Хайр, Кэтрин Патриция

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кэтрин Патриция Хайр
Kathryn Patricia Hire
Страна:

США США

Специальность:

лётчик, инженер

Воинское звание:

капитан 1-го ранга ВМС США

Экспедиции:

STS-90, STS-130

Время в космосе:

29 сут 15 ч 59 мин

Дата рождения:

26 августа 1959(1959-08-26) (64 года)

Место рождения:

Мобил, Алабама,
США

Кэ́трин «Кей» Патри́ция Хайр (англ. Kathryn 'Kay' Patricia Hire; род. 1959) — астронавт НАСА. Совершила два космических полёта на шаттлах: STS-90 (1998, «Колумбия») и STS-130 (2010, «Индевор»), капитан 1-го ранга ВМС США.





Личные данные и образование

Кэтрин Хайр родилась 26 августа 1959 года в городе Мобил, штат Алабама, где в 1977 году окончила среднюю школу. В 1981 году получила степень бакалавра наук в области систем управления в Военно-морской Академии США, в городе Аннаполис, штат Мэриленд. В 1991 году получила степень магистра в области космических технологий во Флоридском технологическом институте.

Любит парусный спорт, горные лыжи, подводное плавание и рыбалку[1].

До НАСА

В 1982 году Хайр была зачислена в военно-морской флот США. Она принимала участие в глобальных океанографических исследованиях. Работала преподавателем на авиабазе в Калифорнии. Она стала первой американской женщиной-военным, кого назначили в экипаж для выполнения боевых задач. В 1993 году она стала летать на P-3 (морская разведка). Участвовала в Операции «Несокрушимая свобода» и в Войне в Ираке. Имеет общий налёт более 2 500 часов на различных типах самолётов[2].

Подготовка к космическим полётам

В декабре 1994 года был зачислена в отряд НАСА в составе пятнадцатого набора, кандидатом в астронавты. С марта 1995 года стала проходить обучение по курсу Общекосмической подготовки (ОКП). По окончании курса, в мае 1996 года получила квалификацию «специалиста полёта» и назначение в Офис астронавтов НАСА. В течение года работала оператором связи в Центре управления полётами.

Полёты в космос

  • Первый полёт — STS-90[3], шаттл «Колумбия». C 17 апреля по 3 мая 1998 года в качестве «специалиста полёта». В грузовом отсеке шаттла, в модуле Спейслэб, проводились эксперименты по влиянию микрогравитации на нервную систему человека. Цели исследований — понимание механизмов, ответственных за неврологические и поведенческие изменения в невесомости. Основными задачами были проведение фундаментальных исследований в области нейронаук и расширение понимания того, как нервная система развивается и функционирует в космосе. Исследования проводились на крысах, мышах, сверчках, улитках, на двух видах рыб и на членах экипажа. В частности, эксперименты изучали адаптацию вестибулярного аппарата, «адаптационный синдром», адаптацию и возможные варианты контроля центральной нервной системы при отсутствии силы тяжести, а также влияния микрогравитации на поведение нервной системы. Миссия являлась совместным предприятием шести иностранных космических агентств и семи исследовательских Центров из США, 31 эксперимент по влиянию микрогравитации поставили учёные из девяти стран. Продолжительность полёта составила 15 дней 21 час 50 минут[4].
  • Второй полёт — STS-130[5], шаттл «Индевор». C 8 по 22 февраля 2010 года в качестве «специалиста полёта». Доставка и установка на МКС модуля «Транквилити» («Спокойствие») и модуля «Купол». Модуль «Транквилити» — последний американский модуль МКС. В модуле «Транквилити» размещаются системы жизнеобеспечения экипажа, туалеты и тренажёры. Изготовленный в Италии модуль «Купол» пристыкован к модулю «Транквилити». С помощью лазерного сканера и высокоразрешающей камеры, установленных на удлинителе робота-манипулятора шаттла, астронавты провели обследование теплозащитного покрытия днища и кромок крыльев шаттла. Роботом-манипулятором шаттла управляли Кэтрин Хэйр, Николас Патрик и Терри Виртс. После стыковки с МКС, Джордж Замка, Кэтрин Хайр и Стивен Робинсон, были заняты переноской доставленного на станцию оборудования и материалов. На пятом дне полёта Терри Виртс и Кэтрин Хайр, находясь в модуле «Дестини» управляли роботом-манипулятором станции, с помощью которого пятнадцати тонный «Транквилити» подняли (начало подъёма в 4 часа 5 минут) из грузового отсека шаттла и переместили к левому порту модуля «Юнити». В 5 часов 56 минут «Транквилити» был подведён к месту установки на модуле «Юнити», работа была завершена в 8 часов 5 минут. 13 февраля в 10 часов 30 минут Терри Виртс и Кэтрин Хайр отвечали на вопросы корреспондентов Ассошиэйтед Пресс, CBS News и Рейтер. Перед расстыковкой астронавты продолжали переносить из шаттла на станцию доставленные оборудование и материалы, в обратном направлении — результаты проводимых на станции экспериментов. Продолжительность полёта составила 13 суток 18 часов 6 минут[6].

Общая продолжительность полётов в космос — 29 дней 15 часов 59 минут.

После полётов

В январе 2011 года перешла на работу в Центр космических исследований имени Джонсона, в Хьюстоне, штат Техас.

Награды и премии

Награждена: Медаль «За космический полёт» (1998 и 2010), Медаль «За отличную службу» (США), Медаль похвальной службы (США), Медаль за службу национальной обороне (США) (дважды), Экспедиционная медаль, Медаль «За борьбу с терроризмом» и многие другие.

См. также

Напишите отзыв о статье "Хайр, Кэтрин Патриция"

Примечания

  1. [www.astronautix.com/astros/hire.htm Biography of Kathryn P. Hire]
  2. [www.jsc.nasa.gov/Bios/htmlbios/hire.html Biography of Kathryn P. Hire]
  3. [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1998-022A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
  4. [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-90.html NASA — STS-90]
  5. [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2010-004A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
  6. [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-130.html NASA — STS-130]

Ссылки

  • [www.spacefacts.de/bios/astronauts/english/hire_kathryn.htm Biography of Kathryn P. Hire]

Отрывок, характеризующий Хайр, Кэтрин Патриция

Огромный кабинет был наполнен вещами, очевидно, беспрестанно употребляемыми. Большой стол, на котором лежали книги и планы, высокие стеклянные шкафы библиотеки с ключами в дверцах, высокий стол для писания в стоячем положении, на котором лежала открытая тетрадь, токарный станок, с разложенными инструментами и с рассыпанными кругом стружками, – всё выказывало постоянную, разнообразную и порядочную деятельность. По движениям небольшой ноги, обутой в татарский, шитый серебром, сапожок, по твердому налеганию жилистой, сухощавой руки видна была в князе еще упорная и много выдерживающая сила свежей старости. Сделав несколько кругов, он снял ногу с педали станка, обтер стамеску, кинул ее в кожаный карман, приделанный к станку, и, подойдя к столу, подозвал дочь. Он никогда не благословлял своих детей и только, подставив ей щетинистую, еще небритую нынче щеку, сказал, строго и вместе с тем внимательно нежно оглядев ее:
– Здорова?… ну, так садись!
Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211