Хайнлайн, Роберт

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хайнлайн, Роберт Энсон»)
Перейти к: навигация, поиск
Роберт Энсон Хайнлайн
Robert Anson Heinlein

Роберт Хайнлайн раздаёт автографы, Worldcon-76
Псевдонимы:

Энсон МакДональд, Лайл Монро, Джон Риверсайд, Калеб Сандерс, Саймон Йорк

Место рождения:

Батлер, Миссури, США

Место смерти:

Кармел, Калифорния, США

Род деятельности:

прозаик, эссеист, сценарист

Годы творчества:

19391987

Жанр:

научная фантастика, фэнтези

Язык произведений:

английский

Дебют:

«Линия жизни»

Премии:

Хьюго (7), Небьюла, Локус (2)[1]

Подпись:

Ро́берт Э́нсон Ха́йнлайн[~ 1] (Robert Anson Heinlein[~ 2]; 7 июля 1907 года, Батлер, Миссури, США — 8 мая 1988 года, Кармел (англ.), Калифорния, США) — американский писатель, один из крупнейших писателей-фантастов, во многом определивший лицо современной научной фантастики[2][3]. Его называют «деканом писателей-фантастов»[4].

Хайнлайн стал первым профессиональным писателем-фантастом США и одним из первых, кто стал публиковаться в крупных популярных изданиях, например, The Saturday Evening Post в конце 1940-х годов. Его первые рассказы появились в журнале Astounding Science Fiction в 1939 году, он относился к группе писателей, ставших известными благодаря редактору Astounding Джону Кэмпбеллу. Карьера писателя длилась почти полстолетия, в своём творчестве Хайнлайн затронул многие темы, в том числе социальные и философские: индивидуальную свободу, ответственность индивида перед обществом, роль и формат семьи, природу организованной религии и многие другие.

В англо-американской литературной традиции Роберта Хайнлайна вместе с Артуром Кларком и Айзеком Азимовым относят к «Большой тройке» писателей-фантастов. Он стал обладателем престижных премий «Хьюго» и «Небьюла», единственным писателем, получившим «Хьюго» за пять романов. В его честь названы астероид и кратер на Марсе.





Биография

Рождение и детство

Роберт Энсон Хайнлайн родился 7 июля 1907 года в небольшом городке Батлер (штат Миссури) и стал третьим ребёнком в семье Рекса Айвора Хайнлайна и Бем Лайл Хайнлайн. Кроме двух старших братьев, Лоуренса и Рекса Мл., у Роберта позже появились три младшие сестры и брат[5]. В это время родители жили у деда по материнской линии, доктора Альва Э. Лайла. Через три года после его рождения семья переехала в Канзас-Сити (Миссури), где отец устроился на работу в Мидлендскую компанию сельскохозяйственных машин. Здесь и прошло детство Хайнлайна.

Наибольшее влияние на него в этот период оказал Альва Лайл, которого Роберт навещал в Батлере каждое лето до смерти того в 1914 году. Дед привил ему любовь к чтению и точным наукам, воспитал ряд положительных черт характера. В память о том Хайнлайн позже неоднократно пользовался псевдонимом Лайл Монро, в честь деда назвал также главного героя повести «Если это будет продолжаться…»[6]. Канзас-Сити находился в так называемом «библейском поясе», соответственно, Хайнлайн получил строгое, пуританское воспитание и заложенная внутренняя моральная основа осталась у него до конца жизни[2].

В 1920 году Хайнлайн поступил в Центральную среднюю школу Канзас-Сити[7]. К этому времени он очень сильно увлекался астрономией, прочитал все доступные книги по теме из Публичной библиотеки Канзас-Сити (англ.). Также на него произвело впечатление изучение эволюционной теории Дарвина, она оказала влияние на дальнейшее творчество Хайнлайна[5]. Школьное увлечение нестандартными математическими задачами также иногда находило отражение в произведениях писателя, как, например, тессеракт в рассказе «…И построил он себе скрюченный домишко».

Служба на флоте

После окончания школы Хайнлайн решил по примеру старшего брата Рекса поступить в Военно-морскую академию США в Аннаполисе. Это было непросто сделать, так как для допуска к вступительным экзаменам нужно было заручиться поддержкой одного из конгрессменов или сенаторов[2]. Дополнительным препятствием для его поступления было то, что обычно принимался только один член семьи из одного поколения. Поэтому Хайнлайн принялся активно собирать рекомендательные письма и отсылать их сенатору Джеймсу А. Риду для получения его ходатайства. Пока Хайнлайн ждал результатов, он проучился курс в Университете Миссури (англ.). За это время сенатор Рид получил сотню писем от желающих поступить в академию Аннаполиса — пятьдесят по одному от каждого лица и пятьдесят от Хайнлайна[5]. Таким образом было добыто право поступать в академию и Хайнлайн в июне 1925 года стал кадетом академии после успешно пройденных вступительных экзаменов[8].

Во время обучения в академии Хайнлайн жил в Банкрофт-Холле — общежитии кадетов. Он успешно изучал обязательные дисциплины, а также стал чемпионом академии по фехтованию, борьбе и стрельбе[5][9]. Трижды проходил практику − на линкорах «Юта», «Оклахома» и «Арканзас (англ.)»[10]. В 1929 году Хайнлайн успешно закончил обучение двадцатым в рейтинге из двухсот сорока трёх кадетов выпуска и получил звание энсина. Вообще он был пятым в рейтинге выпуска, но из-за дисциплинарных нарушений опустился на двадцатое место[8].

После академии Хайнлайн получил назначение на новый авианосец ВМС США «Лексингтон»[11] — в качестве офицера, отвечающего за радиосвязь с самолётами. В середине 1932 года получил звание младшего лейтенанта и переведён на эсминец USS Roper (англ.) как артиллерийский офицер[10]. В конце 1933 года у него был обнаружен туберкулёз, он провёл несколько месяцев на лечении, сначала в госпитале Фитцсиммонс в Денвере, затем в санатории под Лос-Анджелесом[5]. Во время нахождения в санатории он разработал водяной матрас (англ.)[12], который в дальнейшем будет упоминать в некоторых своих работах, но не запатентовал его. Из-за болезни Хайнлайн вскоре был признан полностью непригодным к дальнейшей службе и был вынужден уйти в отставку в чине лейтенанта в августе 1934 года, ему была назначена небольшая пенсия. Военная карьера его старших братьев сложилась более удачно: Рекс Хайнлайн после Аннаполиса сделал карьеру в армии США, где он служил до конца 50-х[9], Лоуренс Хайнлайн также служил в сухопутной армии, ВВС и Национальной гвардии Миссури, дослужившись до звания генерал-майора[13][14].

Впервые Хайнлайн женился 21 июня 1929 года на Элинор Лие Карри из Канзас-Сити, с которой был знаком ещё со школы. Отношения с женой сразу же не сложились, Хайнлайн, как военный моряк, в основном находился вдали от Канзас-Сити, Элинор же не хотела переезжать ни в Калифорнию, ни в другие места, где он служил. В итоге в октябре 1930 г. она подала в суд на развод, и брак, о котором Хайнлайн даже не сообщил своей семье, распался[10]. 28 марта 1932 года он уже более осознанно женился на Леслин Макдональд, политической активистке, довольно необычной и талантливой женщине[15].

Калифорния

После отставки Хайнлайн несколько недель провёл в аспирантуре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе (математика и физика); но оставил её, то ли по причине нездоровья[15], то ли из-за увлечения политикой[8]. Он поселился в Лорел Каньоне (англ.), пригороде Лос-Анджелеса, сменил множество специальностей, включая должность риелтора недвижимого имущества и служащего серебряных копей. Позднее он вступил в движение Э. Синклера под лозунгом «Покончим с бедностью в Калифорнии! (англ.)» (EPIC), популярное в начале 1930-х годов в Калифорнии, став к 1935 году секретарём окружной ассамблеи движения и членом комиссии по составлению конституции EPIC. Когда же Синклер баллотировался губернатором от Демократической партии, Хайнлайн активно участвовал в этой провальной кампании. В 1938 году он сам баллотировался в Законодательное собрание Калифорнии, но вновь неудачно[~ 3].

Хайнлайн обладал широтой политических взглядов, часть которых можно отнести и к социалистическим. Следует заметить, что американский социализм в то время находился не под влиянием марксизма, а имел собственные традиции, близкие к утопическому социализму Сен-Симона[5]. Кроме влияния со стороны второй жены, Леслин, Хайнлайн ещё в детстве читал много книг Уэллса, впитывая вместе с ними и его прогрессивный социализм[16], который легко совмещался с позициями американских левых сил, в том числе с движением Э. Синклера. В 1954 году, уже основательно сменив политические взгляды, Хайнлайн писал об этом[17]:

...многие американцы... громко заявляли, что Маккарти создал «власть террора». Вы напуганы? Я — нет, а уж в моём прошлом много политических действий, слишком левых по отношению к позиции сенатора Маккарти.

Писательская карьера

Неудача на политическом поприще и обременительная ипотека вынудили его искать дополнительные источники дохода[~ 4]. Хайнлайну удалось продать редактору Джону Кэмпбеллу свой рассказ «Линия жизни», который был написан за четыре дня в апреле 1939, и он был опубликован в августовском номере журнала Astounding Science Fiction[20]. За исключением работы во время Второй Мировой войны и кратковременного участия в политических кампаниях, Хайнлайн в дальнейшем зарабатывал на жизнь исключительно писательским трудом[21]. Уже в 1941 году он был приглашён в качестве почётного гостя на Всемирный конвент научной фантастики (Worldcon-41), проходивший в Денвере (также Хайнлайн был почётным гостем этого конвента в 1961 и 1976 годах).

Во время войны Хайнлайн работал вместе с Айзеком Азимовым и Л. Спрэг де Кампом в Научно-исследовательской лаборатории ВМФ в Филадельфии[15]. Они разрабатывали методы борьбы с обледенением самолётов на больших высотах, аппаратуру для слепой посадки и компенсирующие гермокостюмы[2]. Здесь Хайнлайн познакомился с Вирджинией Дорис Герстенфельд, которую полюбил, но не захотел разрывать брак с женой.

В 1947 году Хайнлайн всё же развёлся c Леслин, у которой к тому времени усугубились проблемы с алкоголем; в следующем году в третий и уже последний раз он женился на Вирджинии Герстенфельд, в браке с которой прожил оставшиеся 40 лет своей жизни[15]. Вирджиния никогда не была соавтором работ мужа, однако оказывала влияние на процесс их написания: она первой читала новые произведения, подсказывала различные идеи, была его секретарём и менеджером[22].

Вскоре после женитьбы Хайнлайн с Вирджинией переехали в Колорадо-Спрингс, где они спроектировали и построили свой дом с бомбоубежищем[~ 5].

В 1953—1954 годах чета Хайнлайнов предприняла своё первое кругосветное путешествие, впечатление от которого косвенно повлияло на его романы-путешествия (наподобие «Марсианки Подкейн»). Только в 1992 году была издана книга Хайнлайна «Tramp Royale», в которой описано это путешествие[23]. А в 1959—1960 они посещали СССР, ради чего Вирджиния два года усердно изучала русский язык. Сначала Хайнлайну вполне нравилось в Советском Союзе, но сбитый как раз в это время американский разведывательный самолёт−шпион U-2 с лётчиком Пауэрсом испортил ему впечатления[3].

В середине 60-х, в связи с хронической высотной болезнью Вирджинии, Хайнлайны перебрались обратно в Калифорнию, поселившись временно в городе Санта-Круз, пока в 1967 не был построен новый дом в близлежащей статистически обособленной местности Бонни Дун (англ.)[24][~ 6]. Одной из причин покинуть Колорадо-Спрингс было также желание оказаться подальше от первоочередных целей для ядерной атаки, которой являлся штаб Командования воздушно-космической обороны Северной Америки.

Айзек Азимов полагал, что женитьба на Джинни[~ 7] означала и смену политических приоритетов Хайнлайна[25]. Вместе они основали «Лигу Патрика Генри» (1958) и в 1964 году активно участвовали в предвыборной кампании Барри Голдуотера, а «Tramp Royale» содержит две большие апологии Маккарти. Разочарование и отход от социализма Уэллса в сторону консервативных взглядов не было одномоментным, это началось ещё во время войны. Пока Хайнлайн придерживался своих традиционно-патриотических и либерально-прогрессивных взглядов, сама политика изменилась, и он вместе с миллионами других американских либералов был вынужден отойти от американского либерализма[5].

Важнейшим общественным деянием Хайнлайна всё-таки являются его романы для юношества. Он писал их с научной точки зрения, при этом превосходно зная мир взрослых, практически в одиночку создав жанр юношеской научной фантастики[26]. Его романы были актуальны, пока в 1959 году роман «Звёздный десант» не был отклонён редакцией издательства Scribner[27][28]. Тогда Хайнлайн смог отказаться от амплуа «ведущего автора детских книг», от которого он уже устал[29], и далее пошёл своим собственным путём. Начиная с 1961 года он публикует книги, радикально расширившие границы НФ-жанра, начиная с самого известного[30] его романа — «Чужак в чужой стране» (1961, англ. Stranger in a Strange Land, переводился также как «Чужак в чужом краю») и далее — «Луна — суровая хозяйка» (1966, англ. The Moon Is a Harsh Mistress, в другом переводе ­— «Луна жёстко стелет»), который считается вершиной его творчества[31][32]. Признанием его заслуг является приглашение телевидения комментировать в прямом эфире высадку на Луну американских астронавтов в 1969 году, вместе с Артуром Кларком и Уолтером Кронкайтом[8].

Последние годы и смерть

Напряжённая работа привела Хайнлайна в 1970 году на грань смерти. Десятилетие 70-х началось для него с перитонита, крайне опасного для жизни, излечение потребовало более двух лет. Как только он почувствовал себя настолько хорошо, что смог работать, Хайнлайн в 1973 году создал роман «Достаточно времени для любви, или Жизни Лазаруса Лонга», в котором появилось множество сюжетов, разрабатываемых им в позднем творчестве. В середине 70-х он получил заказ на две статьи в «Ежегодник Британской энциклопедии» и вместе с Джинни объездил страну для организации сбора донорской крови[33], а также стал почётным гостем на Третьем мировом конгрессе НФ в Канзас-Сити (1976)[8].

Отпуск на Таити в 1978 году окончился тяжёлым приступом ишемической болезни сердца. Он перенёс одну из первых операций коронарного шунтирования. В июле 1979 он был приглашён выступить перед Объединённым комитетом Сената и Палаты Представителей. Его речь свидетельствовала о вере, что доходы от развития космических технологий окажут существенную помощь больным и пожилым людям[5].

Операции позволили Хайнлайну вновь начать работать в 1980 году, когда он подготовил для издания сборник «Расширенная Вселенная». Хайнлайн не забывает о крупной литературной форме, в 1980-е годы он успел написать ещё пять романов. В 1983 году он посетил Антарктиду, последний материк, на котором ещё не бывал[8].

Но здоровье писателя значительно ухудшилось к 1987 году, что заставило его с Джинни переехать из Бонни Дун в близлежащий городок Кармел, чтобы иметь возможность получать необходимую медицинскую помощь. Там он и умер во сне от последствий эмфиземы утром 8 мая 1988 года[34], во время начальной стадии работы над романом из серии «Мир как миф». Его тело было кремировано, а прах развеян над Тихим океаном[15].

Творчество

Периодизация творчества

Традиция разделять творчество Роберта Хайнлайна на несколько периодов происходит, вероятно, из работы Алексея Паншина «Heinlein in Dimension» (1968)[21]. Паншин делил писательскую карьеру Хайнлайна на три периода: влияния (1939—1945), успеха (1947—1958) и отчуждения (1959—1967)[35][~ 8]. Критик Гэри Вестфаль, не согласный с периодизацией Паншина, разделяет всё творчество писателя на две части: научно-фантастическую (1939—1957) и сатирическую (1958—1988), обосновывая такое деление запуском первого искусственного спутника Земли, который подвёл итог пропагандистской деятельности писателей-фантастов[36]. Российский критик и писатель Андрей Балабуха выделяет три периода: начальный (1939—1942), зрелый (1947—середина 60-х, в два потока) и последний (1970—1988)[2]. Другой российский исследователь наследия Хайнлайна, Андрей Ермолаев, не опровергая периодизацию Балабухи, указывает на значительный переворот в душе писателя в 60-е годы, что привело к заметному контрасту поздних романов относительно более раннего творчества[37]. Однако Джеймс Гиффорд довольно скептически относится к подобным попыткам разделения произведений автора по периодам, отмечая, что у каждого читателя и исследователя будет своё видение подобной периодизации, и при этом всегда найдутся произведения, не укладывающиеся в разработанную схему[21]. Таким образом, единой общепринятой периодизации творчества Хайнлайна не существует.

Раннее творчество: 1939—1959

Первый роман, написанный Хайнлайном, назывался «Нам, живущим» (1939), хотя был опубликован только в 2003 году. Он был больше похож на серию лекций по социальным теориям и оказался неудачным в литературном отношении[5]. Однако Джон Клют в своём обзоре на роман утверждал, что если бы Хайнлайн и его коллеги смогли опубликовать подобную «взрослую» НФ на страницах тогдашних журналов, то научная фантастика сейчас «по крайней мере не играла бы такую фантастически плохую роль, как некоторые её ныне живущие разновидности»[38].

Потерпев неудачу с романом, Хайнлайн в 1939 году начал продавать в редакции журналов свои первые рассказы, составившие позднее цикл «История будущего». Его карьера на этом этапе была тесно связана со знаменитым редактором Джоном Кэмпбеллом. Вспоминая это время, Фредерик Пол называет Хайнлайна «величайшим писателем-фантастом эпохи Кэмпбелла»[39]. Айзек Азимов говорил, что, начиная со своего первого опубликованного рассказа, Хайнлайн был признан лучшим писателем-фантастом и сохранил этот титул до конца жизни[40]. В журнале Astounding Science Fiction в мае 1941 года для «Истории будущего» была опубликована схема политических, культурных и технологических перемен XX века и далее. Однако в дальнейшем Хайнлайн написал много рассказов и романов, отклонявшихся от его ранней схемы, но образующих самостоятельные циклы. Реальность XX века опровергла его «Историю будущего». Несоответствия Хайнлайн сумел преодолеть в 80-е годы, введя концепцию «Мира как мифа».

Первый роман Хайнлайна был опубликован отдельным изданием только в 1947 году, это был Ракетный корабль «Галилео»[41]. Первоначально редакция отвергла этот роман, потому что полёт на Луну считался тогда совершенно неактуальным. Только в конце войны Хайнлайн нашёл издателя — Charles Scribner’s Sons, который и стал каждое Рождество выпускать по роману для юношества, написанные Хайнлайном[42]. Восемь книг в этой серии, начиная с «Космического кадета», были снабжены чёрно-белыми иллюстрациями Клиффорда Гери в стиле граттаж[43]. В этот период был издан роман «Фермер в небе» (англ. Farmer in the Sky — в журнале Boys' Life, в четырёх номерах за август — ноябрь 1950 года, под названием Satellite Scout («Звёздный скаут»), который спустя пятьдесят лет был отмечен ретроспективной премией «Хьюго» за достижения в научной фантастике. На премию «Хьюго» из романов для юношества номинировался также ставший довольно популярным «Имею скафандр — готов путешествовать»[44].

Ранние романы Хайнлайна интересны и детям, и взрослым. Его главные герои этого периода — обычно очень неординарные интеллектуальные подростки, пробивающиеся наверх в обществе взрослых. По форме эти романы просты — это рассказ о приключениях, конфликтах с учителями и родителями и т. д. Хайнлайн превосходно знал о цензурных ограничениях, и поэтому его романы часто консервативны по форме, что не мешало ему проводить идеи, невозможные в «тинэйджеровской» фантастике других авторов тех же лет. Хайнлайн полагал, что юные читатели гораздо более искушены, чем это обычно считается, поэтому в своих книгах он пытался подтолкнуть их к размышлениям[26]. В «Красную планету» (1949), где речь идёт о революции, в которую вовлечены учащиеся интерната на Марсе, редактор потребовал внести изменения. Его смутило, что подростки ловко обращаются с оружием, а кроме того, слишком экзотично выглядел механизм размножения марсиан (у которых было три пола, совпадающих со стадиями развития)[26]. Хайнлайну вообще не везло с издателями: в «Марсианке Подкейн» пришлось заново писать финал, а «Кукловоды» и «Чужак в чужой стране» были сначала изданы в сильно сокращённом виде[21]. В конце 50-х годов стал очевиден конфликт взглядов и образа жизни Хайнлайна с его амплуа — писателя для тинэйджеров.

Джеймс Блиш в 1957 году объяснял успех ранних романов Хайнлайна высококачественной техникой и структурой письма, его врождённым, практически инстинктивным пониманием технических приёмов в фантастике, которые остальные писатели постигали в результате горького опыта[45].

Хайнлайн стал автором множества клише, без которых немыслим фантастический жанр, но революционных в своё время. Например, роман «Кукловоды» (1942, напечатан в 1951) породил идею пришельцев-паразитов, подчиняющих человеческую волю.

С серией романов для юношества было покончено при появлении романа «Звёздный десант» (1959), который должен был стать очередным романом для Scrinber’s, но из-за своей дискуссионности не был принят издательством. Этот роман стал ответом на призывы к одностороннему прекращению ядерных испытаний со стороны США[46].

Зрелое творчество: 1961—1969

В этот период Хайнлайн написал свои самые знаменитые романы. Его работы исследуют в этот период все темы, от либертарианства и индивидуализма до свободной любви, что составляет до некоторой степени шокирующий контраст с тематикой его ранних романов[47]. Всё началось с «Чужака в чужой стране» (1961), который является логическим продолжением неопубликованного литературного дебюта с теми же темами свободной любви и радикального индивидуализма[~ 9].

«Чужак в чужой стране» писался более 10 лет и в предварительном варианте назывался «The Heretic», он был закончен после перерыва для работы над «Звёздным десантом». Возможно, Хайнлайн опубликовал бы роман и раньше, в одном из более ранних вариантов, но в 50-е годы из-за сексуальной составляющей книги опубликовать её было практически невозможно[48]. Даже в начале 60-х у автора возникли сложности с публикацией романа, в издательстве «Putnam» не хотели издавать его из-за темы секса и религии, и вообще в редакции больше надеялись на то, что Хайнлайн продолжит писать успешные романы для юношества. Лишь сократив книгу с 220 000 слов до 160 000, он добился публикации романа, доказав заодно свою способность писать и продавать художественные произведения любых жанровых категорий[5].

По мнению критиков и публики, лучшим романом Хайнлайна является «Луна — суровая хозяйка» (1966). В нём описана война за независимость лунных колоний, с изложением анархической доктрины об опасности любого правительства — включая республиканское — для индивидуальной свободы.

В этот период Хайнлайн обращается также к фэнтези. Он написал несколько рассказов в этом жанре ещё в 40-е годы, но его единственным «чистым» фэнтези был роман «Дорога доблести» (1963).

Позднее творчество: 1970—1987

Следующий роман Хайнлайна — «Не убоюсь я зла» (1970, в другом переводе «Пройдя долиной смертной тени») — окрашен заметными сатирическими мотивами и даже элементами антиутопии[49]. Логически к этому роману примыкает другой — «Достаточно времени для любви» (1973).

Проблемы со здоровьем преследовали писателя следующие несколько лет. Лишь к 1979 году он закончил следующий роман, «Число Зверя», после чего создал ещё четыре романа, включая «Уплыть за закат» (1987). Все эти книги явно связаны между собою особенностями персонажей, а также временем и местом действия. Эта пенталогия стала изложением философии Хайнлайна. В них много философских моно- и диалогов, сатиры, множество рассуждений о правительстве, сексуальной жизни и религии[36][50]. Многие критики отзывались об этих романах отрицательно[51][52][53]. Ни один из них не был удостоен премии «Хьюго».

Сюжеты поздних романов не являются однотипными. «Число Зверя» и «Кот, проходящий сквозь стены» начинаются как легкомысленные приключенческие истории, плавно переходящие в поток авторской философии в финале. Критики до сих пор спорят, является ли литературная «небрежность» признаком усталости мастера, его невнимания к форме рассказа, отсутствия редакторского контроля, или же это — сознательное желание порвать со стереотипами жанра и расширить границы научной фантастики, перейти на новый творческий уровень[37]. По стилю «Число Зверя» можно причислить к разновидности «магического реализма». Критики полагают, что поздние романы Хайнлайна являются своеобразными ответвлениями «Истории будущего» и объединяются под общим заглавием «Мир как миф» (от лозунга пантеистического солипсизма — экзотической доктрины, предложенной одной из героинь «Числа Зверя»)[54].

Несколько особняком здесь стоят романы «Пятница» и «Иов, или Осмеяние справедливости». Первый является более традиционным приключенческим произведением с тонкими отсылками к раннему творчеству Хайнлайна, а второй — явной антирелигиозной сатирой[55].

Посмертные публикации

Вирджиния Хайнлайн (ушедшая из жизни в 2003 году) в 1989 году издала сборник «Ворчание из могилы» (англ. Grumbles from the Grave), являющийся собранием переписки Хайнлайна с его издателями. В сборнике «Реквием: дань памяти Мастера» (англ. Requiem: Collected Works and Tributes to the Grand Master, 1992) увидели свет некоторые ранние рассказы, которыми Хайнлайн был недоволен и не публиковал при жизни. Были изданы публицистические книги Хайнлайна: «Tramp Royale», описание их кругосветного путешествия начала 50-х годов, а также книга «Забирайте своё правительство» (англ. Take Back Your Government, 1946). В 2003 году впервые издан первый его роман «Нам, живущим» (англ. For Us, the Living), считавшийся до этого утраченным[56]. В 2012 году было закончено издание полного собрания сочинений Хайнлайна в 46 томах, известное как Virginia Edition[57][58].

Спайдер Робинсон, коллега, друг и почитатель Хайнлайна[59], взяв за основу его неопубликованные наброски от 1955 года, написал роман «Переменная звезда»[60]. Роман был издан в 2006 году с именем Хайнлайна на обложке над именем Робинсона[61].

Основная проблематика, затронутая в творчестве

Политика

Политические взгляды Хайнлайна сильно колебались в течение его жизни, что сказывалось на содержании художественных произведений. В ранних работах, включая его неопубликованный роман «Нам, живущим», элементы политики Рузвельта попросту перенесены в космос XXI века, например, Космический строительный корпус из рассказа «Неудачник» явно является футуристической версией Гражданского корпуса охраны окружающей среды.

Романы из юношеской серии написаны с позиции консервативных ценностей. В «Космическом кадете» именно под военным руководством мировое правительство обеспечивает мир во всём мире. Патриотизм и решительная поддержка военных являются ключевыми элементами консерватизма Хайнлайна, который с 1954 года перестал считать себя демократом[16]. «Звёздный десант», где говорится о наличии положительной роли у насилия в истории человечества, некоторые критики называют апологией фашизма и милитаризма[28][62][63][64][65]. Вопреки подобной критике, сам автор лишь утверждал, что нет ни единого шанса избавиться от войн в обозримом будущем, так как таковы реалии многообразной человеческой цивилизации[66], а также был против всеобщей воинской обязанности[67].

Не следует отрицать наличие более чем либеральных взглядов у Хайнлайна. Писавшийся в одно время со «Звёздным десантом» «Чужак в чужой стране» стал культовой книгой хиппи, а «Луна — суровая хозяйка» служила источником вдохновения для либертарианцев. Отклик у обеих групп вызвали его темы личной свободы мыслей и действий[68]. Среди американских писателей, оказавших литературное влияние на либертарианство, Хайнлайна ставят на второе место после Айн Рэнд[69].

Христианство и власть. Специфическими были взгляды Хайнлайна на христианство, столь актуальные в США. В частности, он был против любого сращения власти и религии, что и привело к написанию «Иова», где он любую организованную религию буквально пригвоздил к позорному столбу. Много об этом написано и в «Чужаке в земле чужой». «История будущего» содержит период «затмения», в который фундаменталисты устанавливают протестантскую диктатуру в США.

Положительная оценка военных, особенно в романах для тинэйджеров, тесно связана проповедью Хайнлайном индивидуализма. Его идеальные военные (особенно в романах «Между планетами», «Луна — суровая хозяйка», «Красная планета» и, разумеется «Звёздный десант») — это всегда отдельно взятые добровольцы, иногда — повстанцы. Поэтому и правительство для Хайнлайна — это продолжении армии, которая должна защищать свободное общество (такая идея содержится даже в романе «Достаточно времени для любви»).

Ранний Хайнлайн склонялся к социализму, но на всю жизнь остался убеждённым антикоммунистом. Из поездки в СССР в 1960 году Хайнлайн вернулся антисоветчиком[3], что отразилось в серии эссе, таких как «Pravda — значит „Правда“» и «„Интурист“ изнутри».

Мальтузианство и войны. Хайнлайн был убеждённым мальтузианцем, ибо считал, что давление населения на окружающую среду диктует поведение социума. Особенно ярко это проявилось в романах «Красная планета» и «Небесный фермер» (1950). Здесь интересен эпизод в «Жизнях Лазаруса Лонга» (1973), описывающий столкновения фермеров с банком, где Хайнлайн очень выпукло изобразил трагический процесс превращения пионерского общества в цивилизованное. Хайнлайн явно отдаёт предпочтение эволюционному пути развития общества, хотя многие его романы являются хрониками революций (на Марсе, Венере и Луне). Ярким примером его идеологии является «Луна — суровая хозяйка», где свергшие авторитарный режим колонисты становятся жертвами общего пути развития человечества, всё более и более ущемляющего личность (об этом, впрочем, написано уже в романе «Кот, проходящий сквозь стены»).

Антирасизм

Хайнлайн вырос в обществе с расовой сегрегацией, а как писатель прославился в период борьбы афроамериканцев за свои гражданские права. Впервые скрытые выпады против расизма появляются в повести «Джерри — человек» (1947 год) и романе 1948 года «Космический кадет». Его ранние произведения шли впереди своего времени в своём явном неприятии расизма и наличии "небелых" персонажей, так как до 1960-х герои в научной фантастике чаще имели зелёную кожу, чем чёрную[70]. Он иногда играл с цветом кожи своих героев, сначала заставляя читателей ассоциировать себя с главным героем, а затем вскользь упоминая его не белое происхождение, как это было в «Туннеле в небе» и «Звёздном десанте»[71]. Открыто этой темы (именно на американском материале) Хайнлайн коснулся в романе «Луна — суровая хозяйка».

Самым провокационным в этом смысле стал роман 1964 года «Свободное владение Фарнхэма», в котором белые герои с чёрным слугой оказались заброшенными на две тысячи лет в будущее, где существует кастовое рабовладельческое общество, в котором рабами являются сплошь белые, а господствующей кастой — чёрные и мусульмане.

Перед войной, в 1940 году Хайнлайн пишет повесть «Шестая колонна», где американское сопротивление борется с агрессорами жёлтой расы, уже захватившими к тому времени весь Евразийский материк (включая Россию и Индию). Позже он отмежевался от расистских аспектов этой повести, признавая, что создавал её на основе устного пересказа Кэмпбеллом сюжета своего ненаписанного рассказа, а также ради гарантированного гонорара[72]. Вообще, многие критики пытались уличить Хайнлайна в пропаганде «жёлтой угрозы»[73][74], что можно также усмотреть в некоторых эпизодах «Туннеля в небе» и «Небесного фермера». Впрочем, в той же «Шестой колонне» ревностно служит США американец азиатского происхождения, а мечтает о будущей диктатуре учёных белый профессор.

Индивидуализм

Многие романы Хайнлайна — истории революции, направленной против политического притеснения. Однако Хайнлайн далёк от манихейства, поэтому изображает угнетателей и угнетённых иногда даже двусмысленно. В «Свободном владении Фарнхэма» сын главного героя сначала пытается отделиться, но затем идёт на кастрацию ради собственного места в жизни.

В дальнейшем Хайнлайн смещает фокус своего внимания на притеснение личности обществом, а не правительством.

Для Хайнлайна неотделимы понятия индивидуализма и высокого интеллекта, и компетентности. Это очень ярко и прямо проповедуется в романах для юношества, а в «Жизнях Лазаруса Лонга» сборник афоризмов оканчивается коронным: «Специализация — для насекомых».

Сексуальная эмансипация

Для Хайнлайна личная свобода означала и свободу сексуальную, поэтому тема свободной любви появляется у него в 1939 году и не исчезает до самой смерти. Развитие темы секса в раннем творчестве писателя часто критикуют за жеманность, неуклюжесть и отсутствие непосредственных описаний[75][76]. По ряду причин на раннем этапе Хайнлайн затрагивал сексуальность в очень небольшом количестве произведений, однако начиная с «Чужака в чужой стране» (ставшей одной из первых НФ-книг, в которой открыто обсуждаются вопросы секса) эта тема занимает значительное место в его работах[59]. Ближе к концу карьеры Хайнлайн начал рассматривать эрекцию и оргазм с юмором и апломбом[77].

Рассказ «Все вы зомби»[78] (1959) и роман «Не убоюсь я зла» (1970) поднимают тему изменения пола.

В некоторых романах, особенно на позднем этапе творчества, Хайнлайн обращается к исследованию детской сексуальности и инцеста. Например, в «Свободном владении Фарнхэма» у дочери главного героя Карен по ряду намёков автора проявляется комплекс Электры: она прямо говорит, что выбирая между отцом и взрослым братом, как мужьями, предпочтёт отца. Тема инцеста фигурирует также в «Детях Мафусаила», «Дороге доблести», «Достаточно времени для любви»[77].

Интересно, что почти все женские персонажи Хайнлайна обладают явно рациональным умом и характером. Они неизменно компетентны, умны, интеллектуальны, храбры, и всегда контролируют жизненные обстоятельства (насколько это вообще возможно), не уступая в этих качествах мужским персонажам[79]. Образцом для сильных женских персонажей из ранних работ Хайнлайна, возможно, была его вторая жена Леслин МакДональд, в дальнейшем же её место заняла Вирджиния Хайнлайн[80]. Хотя у них часто есть антиподы — ханжеские, ограниченные женщины, с которыми главный герой связан узами брака — как в «Свободном владении Фарнхэма», «Иов, или осмеяние справедливости».

Впрочем, не следует считать Хайнлайна апологетом феминизма. Так, в «Двойной звезде» (1954) секретарша Пенни (вполне умная и рассудительная) — позволяет эмоциям вмешиваться в её должность и выходит замуж за своего босса — преуспевающего политика[81].

Философские взгляды

Важным источником является для нас здесь роман «Уплыть за закат», где главная героиня Морин Джонсон задаётся вопросом: «Целью метафизики является задавать такие вопросы: Для чего мы здесь? Куда мы попадаем после смерти? И — Почему эти вопросы неразрешимы?» Вопросы — основа метафизики Хайнлайна. Лазарус Лонг (её сын) в романе 1973 года справедливо заявляет, что для того, чтобы ответить на вопрос «что есть Вселенная?», необходимо выйти за её пределы.

Наиболее концентрированно философские проблемы выражены Хайнлайном в произведениях короткой формы. Солипсизм — «Они», причинность — «По собственным следам», ограниченность человеческого восприятия — «Аквариум с золотыми рыбками», иллюзорность мира — «Неприятная профессия Джонатана Хога».

В 30-е и 40-е годы Хайнлайн глубоко интересовался учением об общей семантике Альфреда Коржибски и посещал его семинары. Тогда же Хайнлайн заинтересовался учением мистика Петра Демьяновича Успенского.

Мир как миф

Идея Мира как мифа (англ. World as Myth) принадлежит Хайнлайну и была развита им в книге «Число зверя». Согласно ей, мифы и вымышленные миры существуют как несчётное множество Вселенных, параллельно с нашей. Точнее, число вымышленных вселенных составляет 10 314 424 798 490 535 546 171 949 056 или <math>((6)^6)^6</math>. В этой мультивселенной история будущего Хайнлайна — это лишь одна из огромного числа Вселенных, которые составляют мир как миф.

Романы, составляющие цикл:

Правила Хайнлайна

Роберт Хайнлайн не оставил после себя никакой известной тройки законов, которые были у Айзека Азимова и Артура Кларка. Однако в эссе 1947 года «On the Writing of Speculative Fiction» он рассказал о пяти правилах писательского успеха[21]:

  1. Вы должны писать
  2. Вы должны заканчивать написанное
  3. Вы должны воздерживаться от переделки, кроме случаев, когда этого потребует редактор
  4. Вы должны выйти с вашим произведением на рынок
  5. Вы должны держать его на рынке, пока его не купят

Писатель не скрывал от потенциальных конкурентов эти правила, так как полагал, что очень немногие авторы смогут полностью им следовать[83].

Наследие Хайнлайна

Наряду с Айзеком Азимовым и Артуром Кларком, Роберт Хайнлайн оценивается как один из трёх Великих Мастеров фантастики[84][85], он признавался первым в этой тройке[86]. Он был одним из ярких представителей Золотого века научной фантастики и начало его карьеры было тесно связано с редактором Astounding Science Fiction Джоном Кэмпбеллом[87].

Известность пришла к Хайнлайну очень рано. Уже в 1953 году при опросе ведущих НФ-авторов того времени, он указывался как наиболее влиятельный современный автор[88]. В 1974 году его первым из всех писателей-фантастов удостоили Damon Knight Memorial Grand Master Award (англ.) за прижизненные заслуги перед научной фантастикой. Критик Джеймс Гиффорд писал: «Хотя многие другие авторы превзошли Хайнлайна по результативности, мало кто может утверждать, что оказал настолько обширное и продуктивное влияние на жанр, как он. Десятки писателей-фантастов довоенного Золотого века по сей день с неприкрытым энтузиазмом доверяются Хайнлайну ради развития собственной карьеры, формирования своего стиля и сюжетов[89].

Хайнлайн внёс свой вклад и в освоение космоса. В снятом по его сценарию фильме 1950 года «Место назначения — Луна» пропагандируется идея космической гонки с Советским Союзом, за десять лет до того, как это явление стало узнаваемым, при этом фильм продвигался посредством беспрецедентной рекламной кампании в печатных изданиях. Многие астронавты и другие лица, причастные к космической программе США, вдохновлялись творчеством Роберта Хайнлайна, например, его повестью «Человек, который продал Луну»[90].

Всего за 48 лет писательской карьеры Хайнлайн создал 33 романа[~ 10], 59 рассказов и 16 сборников произведений. По мотивам его сочинений снято 4 кинофильма, 2 телесериала, несколько радиопостановок и прочее[91].

В СССР Хайнлайн впервые был переведён ещё в 1944 году[92], однако к 1990 году число изданий Хайнлайна на русском языке не превышало 20. В основном это были рассказы, только в 1977 году в журнале «Вокруг света» (№ 1−5) был опубликован роман «Пасынки Вселенной». С 1990-х годов популярность писателя в России резко выросла (45 изданий в 1992 году, к 2003 — более 500)[93], увидели свет несколько представительных собраний сочинений. Первым из них были «Миры Роберта Хайнлайна» в 25 томах.

В 2003 году организацией, ответственной за сохранение наследия Хайнлайна, была учреждена его именная премия, которая вручается за написание произведений, вдохновляющих людей на освоение космоса. Также есть литературная премия (англ.) по имени героя рассказа «Зелёные холмы Земли» — космонавта, потерявшего зрение, но не космос и ставшего космическим бардом — присуждаемая за лучшее фантастическое произведение, написанное в поэтической форме[94].

Награды

Жёлтым цветом выделены ретроспективные награды, которые вручались через значительное время после публикации произведения.

Год Премия Категория Произведение Прим.
1951 Хьюго Лучший роман Фермер в небе [95]
1951 Хьюго Лучшая повесть Человек, который продал Луну [95]
1951 Хьюго Лучшая постановка Место назначения — Луна [95]
1956 Хьюго Лучший роман Двойная звезда [96]
1960 Хьюго Лучший роман Звёздный десант [97]
1961 Секвойя (англ.) Книга для детей Имею скафандр — готов путешествовать [98]
1962 Хьюго Лучший роман Чужак в чужой стране [99]
1967 Хьюго Лучший роман Луна — суровая хозяйка [100]
1975 Небьюла Грандмастер яяприжизненные достижения [101]
1978 Сэйун (англ.) Лучший переводной роман Не убоюсь я зла [102]
1983 Прометей Зал славы Луна — суровая хозяйка [103]
1985 Локус Лучший роман фэнтези Иов, или Осмеяние справедливости [104]
1987 Прометей Зал славы Чужак в чужой стране [105]
1990 Локус Лучшая публицистика Grumbles from the Grave [106]
1996 Прометей Зал славы Красная планета [107]
1997 Прометей Зал славы Дети Мафусаила [108]
1998 Прометей Зал славы Достаточно времени для любви [109]
1998 Зал славы научной фантастики и фэнтези Н/д яяприжизненные достижения [110]
2003 Прометей Зал славы Реквием (англ.) [111]

Библиография

За свою плодотворную писательскую карьеру Хайнлайн написал более 30 романов и множество произведений малой формы. Все его произведения можно разделить на несколько групп: цикл «История будущего» с примыкающими циклами «Лазарус Лонг» и «Мир как Миф», серия «юношеских» романов для издательства Charles Scribner's Sons[en] и отдельные «взрослые» романы.

Список романов

Год Название Оригинал Примечание
1953 Астронавт Джонс Starman Jones
1952 Космическое семейство Стоун The Rolling Stones aka Space Family Stone
1958 Будет скафандр — будут и путешествия Have Space Suit—Will Travel
1956 Время для звёзд Time for the Stars
1957 Гражданин Галактики Citizen of the Galaxy
1956 Дверь в лето The Door into Summer
1956 Двойная звезда Double Star Награждён Hugo Award, 1956
1941 Дети Мафусаила Methuselah’s Children Часть «Истории будущего». Помещён в «Зал славы» премии «Прометей» (1997)
2003 Нам, живущим For Us, The Living: A Comedy of Customs Написан в 1939, но опубликован посмертно
1963 Дорога славы Glory Road
1973 Достаточно времени для любви Time Enough for Love Помещён в «Зал славы» премии «Прометей» (1998)
1959 Звёздный десант Starship Troopers Награждён Hugo Award, 1960
1954 Звёздный зверь The Star Beast
1984 Иов, или Осмеяние справедливости Job: A Comedy of Justice
1948 Космический кадет Space Cadet
1985 Кот, проходящий сквозь стены The Cat Who Walks Through Walls
1949 Красная планета Red Planet Оригинальная версия без редакторских правок опубликована в 1990
1951 Кукловоды The Puppet Masters
1966 Луна — суровая хозяйка The Moon Is a Harsh Mistress Награждён Hugo Award, 1967
1963 Марсианка Подкейн Podkayne of Mars Оригинальный вариант концовки был издан в 1993
1951 Между планетами Between Planets
1970 Не убоюсь я зла I Will Fear No Evil
1963 Пасынки Вселенной Orphans of the Sky Часть «Истории будущего»
1955 Переменная звезда Variable Star Закончен Спайдером Робинсоном и опубликован посмертно в 2006
1982 Пятница Friday
1947 Ракетный корабль «Галилей» Rocket Ship Galileo
1964 Свободное владение Фарнхэма Farnham’s Freehold
1942 Там, за гранью Beyond This Horizon
1955 Тоннель в небе Tunnel in the Sky
1987 Уплыть за закат To Sail Beyond the Sunset
1950 Фермер в небе Farmer in the Sky Награждён Retro Hugo Award, 1951
1979 Число зверя The Number of the Beast
1961 Чужак в чужой стране Stranger in a Strange Land Награждён Hugo Award, 1962

Напишите отзыв о статье "Хайнлайн, Роберт"

Примечания

  1. В некоторых ранних русскоязычных изданиях второе имя переводилось как А́нсон, а фамилия — Хейнлейн
  2. Фамилия имеет немецкое происхождение; первым предком, переселившимся в Америку в XVIII веке, был Матиас Хайнлайн (см. [www.heinleinsociety.org/rah/FAQrah.html FAQ: Frequently Asked Questions about Robert A. Heinlein, the person]).
  3. Хайнлайн выступал как левый демократ в консервативном округе, республиканским оппонентом же были использованы нечестные приёмы (что Хайнлайном описано в рассказе «Её собственная ванная» и в послесловии к «Нам, живущим» 2004 года издания). Кроме того, против него работало неудачное совпадение фамилии с видным судетским нацистом Конрадом Хенлайном
  4. Позже Хайнлайн писал, что заняться литературной деятельностью его побудил конкурс журнала Thrilling Wonder Stories по поиску новых авторов, предлагавший до $50 за опубликованный рассказ[18]. Однако исследователи его творчества указывают, что попытки писать произведения он предпринимал и до этого, особого вознаграждения за этот конкурс не было, а первый опубликованный рассказ Хайнлайна был написан уже после завершения конкурса[19].
  5. Про этот дом [teq.org/heinlein/ была статья] с иллюстрациями в Popular Mechanics в 1952 году
  6. На этот уникальный дом круглой формы и его окрестности можно посмотреть на [maps.google.com/maps?f=q&hl=en&ll=37.058812,-122.158399&spn=0.002003,0.003648&t=h&z=18&om=1 Google Maps], также есть его фотографии на сайте [www.heinleinsociety.org/rah/history/bonnydoon1.html Heinlein Society]
  7. Так кратко звал Вирджинию Хайнлайн
  8. Периодизацию очевидно не полная, так как работа вышла за 20 лет до смерти Хайнлайна
  9. Позднее распространились слухи, что «Чужак в чужой стране» вдохновил секту убийц Чарльза Мэнсона. Действительно, некоторые его последователи читали этот роман, однако это не имеет к деятельности Мэнсона никакого отношения (см. [www.heinleinsociety.org/rah/faqworks.html FAQ: Frequently Asked Questions about Robert A. Heinlein, his works])
  10. Считая здесь два опубликованных посмертно, один из которых в соавторстве

Источники

  1. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/NomLit60.html The LOCUS Index to SF Awards. Index of Literary Nominees: Heinlein, Robert A.] (англ.). Локус. Проверено 29 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVU88K4 Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  2. 1 2 3 4 5 Андрей Балабуха. [olmer.ru/heinlein/index.shtml Адмирал звёздных морей] (рус.). Проверено 13 февраля 2012. [www.webcitation.org/69rVUYMnt Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  3. 1 2 3 Михаил Попов. [www.mirf.ru/Articles/art1433.htm Гражданин галактики Роберт Хайнлайн] (рус.). Мир фантастики (август 2006). Проверено 13 февраля 2012. [www.webcitation.org/69ki5zfSj Архивировано из первоисточника 8 августа 2012].
  4. Booker; Thomas, Anne-Marie (2009). The Science Fiction Handbook. Blackwell Guides to Literature Series. John Wiley and Sons. стр. 155 ISBN 978-1-4051-6205-0
  5. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 William H. Patterson, Jr. (1999). «Robert Heinlein—A biographical sketch». The Heinlein Journal 1999 (5): 7–36. Также доступен на [web.archive.org/web/20080321234910/members.aol.com/agplusone/robert_a._heinlein_a_biogr.htm Robert A. Heinlein, a Biographical Sketch]. (англ.) Проверено 19 июля 2012
  6. Роберт Хайнлайн. Угроза с Земли. — Комментарии А.Ермолаева к стр. 520: М.: Эксмо, СПб.: Terra Fantastica, 2007. — 1053 с. — (Отцы-основатели. Весь Хайнлайн). — 6000 экз. — ISBN 5-7921-0738-3.
  7. James Gifford. [nitrosyncretic.com/rah/rahfaq.html#0101 The Robert A. Heinlein FAQ. Biographical Details] (англ.) (29.03.2005). Проверено 20 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVVSF8q Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  8. 1 2 3 4 5 6 William H. Patterson, Jr. [www.heinleinsociety.org/rah/biographies.html Biographies of Robert and Virginia Heinlein] (англ.). The Heinlein Society (05.07.1999). Проверено 25 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVWB5Br Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  9. 1 2 D. A. Houdek & G. E. Rule. [www.heinleinsociety.org/rah/history/annapolis.html Robert A. Heinlein and Rex Ivar Heinlein, Jr. at the Naval Academy at Annapolis] (англ.). The Heinlein Society. Проверено 25 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVWd3pk Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  10. 1 2 3 William H. Patterson Jr. Robert A. Heinlein: In Dialogue with His Century: Volume 1: 1907-1948: Learning Curve. — Tor Books, 2010. — 624 с. — ISBN 978-0765319609.
  11. David Lee Powell. [bellsouthpwp.net/b/e/benfolks/Heinlein_Biography.html Robert Anson Heinlein Grandmaster One] (англ.) (28.11.2002). Проверено 31 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVX4uwG Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  12. Expanded Universe, 1980, The Happy Days Ahead.
  13. James Gunn. [www.sfcenter.ku.edu/Gunn-GrandMaster-remarks.htm Grand Master Award Remarks] (англ.). Center for the Study of Science Fiction (12.05.2007). Проверено 25 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVXUQR4 Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  14. [news.google.com/newspapers?nid=1908&dat=19660627&id=uUgrAAAAIBAJ&sjid=ktQEAAAAIBAJ&pg=3796,2847290 "Credit Col. Earp and Gen. Heinlein with the Reactivation of Nevada’s Camp Clark, « The Nevada Daily Mail, 27 июня 1966»] (англ.)
  15. 1 2 3 4 5 D. A. Houdek. [www.heinleinsociety.org/rah/FAQrah.html FAQ: Frequently Asked Questions about Robert A. Heinlein, the person] (англ.). The Heinlein Society (2003). Проверено 19 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVaa6zv Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  16. 1 2 Martin Morse Wooster. [www.nationalreview.com/articles/250773/heinlein-s-conservatism-martin-morse-wooster Heinlein’s Conservatism] (англ.). National Review (20.10.2010). Проверено 3 августа 2012. [www.webcitation.org/69rVXxVGy Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  17. Роберт Хайнлайн. Tramp Royale. — uncorrected proof, 1992. — С. 62. — ISBN 0-441-82184-7.
  18. Expanded Universe, 1980, предисловие к «Линии жизни», p. 4.
  19. Роберт Джейм. Чистая победа (рус.) // Роберт Хайнлайн. Нам, живущим. — М.: Эксмо, 2013. — С. 358-382. — ISBN 978-5-699-62983-1.
  20. [www.isfdb.org/cgi-bin/title.cgi?41208 Список публикаций произведения «Линия жизни»] в ISFDB  (англ.)
  21. 1 2 3 4 5 James Gifford. [www.wegrokit.com/rah_faq.htm The Robert A. Heinlein Frequently Asked Questions List] (англ.). Wegrokit.com (11.12.1997). Проверено 7 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mC02bd Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  22. James Gifford. [nitrosyncretic.com/rah/rahfaq.html#virginia The Robert A. Heinlein Frequently Asked Questions List: 2.2 — Why is Virginia Heinlein Important?] (англ.) (29.03.2005). Проверено 13 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mCSzWn Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  23. [www.isfdb.org/cgi-bin/title.cgi?102704 Список публикаций произведения «Tramp Royale»] в ISFDB  (англ.)
  24. Grumbles, 1990, гл. VII.
  25. Айзек Азимов, I, Asimov
  26. 1 2 3 Robert James, Ph.D. [www.heinleinprize.com/education/starshiplessons.pdf Starship Troopers by Robert A. Heinlein] (англ.) 1. Heinlein Prize. Проверено 1 августа 2012. [www.webcitation.org/69rVZHeLk Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  27. Roberto de Sousa Causo. [www.wegrokit.com/causost.htm Citizenship at War] (англ.). O Jornal da Tarde (02.21.1998). Проверено 1 августа 2012. [www.webcitation.org/69rVZhpiN Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  28. 1 2 James Gifford. [www.nitrosyncretic.com/rah/ftp/fedrlsvc.pdf The Nature of “Federal Service” in Robert A. Heinlein’s Starship Troopers] (англ.). Nitrosyncretic Press. Проверено 24 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVa7ptq Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  29. Grumbles, 1990, 10.10.1960, p. 226.
  30. [www.loc.gov/bookfest/books-that-shaped-america/ Books That Shaped America] (англ.). Library of Congress. Проверено 7 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mDIHRC Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  31. Andrew Kaufman. [top-science-fiction-novels.com/20-the-moon-is-a-harsh-mistress-robert-a-heinlein/ #20 – The Moon is a Harsh Mistress Review – Robert A. Heinlein] (англ.). Top Science Fiction Novels of All Times (12.09.2010). Проверено 7 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mDwMvB Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  32. Ted Gioia. [www.conceptualfiction.com/moon_is_harsh_mistress.html The Moon is a Harsh Mistress by Robert Heinlein] (англ.). conceptual fiction. Проверено 7 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mEkb3c Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  33. [www.heinleinsociety.org/pay-it-forward/blood-drives/ Blood Drives] (англ.). Heinlein society. Проверено 13 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNH26qCx Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
  34. [www.severing.nu/rahc.htm The Robert A. Heinlein "Classic" Page] (англ.). Проверено 22 октября 2012. [www.webcitation.org/6Bi3TGx16 Архивировано из первоисточника 26 октября 2012].
  35. Panshin, 1969.
  36. 1 2 Gary Westfahl. [www.locusmag.com/Perspectives/2012/11/the-joke-is-on-us-the-two-careers-of-robert-a-heinlein/ The Joke Is on Us: The Two Careers of Robert A. Heinlein] (англ.). Locus Magazine (25.11.2012). Проверено 19 марта 2013. [www.webcitation.org/6FIXGdRqb Архивировано из первоисточника 22 марта 2013].
  37. 1 2 Андрей Ермолаев. [fantlab.ru/article535 Главный миф о Хайнлайне]. FANтастика (август 2007). Проверено 19 марта 2013.
  38. Джон Клют. [nielsenhayden.com/electrolite/archives/004356.html He was the train we did not catch] (англ.) (30.12.2003). Проверено 9 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mFGZyy Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  39. Фредерик Пол. [www.thewaythefutureblogs.com/2010/05/working-with-robert-a-heinlein/ Working with Robert A. Heinlein] (англ.). Проверено 9 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mFlxTH Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  40. [blogs.discovermagazine.com/gnxp/2009/04/heinlein-pulp-greatness/ Heinlein, pulp & greatness] (англ.). Discover Magazine. Проверено 9 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mGUFSi Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  41. [www.britannica.com/EBchecked/topic/259703/Robert-A-Heinlein Robert A. Heinlein] (англ.). Encyclopedia Britannica. Проверено 14 апреля 2014.
  42. Expanded Universe, 1980, предисловие к «Free Men», p. 207.
  43. Panshin, 1969, The period of success.
  44. [www.worldswithoutend.com/books_year_index.asp?year=1959 1959 Award Winners & Nominees] (англ.). Worlds Without End. Проверено 18 октября 2012.
  45. Джеймс Блиш, 1970. More Issues at Hand, Чикаго: Advent, стр. 52
  46. Expanded Universe, 1980, послесловие к «Who Are the Heirs of Patrick Henry?», p. 396.
  47. Panshin, 1969, The Period of Alienation.
  48. Carole M. Cusack [www.academia.edu/738499/Science_Fiction_as_Scripture_Robert_A._Heinleins_Stranger_in_a_Strange_Land_and_the_Church_of_All_Worlds Science Fiction as Scripture: Robert A.Heinlein’s Stranger in a Strange Land and the Church of All Worlds] (англ.). — Literature & Aesthetics, 2009. — Fasc. декабрь. — P. 72-91.
  49. Mitch Wagner. [copperrobot.com/2011/03/stuff-i-like-the/ A lot of good in a bad novel: Re-reading Robert A. Heinlein’s I Will Fear No Evil] (англ.). Copper Robot (02.03.2011). Проверено 8 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mHi6ON Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  50. С. Малбегер Кукловод // Пасынки Вселенной. Звёздный десант. — М.: Эксмо, СПб.: Terra Fantastica, 2003. — С. 488-492. — ISBN 5-699-04470-1.
  51. Dave Langford. [www.ansible.co.uk/writing/numbeast.html Vulgarity and Nullity. Robert A. Heinlein "The Number of the Beast"] (англ.). Arena SF (12.1981). Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FyZcQhud Архивировано из первоисточника 18 апреля 2013].
  52. [www.scifi.darkroastedblend.com/2007/08/robert-heinlein-moon-is-harsh-mistress.html Robert A. Heinlein "The Moon is the Harsh Mistress"] (англ.). SCIFI at Darkroastedblend. Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FyZctebZ Архивировано из первоисточника 18 апреля 2013].
  53. Д.С. Блейк Неприятная исповедь хайнологиста // Пасынки Вселенной. Звёздный десант. — М.: Эксмо, СПб.: Terra Fantastica, 2003. — С. 484-487. — ISBN 5-699-04470-1.
  54. William H. Patterson, Jr., Andrew Thornton. The Martian Named Smith: Critical Perspectives on Robert A. Heinlein's Stranger in a Strange Land. — "His books written after about 1980 ... belong to a series called by one of the central characters World as Myth".: Nitrosyncretic Press. — С. 128.
  55. Ника Батхен. [nikab.narod2.ru/STATI/Grazhdanin_Galaktiki/ Гражданин Галактики]. FANтастика (август 2007). Проверено 5 апреля 2013. [www.webcitation.org/6FyZehnix Архивировано из первоисточника 18 апреля 2013].
  56. Deb Houdek Rule. [www.heinleinsociety.org/newsFUTL.html The finding and publishing of "For Us, the Living"] (англ.). Heinlein society (2003). Проверено 12 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNH2nBJN Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
  57. Deb Houdek Rule. [www.heinleinprize.com/2012/08/virginia-edition-complete/ Virginia Edition Complete] (англ.). Heinlein Prize (08.2012). Проверено 12 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNH3FNja Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
  58. Deb Houdek Rule. [www.dahoudek.com/2012/10/my-virginia-edition-arrived/ My Virginia Edition Arrived!] (англ.) (01.10.2012). Проверено 12 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNH3uSJt Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
  59. 1 2 Спайдер Робинсон. [www.heinleinsociety.org/rah/works/articles/rahrahrah.html#_ednref2 Rah, Rah, RAH!] (англ.). The Heinlein Society (1980). Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVfCwQH Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  60. [www.fantlab.ru/work52597 «Переменная звезда»] на сайте «Лаборатория Фантастики»
  61. [www.isfdb.org/cgi-bin/pl.cgi?85719 Publication Listing: Variable Star] (англ.). ISFDB. Проверено 13 ноября 2012. [www.webcitation.org/6CNH4nfL1 Архивировано из первоисточника 23 ноября 2012].
  62. Sam Jordison. [www.guardian.co.uk/books/booksblog/2008/jul/23/blastingbugsismorecomplicatedthanyouthink Blasting bugs is more complicated than you think] (англ.). The Guardian Books Blog (23.07.2008). Проверено 24 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVbVMs5 Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  63. [hyperpat.wordpress.com/2006/12/28/fascism-and-starship-troopers-once-more/ Fascism and Starship Troopers, Once More] (англ.). Hyperpat (26.12.2006). Проверено 24 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVcbJiG Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  64. Mike Godwin. [www.wired.com/wired/archive/2.10/godwin.if.html Meme, Counter-meme] (англ.). Wired (октябрь 1994). Проверено 24 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVdXpqN Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  65. Пол Андерсон. [www.enter.net/~torve/critics/PITFCS/136anderson.html Starhip Troopers: The PITFCS Debate] (англ.). Enter.net. Проверено 24 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVeGuS8 Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  66. Роберт Хайнлайн. [www.fantlab.ru/blogarticle5257 Фарватер]. эссе (1974). Проверено 14 августа 2012.
  67. John J. Miller. [www.heymiller.com/2009/07/in-a-strange-land/ In a Strange Land] (англ.). National Review (09.07.2007). Проверено 26 ноября 2013.
  68. Riggenbach, Jeff. «Was Robert A. Heinlein a Libertarian?», Mises Daily, 2 июля 2010. Институт Людвига фон Мизеса
  69. Brian Doherty. [reason.com/archives/2007/07/09/robert-heinlein-at-100 Robert Heinlein at 100] (англ.). reason.com (2007). Проверено 14 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mIRSvb Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  70. Pearson, Wendy. Race relations (англ.) // Gary Westfahl The Greenwood Encyclopedia of Science Fiction and Fantasy: Themes, Works, and Wonders, Volume 2. — Вестпорт, Коннектикут: Greenwood Publishing Group, 2005. — P. 648–50.
  71. D. A. Houdek Rule. [www.heinleinsociety.org/rah/faqworks.html FAQ: Frequently Asked Questions about Robert A. Heinlein, his works] (англ.). Heinlein Society (2003). Проверено 15 мая 2014.
  72. Expanded Universe, 1980, предисловие к «Solution Unsatisfactory», p. 93.
  73. Panshin, 1969, The Period of Influence.
  74. [www.sf-encyclopedia.com/entry/yellow_peril Yellow Peril] (англ.). The Encyclopedia of Science Fiction (23.12.2013). Проверено 15 мая 2014.
  75. Скоулз, Роберт, Эрик С. Рабкин Scholes, Robert, and Eric S. Rabkin. Science Fiction: History Science, Vision LondonOxford UP, 1977 (англ.)
  76. Panshin, 1969.
  77. 1 2 McGiveron, Rafeeq O. [www.heinleinsociety.org/rah/works/articles/Parenting.html "Maybe the hardest job of all—particularly when you have no talent for it": Heinlein's fictional parents, 1939-1987] (англ.). The Heinlein Society (2003). Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVffFbJ Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  78. David Wright. [www.heinleinsociety.org/rah/works/shortstories/allyouzombies.html All You Zombies] (англ.). The Heinlein Society. Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVg79Id Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  79. M. G. Lord. [www.nytimes.com/2005/10/02/books/review/02lord.html?pagewanted=all Heinlein's Female Troubles] (англ.). The New York Times (02.10.2005). Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVgZTG3 Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  80. G. E. Rule. [www.heinleinsociety.org/rah/works/articles/heinleinswomengeo.html Heinlein’s Women Strong Women Characters in Early Heinlein] (англ.). The Heinlein Society. Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVhBn1e Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  81. Sam Jordison. [www.guardian.co.uk/books/booksblog/2008/mar/21/nicepicpleaseturnerpic Heinlein's Double Star deserves a second look] (англ.). The Guardian Books Blog (21.03.2008). Проверено 17 июля 2012. [www.webcitation.org/69rVhcqCr Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  82. [nitrosyncretic.com/rah/rahfaq.html#0402 What is the World-as-Myth?]
  83. Роберт Сойер. [www.sfwriter.com/ow05.htm Heinlein's Rules] (англ.). SFWRITER.COM (1996). Проверено 9 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mJAF5s Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  84. Роберт Сойер. [www.sfwriter.com/rmdeatho.htm The Death of Science Fiction] (англ.). Проверено 31 июля 2010. [www.webcitation.org/69rViX5AC Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  85. [www.heinleinsociety.org/pressreleases/clarkeheinleinaward.html Sir Arthur Clarke Named Recipient of 2004 Heinlein Award] (MAY 22, 2004). Проверено 31 июля 2010. [www.webcitation.org/69rVj4cHn Архивировано из первоисточника 12 августа 2012].
  86. Сергей Бережной. [barros.rusf.ru/article123.html Артур Кларк в разных ракурсах]. Мир Internet (10.2001). Проверено 9 августа 2012. [www.webcitation.org/6A2mJmjVW Архивировано из первоисточника 20 августа 2012].
  87. Карл Фридман (2000). Critical Theory and Science Fiction, Doubleday, стр. 71
  88. Panshin, p. 3, describing de Camp’s Science Fiction Handbook (англ.)
  89. Gifford, 2000, p. xiii.
  90. Dwayne A. Day. [www.thespacereview.com/article/851/1 Heinlein’s ghost (part 2)] (англ.). The Space Review (16.04.2007). Проверено 3 декабря 2012. [www.webcitation.org/6CoIEO5Q2 Архивировано из первоисточника 10 декабря 2012].
  91. [www.imdb.com/name/nm0374423/ Список фильмов по произведениям Хайнлайна]. Проверено 19 мая 2010. [www.webcitation.org/67eU6bR4y Архивировано из первоисточника 14 мая 2012].
  92. Хейнлейн Р. Дом четырёх измерений / Пер. З. Бобырь // Техника — молодёжи. 1944. № 2/3. С. 23-26
  93. А. Ермолаев. [fantlab.ru/article536 Краткая летопись российской литературной судьбы Роберта Хайнлайна] 18-19. FANтастика (август 2007). Проверено 18 октября 2012.
  94. [www.sf-encyclopedia.com/entry/rhysling_award Rhysling Award] (англ.). The Encyclopedia of Science Fiction. Проверено 29 августа 2015.
  95. 1 2 3 [www.thehugoawards.org/hugo-history/1951-retro-hugo-awards/ 1951 Retro Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 7 сентября 2014.
  96. [www.thehugoawards.org/hugo-history/1956-hugo-awards/ 1956 Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 7 сентября 2014.
  97. [www.thehugoawards.org/hugo-history/1960-hugo-awards/ 1960 Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 7 сентября 2014.
  98. [okla.affiniscape.com/displaycommon.cfm?an=1&subarticlenbr=215 Children's Sequoyah Winners] (англ.). Oklahoma Library Association. Проверено 7 сентября 2014.
  99. [www.thehugoawards.org/hugo-history/1962-hugo-awards/ 1962 Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 7 сентября 2014.
  100. [www.thehugoawards.org/hugo-history/1967-hugo-awards/ 1967 Hugo Awards] (англ.). World Science Fiction Society. Проверено 7 сентября 2014.
  101. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/GrandMaster1975.html 1975 SFWA Grand Master Award] (англ.). Locus Online. Проверено 8 сентября 2014.
  102. [www.sf-fan.gr.jp/awards/list.html 星雲賞リスト] (яп.). Проверено 8 сентября 2014.
  103. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus1983.html 1983 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.
  104. [www.worldswithoutend.com/books_year_index.asp?year=1985 1985 Award Winners & Nominees] (англ.). Worlds Without End. Проверено 9 сентября 2014.
  105. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus1987.html 1987 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.
  106. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Locus1990.html 1990 Locus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 10 сентября 2014.
  107. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus1996.html 1996 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.
  108. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus1997.html 1997 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.
  109. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus1998.html 1998 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.
  110. Keith Stokes. [www.midamericon.org/halloffame/ Science Fiction and Fantasy Hall of Fame] (англ.). midamericon.org (22.02.2008). Проверено 10 сентября 2014.
  111. [www.locusmag.com/SFAwards/Db/Prometheus2003.html 2003 Prometheus Awards] (англ.). Locus Online. Проверено 9 сентября 2014.

Литература

  • Alexei Panshin. Heinlein in Dimension: A Critical Analysis. — Advent, 1969. — 204 с. — ISBN 978-0-911682-01-4. (англ.)
  • Robert A. Heinlein. Expanded Universe. — Grosset & Dunlap, 1980. — 582 с. — ISBN 978-0-448-11916-8. (англ.)
  • Robert A. Heinlein, Virginia Heinlein. Grumbles From the Grave. — Del Rey / Ballantine, 1990. — 283 с. — ISBN 978-0-345-36246-9. (англ.)
  • James Gifford. Robert A. Heinlein: A Reader's Companion. — Nitrosyncretic Press, 2000. — 304 с. — ISBN 978-0967987408. (англ.)
  • William H. Patterson Jr. Robert A. Heinlein: In Dialogue with His Century: Volume 1: 1907-1948: Learning Curve. — Tor Books, 2010. — 624 с. — ISBN 978-0765319609. (англ.)
  • William H. Patterson Jr. Robert A. Heinlein in Dialogue With His Century: Volume 2: 1948–1988: The Man Who Learned Better. — Tom Doherty Associates, 2014. — 672 с. — ISBN 0-7653-1961-6. (англ.)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хайнлайн, Роберт

«Вот когда начинается потеха», подумал Анатоль и с улыбкой подсел к старому князю.
– Ну, вот что: вы, мой милый, говорят, за границей воспитывались. Не так, как нас с твоим отцом дьячок грамоте учил. Скажите мне, мой милый, вы теперь служите в конной гвардии? – спросил старик, близко и пристально глядя на Анатоля.
– Нет, я перешел в армию, – отвечал Анатоль, едва удерживаясь от смеха.
– А! хорошее дело. Что ж, хотите, мой милый, послужить царю и отечеству? Время военное. Такому молодцу служить надо, служить надо. Что ж, во фронте?
– Нет, князь. Полк наш выступил. А я числюсь. При чем я числюсь, папа? – обратился Анатоль со смехом к отцу.
– Славно служит, славно. При чем я числюсь! Ха ха ха! – засмеялся князь Николай Андреевич.
И Анатоль засмеялся еще громче. Вдруг князь Николай Андреевич нахмурился.
– Ну, ступай, – сказал он Анатолю.
Анатоль с улыбкой подошел опять к дамам.
– Ведь ты их там за границей воспитывал, князь Василий? А? – обратился старый князь к князю Василью.
– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.