Хакама

Хакама (яп. 袴) — традиционные японские длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку или шаровары, первоначально носимые мужчинами. Изначально под словом «хакама» подразумевался кусок материи, обёртываемый вокруг бёдер. Хакама у мужчин крепятся на бёдрах, у женщин — на талии. В настоящее время хакама часто носят девушки на выпускных церемониях. Уровень официальности хакама зависит от ткани и расцветки. В Средние века их ежедневное ношение разрешалось лишь кугэ, самураям и священникам, простолюдинам же разрешалось надевать их лишь в исключительных случаях (например, в день собственной свадьбы). Готовясь к бою, самураи ниже колен стягивали хакама поножами или обмотками.

Хакама красного цвета с белым верхом считается женским религиозным одеянием в Синто и оомото. В будо хакама чаще всего чёрного цвета. Хакама у будока является символом мастерства, и часто их разрешают носить в додзё будока с 1 или 3 дана. В кэндо часто используется хакама, окрашенная в цвет индиго.

Типы хакама и их устройство

Существует два типа хакама: раздельные (яп. 馬乗り уманори, дословно хакама для езды на лошади) и не раздельные (яп. 行灯袴 андон бакама, досл., хакама-фонарь). Тип уманори имеет отдельную штанину для каждой ноги и потому больше напоминают штаны, чем юбку. Оба этих типа довольно похожи. Тип уманори хакама «гора» или «поле» традиционно использовались для работы в поле или лесу, так как были более свободны в талии и уже в ногах.

Хакама снабжены четырьмя лентами (химо); две длинные химо прикреплены по обеим сторонам передней части штанов, две короткие химо — по обеим сторонам задней части. Задняя сторона одежды имеет небольшую жёсткую трапециевидную часть, называемую (яп. 腰板 коси-ита). Ниже, на внутренней части, располагается хакама-доме (袴止め) (напоминающий ложку компонент иногда называемый хера), который заправляется в оби или короткие химо, и помогает удерживать хакама на месте.

Хакама имеет семь глубоких складок, две на задней части и пять на передней. Количество складок имеет философский смысл; каждая представляет одну из семи добродетелей бусидо, необходимых для следования по Пути самурая. Хоть они и кажутся сбалансированными, расположение передних складок (три справа, две слева) асимметрично, что является одним из примеров асимметрии в японской эстетике.

Мужские хакама

Классический тип мужских хакама шьётся из твёрдого шёлка в полоску, обычно чёрной с белой или чёрной и тёмно-синей. Они одеваются с чёрным монцуки-кимоно (кимоно с одним, тремя или пятью фамильными гербами на спине, груди и плечах), белыми таби, белой нагадзюбан (нижнее тонкое кимоно) и различными типами обуви. В прохладную погоду монцуки хаори (длинный жакет) с белыми хаори-химо завершали костюм.

Хакама могут носиться с любым типом кимоно, за исключением юката. В то время как полосатые хакама обычно надеваются в составе формальных комплектов облачения, полоски, отличающие от чёрного, серого и белого цветов говорят о возможности облачения с менее формальными типами традиционной одежды. Сплошные и градуированные цвета также весьма распространены.

Хотя хакама раньше являлась обязательной частью мужской одежды, в наши дни типичный японец, как правило, надевает хакама лишь по наиболее официальные случаям, а также во время чайной церемонии, свадьбы и похорон. Хакама также служит одной из частей кэйкоги в различных боевых искусствах, таких как кэндо, иайдо, тайдо, кобудо, айкидо, кюдо и некоторых других школ, особенно специализирующихся на работе с оружием. Борцам сумо, которые не носят хакама в контексте своего боевого искусства, тем не менее, необходимо надевать традиционную японскую одежду каждый раз находясь перед публикой. Так как хакама являются одной из наиболее важных частей традиционной мужской одежды, сумоистов часто можно видеть в хакама при посещении теми официальных церемоний.

Помимо практикующих будо, хакама служат частью повседневной одежды синтоистских священников-каннуси.

Камисимо, катагину и нага-бакама

Традиционно хакама является частью костюма камисимо (上下 или 裃), носимого самураями и придворными в эпоху Эдо, комплект одежды включал кимоно, хакама и безрукавки с преувеличенными плечами (катагину). Самураи, посещавшие высокопоставленных даймё, иногда были обязаны надевать очень длинные хакама, называемые нага-бакама (длинные хакама). Они напоминали нормальные хакама во всех отношениях, кроме своей значительной длины как спереди, так и сзади, образуя штанинами шлейф до двух футов длиной затрудняющий нормальное передвижение и предотвращающий возможность внезапной атаки с целью покушения (можно посмотреть [www.iz2.or.jp/english/fukusyoku/kosode/9.htm здесь]). Также штаны хакама (обычно красного цвета) носили придворные и знатные дамы под многослойным нарядом — Дзюни-хитоэ.

В настоящее время нага-бакама можно увидеть лишь в постановках театра Но (включая Кёгэн), Кабуки, а также ритуалах Синто.

Карусан-бакама

Некоторые хакама в период Сэнгоку имели штанины, сильно зауженные к низу; такой пошив имитировал штаны португальцев того времени. Эта разновидность хакама в период Эдо получила название карусан-бакама. В дополнение к конусообразности, каждая штанина имела нечто напоминающее манжету в районе лодыжки, таким образом шарообразная структура не была такой же открытой, как обычные хакама.

Сасинуки хакама

Сасинуки похожи сразу и на классические хакама, и на карусан-бакама. С одной стороны такие же широкие, как и обычные хакама, без заужения к низу, с другой - шнур-манжета вокруг лодыжки как и у карусан-бакама; у наиболее ранних сасинуки шнур-манжета мог крепиться не только к лодыжке, но и к двум шнурам, вторым концом закреплённым к поясу - за счёт этого достигался эффект "шара". Сасинуки хакама, к тому же, пошиты немного длиннее обычных; технически, и карусан-бакама, и сасинуки относятся к кукури-хакама (подвязанные). Для достижения большего удобства, более формальные сасинуки имели шесть панелей, вместо четырёх. Наиболее распространены сасинуки были в период Хэйан, в основном их носила знать с различными видами полу-формальной одежды и одежды для отдыха.

Женские хакама

Женские хакама отличаются от мужских; в первую очередь дизайном ткани и способом завязывания.

В то время, как мужские хакама можно носить как по официальным, так и по неофициальных поводам, помимо формы в некоторых боевых искусствах, женщины редко носят хакама за исключением выпускных церемоний и традиционных японских видах спорта, таких как кюдо, а также айкидо и кэндо. Исключительно редко в хакама может быть одета женщина при проведении чайной церемонии. Образ женщины в кимоно и хакама имеет прочную связь со школьными учителями. Так же, как университетские профессора в западных странах надевают свои академические шапки и мантии, когда их студенты оканчивают обучение, множество женщин-учителей Японии участвуют в ежегодных церемониях окончания обучения в традиционном кимоно с хакама.

Наиболее каноничным изображением девушки в хакама являются мико или девы храма, которые помогают в содержании храма и проведении церемоний. Форма мико состоит из простого белого кимоно и ярко-красных хакама, во время некоторых церемоний — красных нага-бакама.

В то время, как парадные мужские хакама изготовлены из ткани в полоску, женские парадные хакама либо однотонные, либо содержат оттенки нескольких цветов. Хакама для девушек могут быть украшены вышитыми цветами, например сакуры. Женщины обычно носят хакама на уровне талии или выше, тогда как мужчины — на талии и ниже.

За пределами Японии девушек в хакама можно встретить в ресторанах с японской кухней (а в самой Японии — в любом). Но располагаться хакама будут, в отличие от традиционного положения, не на талии, а на бёдрах — как и у мужчин.

Складывание хакама

Как и все виды традиционной японской одежды, важно складывать и хранить хакама правильно, чтобы предотвратить повреждение и продлить срок службы одежды, особенно той, что сделана из шелка. С хакама это особенно важно, ведь у них так много складок, которые могут потерять свою форму; в крайнем случае для повторного очерчивания складок может потребоваться помощь специалиста.

Хакама часто считается наиболее сложным предметом одежды для обучения правильному способу складывания, отчасти из-за их складок, отчасти из-за химо, которые должны быть должным образом приглажены и собраны перед связыванием тем или иным способом.

Традиции различных боевых искусств предписывают занимающимся складывать хакама определённым способом. Это считается важной частью этикета.

В некоторых боевых искусствах есть старая традиция, когда старший ученик несёт ответственность за складывание хакамы учителя как проявление уважения.

Ссылки

• [costumer.narod.ru/text/japan-tradition-dress.htm Традиционная одежда. «Что вы знаете о японском костюме». Петрова И. В., Бабушкина Л. Н.]
• [www.e-reading.ws/bookreader.php/1006439/Dann_Charlz_-_Tradicionnaya_Yaponiya._Byt_religiya_kultura.html Традиционная Япония. Быт, религия, культура. Чарльз Данн]

Отрывок, характеризующий Хакама

– Вздор, не говори, – крикнула Марья Дмитриевна.
– Никому не поверю; я знаю, что не любит, – смело сказала Наташа, взяв письмо, и в лице ее выразилась сухая и злобная решительность, заставившая Марью Дмитриевну пристальнее посмотреть на нее и нахмуриться.
– Ты, матушка, так не отвечай, – сказала она. – Что я говорю, то правда. Напиши ответ.
Наташа не отвечала и пошла в свою комнату читать письмо княжны Марьи.
Княжна Марья писала, что она была в отчаянии от происшедшего между ними недоразумения. Какие бы ни были чувства ее отца, писала княжна Марья, она просила Наташу верить, что она не могла не любить ее как ту, которую выбрал ее брат, для счастия которого она всем готова была пожертвовать.
«Впрочем, писала она, не думайте, чтобы отец мой был дурно расположен к вам. Он больной и старый человек, которого надо извинять; но он добр, великодушен и будет любить ту, которая сделает счастье его сына». Княжна Марья просила далее, чтобы Наташа назначила время, когда она может опять увидеться с ней.
Прочтя письмо, Наташа села к письменному столу, чтобы написать ответ: «Chere princesse», [Дорогая княжна,] быстро, механически написала она и остановилась. «Что ж дальше могла написать она после всего того, что было вчера? Да, да, всё это было, и теперь уж всё другое», думала она, сидя над начатым письмом. «Надо отказать ему? Неужели надо? Это ужасно!»… И чтоб не думать этих страшных мыслей, она пошла к Соне и с ней вместе стала разбирать узоры.
После обеда Наташа ушла в свою комнату, и опять взяла письмо княжны Марьи. – «Неужели всё уже кончено? подумала она. Неужели так скоро всё это случилось и уничтожило всё прежнее»! Она во всей прежней силе вспоминала свою любовь к князю Андрею и вместе с тем чувствовала, что любила Курагина. Она живо представляла себя женою князя Андрея, представляла себе столько раз повторенную ее воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представляла себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе? иногда, в совершенном затмении, думала она. Тогда только я бы была совсем счастлива, а теперь я должна выбрать и ни без одного из обоих я не могу быть счастлива. Одно, думала она, сказать то, что было князю Андрею или скрыть – одинаково невозможно. А с этим ничего не испорчено. Но неужели расстаться навсегда с этим счастьем любви князя Андрея, которым я жила так долго?»
– Барышня, – шопотом с таинственным видом сказала девушка, входя в комнату. – Мне один человек велел передать. Девушка подала письмо. – Только ради Христа, – говорила еще девушка, когда Наташа, не думая, механическим движением сломала печать и читала любовное письмо Анатоля, из которого она, не понимая ни слова, понимала только одно – что это письмо было от него, от того человека, которого она любит. «Да она любит, иначе разве могло бы случиться то, что случилось? Разве могло бы быть в ее руке любовное письмо от него?»
Трясущимися руками Наташа держала это страстное, любовное письмо, сочиненное для Анатоля Долоховым, и, читая его, находила в нем отголоски всего того, что ей казалось, она сама чувствовала.
«Со вчерашнего вечера участь моя решена: быть любимым вами или умереть. Мне нет другого выхода», – начиналось письмо. Потом он писал, что знает про то, что родные ее не отдадут ее ему, Анатолю, что на это есть тайные причины, которые он ей одной может открыть, но что ежели она его любит, то ей стоит сказать это слово да , и никакие силы людские не помешают их блаженству. Любовь победит всё. Он похитит и увезет ее на край света.
«Да, да, я люблю его!» думала Наташа, перечитывая в двадцатый раз письмо и отыскивая какой то особенный глубокий смысл в каждом его слове.
В этот вечер Марья Дмитриевна ехала к Архаровым и предложила барышням ехать с нею. Наташа под предлогом головной боли осталась дома.


Вернувшись поздно вечером, Соня вошла в комнату Наташи и, к удивлению своему, нашла ее не раздетою, спящею на диване. На столе подле нее лежало открытое письмо Анатоля. Соня взяла письмо и стала читать его.
Она читала и взглядывала на спящую Наташу, на лице ее отыскивая объяснения того, что она читала, и не находила его. Лицо было тихое, кроткое и счастливое. Схватившись за грудь, чтобы не задохнуться, Соня, бледная и дрожащая от страха и волнения, села на кресло и залилась слезами.
«Как я не видала ничего? Как могло это зайти так далеко? Неужели она разлюбила князя Андрея? И как могла она допустить до этого Курагина? Он обманщик и злодей, это ясно. Что будет с Nicolas, с милым, благородным Nicolas, когда он узнает про это? Так вот что значило ее взволнованное, решительное и неестественное лицо третьего дня, и вчера, и нынче, думала Соня; но не может быть, чтобы она любила его! Вероятно, не зная от кого, она распечатала это письмо. Вероятно, она оскорблена. Она не может этого сделать!»
Соня утерла слезы и подошла к Наташе, опять вглядываясь в ее лицо.
– Наташа! – сказала она чуть слышно.
Наташа проснулась и увидала Соню.
– А, вернулась?
И с решительностью и нежностью, которая бывает в минуты пробуждения, она обняла подругу, но заметив смущение на лице Сони, лицо Наташи выразило смущение и подозрительность.
– Соня, ты прочла письмо? – сказала она.
– Да, – тихо сказала Соня.
Наташа восторженно улыбнулась.
– Нет, Соня, я не могу больше! – сказала она. – Я не могу больше скрывать от тебя. Ты знаешь, мы любим друг друга!… Соня, голубчик, он пишет… Соня…
Соня, как бы не веря своим ушам, смотрела во все глаза на Наташу.
– А Болконский? – сказала она.
– Ах, Соня, ах коли бы ты могла знать, как я счастлива! – сказала Наташа. – Ты не знаешь, что такое любовь…
– Но, Наташа, неужели то всё кончено?
Наташа большими, открытыми глазами смотрела на Соню, как будто не понимая ее вопроса.
– Что ж, ты отказываешь князю Андрею? – сказала Соня.
– Ах, ты ничего не понимаешь, ты не говори глупости, ты слушай, – с мгновенной досадой сказала Наташа.
– Нет, я не могу этому верить, – повторила Соня. – Я не понимаю. Как же ты год целый любила одного человека и вдруг… Ведь ты только три раза видела его. Наташа, я тебе не верю, ты шалишь. В три дня забыть всё и так…
– Три дня, – сказала Наташа. – Мне кажется, я сто лет люблю его. Мне кажется, что я никого никогда не любила прежде его. Ты этого не можешь понять. Соня, постой, садись тут. – Наташа обняла и поцеловала ее.
– Мне говорили, что это бывает и ты верно слышала, но я теперь только испытала эту любовь. Это не то, что прежде. Как только я увидала его, я почувствовала, что он мой властелин, и я раба его, и что я не могу не любить его. Да, раба! Что он мне велит, то я и сделаю. Ты не понимаешь этого. Что ж мне делать? Что ж мне делать, Соня? – говорила Наташа с счастливым и испуганным лицом.
– Но ты подумай, что ты делаешь, – говорила Соня, – я не могу этого так оставить. Эти тайные письма… Как ты могла его допустить до этого? – говорила она с ужасом и с отвращением, которое она с трудом скрывала.
– Я тебе говорила, – отвечала Наташа, – что у меня нет воли, как ты не понимаешь этого: я его люблю!
– Так я не допущу до этого, я расскажу, – с прорвавшимися слезами вскрикнула Соня.
– Что ты, ради Бога… Ежели ты расскажешь, ты мой враг, – заговорила Наташа. – Ты хочешь моего несчастия, ты хочешь, чтоб нас разлучили…
Увидав этот страх Наташи, Соня заплакала слезами стыда и жалости за свою подругу.
– Но что было между вами? – спросила она. – Что он говорил тебе? Зачем он не ездит в дом?
Наташа не отвечала на ее вопрос.
– Ради Бога, Соня, никому не говори, не мучай меня, – упрашивала Наташа. – Ты помни, что нельзя вмешиваться в такие дела. Я тебе открыла…
– Но зачем эти тайны! Отчего же он не ездит в дом? – спрашивала Соня. – Отчего он прямо не ищет твоей руки? Ведь князь Андрей дал тебе полную свободу, ежели уж так; но я не верю этому. Наташа, ты подумала, какие могут быть тайные причины ?
Наташа удивленными глазами смотрела на Соню. Видно, ей самой в первый раз представлялся этот вопрос и она не знала, что отвечать на него.
– Какие причины, не знаю. Но стало быть есть причины!
Соня вздохнула и недоверчиво покачала головой.
– Ежели бы были причины… – начала она. Но Наташа угадывая ее сомнение, испуганно перебила ее.
– Соня, нельзя сомневаться в нем, нельзя, нельзя, ты понимаешь ли? – прокричала она.
– Любит ли он тебя?
– Любит ли? – повторила Наташа с улыбкой сожаления о непонятливости своей подруги. – Ведь ты прочла письмо, ты видела его?
– Но если он неблагородный человек?
– Он!… неблагородный человек? Коли бы ты знала! – говорила Наташа.
– Если он благородный человек, то он или должен объявить свое намерение, или перестать видеться с тобой; и ежели ты не хочешь этого сделать, то я сделаю это, я напишу ему, я скажу папа, – решительно сказала Соня.
– Да я жить не могу без него! – закричала Наташа.
– Наташа, я не понимаю тебя. И что ты говоришь! Вспомни об отце, о Nicolas.
– Мне никого не нужно, я никого не люблю, кроме его. Как ты смеешь говорить, что он неблагороден? Ты разве не знаешь, что я его люблю? – кричала Наташа. – Соня, уйди, я не хочу с тобой ссориться, уйди, ради Бога уйди: ты видишь, как я мучаюсь, – злобно кричала Наташа сдержанно раздраженным и отчаянным голосом. Соня разрыдалась и выбежала из комнаты.
Наташа подошла к столу и, не думав ни минуты, написала тот ответ княжне Марье, который она не могла написать целое утро. В письме этом она коротко писала княжне Марье, что все недоразуменья их кончены, что, пользуясь великодушием князя Андрея, который уезжая дал ей свободу, она просит ее забыть всё и простить ее ежели она перед нею виновата, но что она не может быть его женой. Всё это ей казалось так легко, просто и ясно в эту минуту.