, что это прелестно!] – говорил он про дипломатическую бумагу, при которой отосланы были в Вену австрийские знамена, взятые Витгенштейном, le heros de Petropol [героем Петрополя] (как его называли в Петербурге).
– Как, как это? – обратилась к нему Анна Павловна, возбуждая молчание для услышания mot, которое она уже знала.
И Билибин повторил следующие подлинные слова дипломатической депеши, им составленной:
– L'Empereur renvoie les drapeaux Autrichiens, – сказал Билибин, – drapeaux amis et egares qu'il a trouve hors de la route, [Император отсылает австрийские знамена, дружеские и заблудшиеся знамена, которые он нашел вне настоящей дороги.] – докончил Билибин, распуская кожу.
– Charmant, charmant, [Прелестно, прелестно,] – сказал князь Василий.
– C'est la route de Varsovie peut etre, [Это варшавская дорога, может быть.] – громко и неожиданно сказал князь Ипполит. Все оглянулись на него, не понимая того, что он хотел сказать этим. Князь Ипполит тоже с веселым удивлением оглядывался вокруг себя. Он так же, как и другие, не понимал того, что значили сказанные им слова. Он во время своей дипломатической карьеры не раз замечал, что таким образом сказанные вдруг слова оказывались очень остроумны, и он на всякий случай сказал эти слова, первые пришедшие ему на язык. «Может, выйдет очень хорошо, – думал он, – а ежели не выйдет, они там сумеют это устроить». Действительно, в то время как воцарилось неловкое молчание, вошло то недостаточно патриотическое лицо, которого ждала для обращения Анна Павловна, и она, улыбаясь и погрозив пальцем Ипполиту, пригласила князя Василия к столу, и, поднося ему две свечи и рукопись, попросила его начать. Все замолкло.
– Всемилостивейший государь император! – строго провозгласил князь Василий и оглянул публику, как будто спрашивая, не имеет ли кто сказать что нибудь против этого. Но никто ничего не сказал. – «Первопрестольный град Москва, Новый Иерусалим, приемлет Христа своего, – вдруг ударил он на слове своего, – яко мать во объятия усердных сынов своих, и сквозь возникающую мглу, провидя блистательную славу твоея державы, поет в восторге: «Осанна, благословен грядый!» – Князь Василий плачущим голосом произнес эти последние слова.
Билибин рассматривал внимательно свои ногти, и многие, видимо, робели, как бы спрашивая, в чем же они виноваты? Анна Павловна шепотом повторяла уже вперед, как старушка молитву причастия: «Пусть дерзкий и наглый Голиаф…» – прошептала она.
Князь Василий продолжал:
– «Пусть дерзкий и наглый Голиаф от пределов Франции обносит на краях России смертоносные ужасы; кроткая вера, сия праща российского Давида, сразит внезапно главу кровожаждущей его гордыни. Се образ преподобного Сергия, древнего ревнителя о благе нашего отечества, приносится вашему императорскому величеству. Болезную, что слабеющие мои силы препятствуют мне насладиться любезнейшим вашим лицезрением. Теплые воссылаю к небесам молитвы, да всесильный возвеличит род правых и исполнит во благих желания вашего величества».
– Quelle force! Quel style! [Какая сила! Какой слог!] – послышались похвалы чтецу и сочинителю. Воодушевленные этой речью, гости Анны Павловны долго еще говорили о положении отечества и делали различные предположения об исходе сражения, которое на днях должно было быть дано.
– Vous verrez, [Вы увидите.] – сказала Анна Павловна, – что завтра, в день рождения государя, мы получим известие. У меня есть хорошее предчувствие.


Предчувствие Анны Павловны действительно оправдалось. На другой день, во время молебствия во дворце по случаю дня рождения государя, князь Волконский был вызван из церкви и получил конверт от князя Кутузова. Это было донесение Кутузова, писанное в день сражения из Татариновой. Кутузов писал, что русские не отступили ни на шаг, что французы потеряли гораздо более нашего, что он доносит второпях с поля сражения, не успев еще собрать последних сведений. Стало быть, это была победа. И тотчас же, не выходя из храма, была воздана творцу благодарность за его помощь и за победу.
Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].