Хакасские языки

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Хакасские (кыргызские) языки — группа восточнотюркских языков, предположительно сложившихся на основе древнекыргызского (енисейско-кыргызского) языка.





Состав

Сформировавшиеся предположительно на основе древнекыргызского сарыг-югурский, фуюйско-кыргызский, литературные хакасский и шорский и хакасские алтайские идиомы, представляющие собой взаимопонятные диалекты (максимально обособлен сарыг-югурский).

Древнекыргызский язык

Древнекыргызский язык первоначально был близкородственным орхоно-енисейскому, являясь, как и орхоно-уйгурский, его диалектом, получившим самостоятельное развитие. Предположительно на позднем этапе произошло изменение -d- > -z-. По признаку -z- хакасская группа именуется также группой -z- или azaq.

Современные языки

Сарыг-югурский язык

Варианты названия: юйгу (от китайского наименования уйгуров), сары-югурский, язык желтых уйгуров; соседствующие с сарыг-югурами говорящие на языке монгольской семьи шира-югуры называют их хара-йогурами.

Проживают в районе Минхуа волости Лянхуа и Минхай Китайской Народной Республики. Сарыг-югурский язык официально считается бесписьменным (вероятно, используется на практике китайская письменность), в прошлом предположительно использовалось староуйгурское письмо. Противопоставляются сильные и слабые согласные, придыхание соответствует фарингализации в саянском ареале.

Современный облик сложился в XI-XIX вв. в результате контакта с кыпчакскими (наличествуют ногайские переходы š > s, č > š), монгольским, китайским и тибетскими языками.

По переходу š > s, č > š сарыг-югурский язык сближается с мелетским говором среднечулымского диалекта хакасско-алтайского ареала (и с некоторыми ногайско-кыпчакскими идиомами), со сложными принципами распределения (например, tas, но baš < bašč!).

В начальной позиции употребляется j- или взрывной звук d'-.

Фуюйско-кыргызский язык

Самоназвание: кыргыз. Проживают в провинции Хэйлунцзян Китайской Народной Республики, уезд Фуюй, а также Хайлар. В Хэйлунцзяне поселились во II половине XVII века.

Язык бесписьменный (латинская письменность в разработке). Отражает особенности языка енисейских кыргызов XVI-XVII вв. Противопоставляются сильные и слабые согласные. Как и в сарыг-югурском, есть нечто вроде саянской фарингализации. Начальный звук j- может отражаться как n- (мягкий?). Традиционно считается ближайшим родственником хакасского языка, трактуется как продолжение качинского диалекта, по другим сведениям этот язык может быть ближайшим родственником прежде всего сарыг-югурского.

Хакасско-алтайские диалекты

Выделяются свистящие и шипящие диалекты.

Свистящие диалекты:

Для сагайско-бельтирской зоны характерно совпадение: š > s/z, č > š > s/z (интервокально, начальное j > č обычно сохраняется).

Шипящие диалекты:

При классификации в состав хакасского языка включаются сагайско-бельтирский, качинский (в том числе камасинский), кызыльский диалекты и шорский диалект в Таштыпском районе Хакасии, под собственно шорским понимается шорский диалект в Кемеровской области и Республике Алтай; мелетский и среднечулымский диалекты включены в состав чулымского.

В мелетском диалекте изменение ногайского типа š > s, č (в том числе из j) > š. В остальных диалектах шипящие сохраняются или свободно чередуются со свистящими. Изменение q > x отмечается в диалектах хакасского языка, за исключением качинского. В качинском же диалекте хакасского языка сохраняется начальное b-.

Литературная форма хакасского языка создана на основе сагайско-бельтирского и качинского диалектов, литературная форма шорского на основе шорского диалекта Северного Алтая. Письменность для хакасского языка известна с 1924 года, письменность для шорского с 1927 года, но первый букварь для шорского был издан миссионерами еще в 1885 году.

Чулымский язык письменности и литературной нормы не имеет, но выделяются так называемые наиболее существенные говоры следующих деревень: Туталы, Новой деревни, Тызырачева, Пуштакова и др.

Основания для выделения в самостоятельную группу

Хакасские (кыргызские) языки характеризуются следующими признаками:

  • рефлексация пратюркского интервокального и конечного пратюркского -d- в виде -z-;
  • распространение озвончения интервокальных согласных на спиранты -s- и -š- (по такому признаку они объединяются с южноалтайским, северноалтайскими и саянскими), за исключением сарыг-югурского (-s-, -š- > -s-);
  • отсутствие шумных звонких начальных согласных, за исключением сарыг-югурского и фуюйско-кыргызского, а также качинского и некоторых других;
  • сохранение в большинстве случаев проточного и взрывного -g.

Северноалтайские и киргизско-кыпчакские языки

К хакасским традиционно относятся также северноалтайские и южноалтайские диалекты и киргизский язык. Недостоверно ввиду рефлексации -d- как -j-. Сходство в лексике и фонетике может быть следствием длительных контактов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Хакасские языки"

Литература

  • [aton.ttu.edu/kilavuzlar.asp Вербицкий В.И. Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка, Казань, 1884]
  • Баскаков Н.А. Тюркские языки, М., 1960, 2006
  • Текин Т. Проблема классификации тюркских языков // Проблемы современной тюркологии: материалы II Всесоюзной тюркологической конференции. - Алма-Ата: Наука, 1980 — С. 387-390
  • Языки мира. Тюркские языки, Бишкек, 1997
  • [www.irbis.tomsk.ru/fulltxt/103471.pdf Дайджест "Народы Томской области", 2004]

Отрывок, характеризующий Хакасские языки


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег'т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г'ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг'и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг'а не возьмем, они у нас из под носа выг'вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег'ала – сейчас вег'нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.