Хайтман, Фридрих
| Фридрих Хайтман | |
| Основные сведения | |
|---|---|
| Страна | |
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Дата смерти |
13 августа 1921 (67 лет) |
| Место смерти | |
| Работы и достижения | |
| Работал в городах | |
| Архитектурный стиль | |
| Важнейшие постройки | |
| Градостроительные проекты | |
| Награды |
орден Короны (1901), титул «Королевский строительный советник» |
Фридрих Ха́йтманн (нем. Friedrich Heitmann; 27 октября 1853, Ален, Вестфалия — 13 августа 1921, Кёнигсберг) — немецкий архитектор, один из самых известных архитекторов Восточной Пруссии. Среди его работ «колония Амалиенау», кирхи Кёнигсберга, множество вилл и домов Кёнигсберга.
Архитектор
В качестве юного руководителя строительством при Высшей почтовой дирекции он приехал в Кёнигсберг в 1886 году; в конкурсе на Палестру Альбертину он получил первый приз (но не смог получить подряд на выполнение). Его первой большой работой была Кирха памяти королевы Луизы в 1899—1901 годах.
Помимо окружных зданий в Гердауене и Браунсберге, больниц в Гердауэне и Морунгене, помимо многочисленных поместных и жилых домов в городе и провинции его основным вкладом в Кёнигсберге было строительство поселения Амалиенау, которое он разработал вместе со своим другом, строительным советником Кретчманном, и которому он помогал в финансовом смысле как сооснователь Кёнигсбергского общества недвижимости и строительства. Многие ещё сохранившиеся виллы и многосемейные дома в Амалиенау были спроектированы им.
Одновременно уже в раннее время он посвящал себя уходу за памятниками искусства и архитектуры и помогал Адольфу Бёттихеру строительной съёмке и чертежами при издании книги «Памятники искусства и строительства провинции Восточная Пруссия».
На вершине его творчества, когда ему исполнилось 60 лет, разразилась Первая мировая война. В чине старшины сухопутных войск он принял в 1914 году участие в боях в Восточной Пруссии и позднее в Польше. При этом он тяжело заболел и вынужден был вернуться в Кёнигсберг. Его здоровье ухудшилось, он больше не мог чертить, забросил своё бюро. В 1918 году ему пришлось продать только несколько лет назад построенную в Амалиенау виллу. Он нашёл прибежище в спроектированном им же доме священника около часовни Св. Адальберта. Он умер в 1921 году.
С концом Первой мировой войны пришёл не только политический переворот, но также и переворот в общем понимании архитектуры. Хайтман вырос в «историзме», он любил его романтический вариант с упразднением симметрии, он переработал также общие формы «югендстиля», не вдаваясь, правда, в его типичный декор. Эта манера оформления, ставшая объектом прогрессивной критики ещё до исхода Первой мировой, с концом войны нашла также своё окончание. Все архитекторы почувствовали долг перед «новым». Только что закончившаяся эпоха была подвергнута сильной критике на эмоциональном уровне. Если бы Хайтман умер в 1914 году, то профессиональная пресса разразилась похвалой по поводу его достижений в качестве архитектора; когда Хайтман умер в 1921 году, не нашлось ни одного человека, воздавшего ему по заслугам, его просто забыли. В профессиональной литературе о Хайтмане нет никаких публикаций современников (в отличие от более позднего Ганнса Хоппа).
Награды
- 1901 — орден Короны (лично вручён кайзером Вильгельмом II при освящении церкви королевы Луизы)
- 1914 — присвоение титула «Королевский строительный советник»
Список спроектированных объектов
Этот список неполон. Вы можете помочь проекту, дополнив его.
- Кирха памяти королевы Луизы, ныне Театр кукол
- Кирха Св. Адальберта. ныне научное учреждение РАН
- Кирха Святого Семейства, ныне Органный зал областной филармонии
- Палестра Альбертина, ныне спортивный клуб Балтийского флота
- Почтамт в Гумбиннене
- Почтамт в Пиллау
- Кирха Лютера в Хаберберге, уничтожена в 1970-х годах
- Особняк в Амалиенау (ныне [www.hotel.kaliningrad.ru/chaika/ гостиница «Чайка»])
- Храм Святого Бруно (Черняховск)
Напишите отзыв о статье "Хайтман, Фридрих"
Ссылки
- Фрайманн В. Кенигсберг и его пригороды. — Рендсбург. 1988. — На нем. яз.
- Форстройтер К. Гаузе Ф. — Старопрусская биография. — Марбург. 1975. — На нем. яз.
- Альбинус Р. Лексикон города Кенигсберга и его окрестностей. — Леер. 1985. — На нем. яз.
- Лавринович К. К. Альбертина. Очерки истории Кенигсбергского университета. — Калининград, 1995. — стр. 363—364.
Отрывок, характеризующий Хайтман, Фридрих
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
