Хайнд, Джон Рассел

Джон Рассел Хайнд
англ. John Russell Hind
Дата рождения:	12 мая 1823(1823-05-12)
Место рождения:	Ноттингем
Дата смерти:	23 декабря 1895(1895-12-23) (72 года)
Место смерти:	Твикенхэм
Страна:	Великобритания Великобритания
Научная сфера:	астрономия
Место работы:	Гринвичская обсерватория, Обсерватория Бишопа
Известен как:	открыватель астероидов
Награды и премии:	Золотая медаль Королевского астрономического общества (1853) Королевская медаль (1855)

Джон Ра́ссел Хайнд (англ. John Russell Hind; 12 мая 1823 — 23 декабря 1895) — английский астроном.

Биография

Джон Рассел Хайнд родился 12 мая 1823 года в городе Ноттингеме. В семнадцать лет он отправился в Лондон учиться профессии гражданского инженера.

Благодаря помощи Чарльза Витсона он оставил инженерное дело и согласился работать в Гринвичской королевской обсерватории под руководством Джорджа Бидделя Эйри. Там он проработал 4 года.

С 1844 года Хайнд стал директором частной обсерватории Джорджа Бишопа.

В 1853 году Хайнд стал руководителем «Морского альманаха» (англ. Nautical Almanac), и занимал эту должность по 1891 год.

В 1855 году учёный был награждён Королевской медалью Лондонского королевского общества.

Является одним из первых исследователей астероидов, также обнаружил и исследовал переменные звезды R Зайца, U Близнецов и Т Тельца (также известная как Переменная туманность Хайнда), и обнаружил переменность μ Цефея. Кроме того, Хайнд обнаружил Nova Ophiuchi 1848 (V841 Ophiuchi), первую новую современности.

Хайнд женился в 1846 году, у него с женой было шестеро детей.

Джон Рассел Хайнд умер 23 декабря 1895 года в пригороде Лондона Твикенхэме.

В его честь названы Кратер Хайнд на Луне и астероид №1897 Хайнд.

Признание

• Член Лондонского королевского общества (1863)
• Иностранный член-корреспондент Петербургской академии наук (1878)

Литература

• Колчинский И.Г., Корсунь А.А., Родригес М.Г. Астрономы: Биографический справочник. — 2-е изд., перераб. и доп.. — Киев: Наукова думка, 1986. — 512 с.

Ссылки

• Plummer, William E. (1896). «[articles.adsabs.harvard.edu/full/1896AN....139..255P Dr. John Russell Hind, F.R.S]». Astronomische Nachrichten 139: 255. DOI:10.1002/asna.18961391609.  (англ.)
• [apod.nasa.gov/apod/ap071213.html Hind's variable nebula]. [www.webcitation.org/66JP9oDTH Архивировано из первоисточника 20 марта 2012]. — также известная как T Tauri  (англ.)

Отрывок, характеризующий Хайнд, Джон Рассел

Офицер этот стал ходить к Пьеру, и княжна смеялась над теми нежными чувствами, которые выражал итальянец к Пьеру.
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.