Хайн, Пит Питерсон

Пит Питерсон Хайн (Хейн)
нидерл. Piet Pieterszoon Hein
Имя при рождении:	нидерл. Piet Pieterszoon Hein
Род деятельности:	мореплаватель, капер
Дата рождения:	25 ноября 1577(1577-11-25)
Место рождения:	Дельфхавен , Южная Голландия , Нидерланды
Гражданство:	Республика Соединённых провинций Республика Соединённых провинций
Подданство:	Нидерланды
Дата смерти:	18 июня 1629(1629-06-18) (51 год)
Место смерти:	убит в битве с испанскими пиратами в Северном море
Награды и премии:	золотая цепь , медаль , неоднократно денежными премиями

Пит Питерсон Хайн (иной вариант Хейн) или Пит Хейн-старший (нидерл. Piet Pieterszoon Hein или Pieter Pietersen Heyn; 25 ноября 1577 — 18 июня 1629) — голландский адмирал Вест-Индской Компании и Соединённых провинций, герой восьмидесятилетней войны в Нидерландах, прославленный капер.

Биография

Пит Хейн-старший родился в Делфсхавене (теперь это — часть Роттердама), в Южной Голландии. Его отец, Питер Корнелисзоон Хейн (?-1623), владел недвижимостью в Делфте и в конце своей жизни стал капитаном конвойного судна.

Еще будучи подростком Пит Хейн стал моряком. А в возрасте двадцати лет, в 1598 году, вместе с отцом он был захвачен в плен испанцами и около четырех лет был гребцом на галерах в Слёйсе (Фландрия) и в Кадисе, пока в 1602 году не был освобожден в результате обмена на испанских военнопленных.

Однако, уже в 1603 или 1604 году он вновь попал в плен к испанцам в Вест-Индии. В качестве галерного раба Хейн несколько лет провел в Гаване и Санта-Марте.

В 1607 году Хейн поступил на службу в Голландскую Ост-Индскую компанию и отправился в Индийский океан, где флот компании безуспешно атаковал португальские форпосты в Мозамбике, а также блокировал Гоа и Малакку. Вплоть до мая 1611 года Пит Хейн служил в Индонезии, на Молуккских островах.

На родину Хейн вернулся спустя пять лет, уже в звании капитана. Плавал в Атлантике и Средиземном море, пока в 1618 году его корабль не был задержан венецианцами. На службе у Венеции он находился в течение двух лет, но в 1621 году оставил венецианский флот и вернулся в Нидерланды. Он поселился в Роттердаме, а позднее, в 1622 году, стал членом местного городского самоуправления (schepen), даже не имея гражданства этого города, чему способствовал его родственник Авраам Янсзоон де Реус — один из трех бургомистров.

Позже Хейн командовал личным кораблем. Оперировал в Атлантике, в Карибского моря и, занимаясь контрабандой, быстро разбогател.

В 1621 году Пит Хейн был принят во вновь созданную Голландскую Вест-Индскую компанию. В его соглашении с компанией было предусмотрено ведение каперской войны против Испании и её колоний, проведение торговых операций и колонизация территорий в пределах границ, установленных хартией от 3 июня 1621 года. В 1623 году он был назначен вице-адмиралом. Под его руководством голландская приватирская эскадра занялась уничтожением испанских кораблей в Карибском море.

В конце 1623 года адмирал Якоб Виллекенс и вице-адмирал Пит Хейн, возглавившие 26 кораблей с 500 орудиями и 3300 людьми, направились в Бразилию, с целью завоевания Бухты Всех Святых.

В 1624 году, вместе с адмиралом Йоганом Уилкеном, его флотилия атаковала португальскую Бразилию. Они выиграли эту битву, захватили город Баия (совр. Салвадор) — столицу колониальной Бразилии и вывезли добычу на 11 трофейных португальских судах.

В августе 1624 года, Хейн, покинув Бразилию, направился к Африканскому побережью. Совершив трансатлантический переход, Хейн в начале июля 1626 года вошел в Карибское море в районе Барбадоса, а потом направился к западной оконечности Кубы — мысу Сан-Антонио.

Вест-Индская компания попустительствовала пиратству. И хотя Хейна сегодня часто называют пиратом, он был именно капером, так как его республика находилась в состоянии войны с Габсбургами, и его действия в Карибском море против испано-португальских сил делали его популярным на родине. Конечно, некоторые приватиры вели себя не лучше обычных пиратов, но Хейн соблюдал строгую дисциплину на своих кораблях и резко пресекал любые проявления недисциплинированности среди экипажей своей эскадры. Кроме того, он никогда не был капёром—индивидуалом, так как под его командованием находился значительный флот боевых кораблей.

Главной целью Хейна был так называемый Серебряный флот Испании, за которым он охотился на протяжении нескольких лет. Он перенес район крейсерства в воды Бразилии, в начале марта 1627 года его корабли вторглись в бухту Баии. Обстреляв город, Хейн захватил и потопил 26 торговых судов, после чего пошел на юг, к Кабу-Фриу.

Всю весну и лето 1627 года он оперировал на морских коммуникациях у бразильских берегов и в июне снова потревожил Баию, а осенью с большой добычей (в основном сахаром, табаком и шкурами) вернулся на родину. За этот круиз, длившийся около 18 месяцев, компания наградила Хейна золотой цепью и медалью.

В апреле 1628 года Хейн получил назначение на должность адмирала и генерал-капитана флота, насчитывавшего 31 судно со 129 бронзовыми и 550 железными пушками. На их борту разместились 2300 моряков и тысяча солдат. Заместителем Хейна был утвержден 60-летний адмирал Хендрик Корнелисзоон Лонк.

В 1628 году Хейн, вместе с флаг-капитаном Виттом Корнелисзооном де Витом, вышел на перехват испанского флота, везшего сокровища из своих американских колоний в Мексике, Перу и с Филиппин. К ним позже присоединилась эскадра вице-адмирала Джооста Банкерта, а также пират Мозес Коэн Энрикес. Часть испанского флота в Венесуэле была предупреждена о грозившей опасности, но другая половина из Мексики продолжила свой путь, не подозревая об угрозе.

У кубинского побережья в заливе Матансас Хейн внезапно напал на легендарный флот и захватил, в результате скоротечного боя, испанские суда и огромную добычу. В руки победителей попали сокровища, включавшие 177 329 фунтов серебра, 135 фунтов золота, тысячу жемчужин и разнообразные дорогие товары, такие как индиго и кошениль.

Нападение кораблей Хейна было настолько стремительным и неожиданным для противника, что стрельбы практически не было — и обошлось без кровопролития. Голландцы не взяли в плен испанцев, а наоборот, дали экипажам достаточно запасов, чтоб те могли добраться до Гаваны.

Командующий испанским флотом, рыцарь ордена Сантьяго-де-Компостела, генерал дон Хуан де Бенавидес-и-Басана, за это поражение был приговорен в Испании к смертной казни и после скорого суда — обезглавлен.

Победа Хейна стала крупнейшей каперской операцией за всю историю во всем Карибском бассейне. Чистая прибыль Вест-Индской компании составила около 7 млн гульденов, моряки получили 950 тысяч, директора компании — 70 тысяч, сам Хейн — 7 тысяч гульденов. Пятая часть добычи пошла в пользу государства. Руководство компании смогло выплатить акционерам в 1629—1630 годах дивиденды в размере 75 %. Стоимость взятой Хейном добычи равнялась 2/3 стоимости годового содержания всей голландской армии, что позволило профинансировать её военные действия в течение восьми месяцев и дало возможность захватить мощную крепость Хертогенбос.

Пит Хейн вернулся в Нидерланды в 1629 году, где он был провозглашен национальным героем. Глядя на восхищенную толпу, встречающую его, с балкона ратуши города Лейдена он заметил бургомистру: «Теперь они прославляют меня, потому что я приобрел богатство без малейшей опасности, но раньше, когда я рисковал своей жизнью в открытом бою, они даже не знали, что я вообще существую…».

Хейн стал первым и последним адмиралом, захватившим столь значительную часть испанского «Серебряного флота» из Америки.

Из-за конфликта с руководителями Вест-Индской компании 26 марта 1629 года он перешел на государственную службу в чине лейтенант—адмирала флота Голландии и Западной Фрисландии, став, таким образом, фактическим Верховным главнокомандующим голландского флота Конфедерации. В этом качестве Пит Хейн-старший принял участие в военной экспедиции против испанских корсаров, базировавшихся в Дюнкерке.

В море он встретился с тремя корсарами из фламандского порта Остенде. Хейн смело направил свой флагман между двумя вражескими кораблями, паля из пушек с обоих бортов. Спустя полчаса, в самый разгар сражения, вражеское ядро угодило ему в левое плечо. 52-летний корсар-герой Питер Хейн-старший был убит на месте.

Тело погибшего флотоводца доставили в Аудекерк (Делфт) и похоронили в усыпальнице Старой церкви. Позже прах поместили в мавзолее, а на одной из площадей в его честь был воздвигнут памятник.

Его именем назван тоннель Пит-Хейн (Piet Heintunnel), проходящий в Амстердаме под главным каналом.

Литература

• M. Mickiewicz, W. Mickiewicz. Słownik odkrywców i zdobywców. — Poznań: ATENA, 1996. — ISBN 83-85414029-0.
• В. К. Губарев. «Звёздный час» Пита Хейна // Пираты Карибского моря: Жизнь знаменитых капитанов. — М: Эксмо, 2009. — С. 92-100.
• В. К. Губарев. 100 великих пиратов. — М: Вече, 2011. — С. 149—155.

Ссылки

• [www.privateers.ru/notorious-persons/heyn.html Веселый Роджер. История морского разбоя]

Отрывок, характеризующий Хайн, Пит Питерсон

«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.
– Ну вот Денисов всё тужил, – сказал Ростов, – вот и провиант прибыл.
– И то! – сказали офицеры. – То то радешеньки солдаты! – Немного позади гусар ехал Денисов, сопутствуемый двумя пехотными офицерами, с которыми он о чем то разговаривал. Ростов пошел к нему навстречу.
– Я вас предупреждаю, ротмистр, – говорил один из офицеров, худой, маленький ростом и видимо озлобленный.
– Ведь сказал, что не отдам, – отвечал Денисов.
– Вы будете отвечать, ротмистр, это буйство, – у своих транспорты отбивать! Наши два дня не ели.
– А мои две недели не ели, – отвечал Денисов.
– Это разбой, ответите, милостивый государь! – возвышая голос, повторил пехотный офицер.
– Да вы что ко мне пристали? А? – крикнул Денисов, вдруг разгорячась, – отвечать буду я, а не вы, а вы тут не жужжите, пока целы. Марш! – крикнул он на офицеров.
– Хорошо же! – не робея и не отъезжая, кричал маленький офицер, – разбойничать, так я вам…
– К чог'ту марш скорым шагом, пока цел. – И Денисов повернул лошадь к офицеру.
– Хорошо, хорошо, – проговорил офицер с угрозой, и, повернув лошадь, поехал прочь рысью, трясясь на седле.
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.
– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.


В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.