Хаклюйт, Ричард

Ричард Хаклит (Хаклюйт)
англ. Richard Hakluyt
Род деятельности:	прозаик, священник
Дата рождения:	1552 или 1553 год
Подданство:	Англия
Дата смерти:	23 ноября 1616(1616-11-23)
Место смерти:	Лондон

Ричард Ха́клит (Ха́клюйт, Гаклюйт или Хаклют) (англ. Richard Hakluyt; 1552 или 1553 год — 23 ноября 1616 года) — один из самых плодовитых авторов елизаветинской эпохи, идеолог английской колонизации Северной Америки, неутомимый собиратель географических сведений, подытоживший вклад англичан в Великие географические открытия своим объёмистым сборником «Книга путешествий» (1589, расширенное издание — 1598—1600).

Ранние годы

Хаклит в пятилетнем возрасте остался сиротой. Его воспитание было возложено на двоюродного брата, лондонского адвоката Ричарда Хаклита (Хаклюйта), который, будучи не понаслышке знаком с заморской торговлей, по воспоминаниям писателя, познакомил его с «некоторыми книгами по космографии, с приложением карты мира». С 1570 по 1577 год Хаклит учился в Оксфорде (колледж Крайст-Чёрч), после чего принял духовный сан.

Несмотря на выбор церковной карьеры, главной страстью Хаклита с юных лет оставалось, как он сам признавался, собирание новейших карт и глобусов. Их он выписывал у ведущих картографов (в первую очередь, Ортелия и Меркатора) и демонстрировал оксфордским студентам; с его лекций в университете ведёт отсчёт своей истории оксфордская кафедра географии.

Общение с купцами и мореходами привело Хаклита к мысли (впервые высказанной в 1582 г. в предисловии к английскому переводу описания плавания Картье в Канаду) о желательности английской колонизации Северной Америки, особенно её умеренного пояса, права на который английской короне дало плавание Себастьяна Кабота. Подобно Хемфри Гилберту и Мартину Фробишеру, он разделял представления о существовании в тех краях северо-западного прохода в сказочно богатые страны Азии.

Миссия в Париже

Хаклит в качестве духовника Фрэнсиса Уолсингема и Роберта Сесила пытался продвигать проекты создания плантаций в Новом свете в пику испанцам, которые считали своими все земли западнее тордесильясской линии. Этим проектам благоприятствовало обострение англо-испанских отношений вокруг нападений Фрэнсиса Дрейка на испанские порты. В 1583 году Уолсингем приставил Хаклита капелланом к английскому посольству в Париже, где он старательно собирал сведения о французских торговцах пушниной в Канаде и служил связным между английским правительством и мореходами, бежавшими из Португалии после поражения Антонио из Крату.

Узнав о намерении Уолтера Рэли снарядить экспедицию для заселения Виргинии (Роанок), Хаклит представил королеве секретный «Трактат о западных плантациях» (1584). Эта работа (впервые преданная гласности только в 1877 году) принесла Хаклиту выгодную синекуру при Бристольском соборе; впоследствии он был переведён в Вестминстерское аббатство. Перед отъездом из Парижа он успел опубликовать обзор экспедиций испанских конкистадоров.

Подготовка колонизации Америки

Не позже 1590 года Хаклит женился на родственнице Томаса Кавендиша, после чего на некоторое время отошёл от издательской деятельности. Вероятно, в 1590-е годы он занимался подготовкой грандиозной «Книги путешествий» — сборника, в который вошли сообщения англичан о путешествиях на запад и восток, в Америку и Россию. Энциклопедия Британника определяет «Книгу путешествий» как «национальный эпос в прозе».

Выход из печати обновлённой «Книги путешествий» совпал с образованием Британской Ост-Индской компании. Учёные консультации Хаклита стали залогом коммерческого успеха этого предприятия. Он также активно лоббировал обращение к Якову I в поддержку выдачи патента на колонизацию Виргинии и даже сам собирался ехать с первыми поселенцами. Во многом благодаря его усилиям разрешение на колонизацию в 1606 году получили Плимутская и Вирджинская компании.

В 1609 году Хаклит перевёл на английский описание экспедиции Эрнандо де Сото, а в 1612 году стоял у истоков компании Северо-западного прохода (Northwest Passage Company).

Наследие

За три года до смерти Хаклита из печати вышел первый том историко-географического сборника другого священника, Сэмюэла Пёрчаса, который впоследствии опубликовал неизданные рукописи своего предшественника с прибавлением собственных изысканий под заголовком «Хаклит: посмертное издание...». Эта работа навеяла Кольриджу одно из самых знаменитых стихотворений на английском языке — Kubla Khan (1797). В 1846 году в Лондоне было создано Хаклитовское общество (Общество Ричарда Хаклита), которое ставит своей задачей публикацию географических текстов в традициях Хаклита и Пёрчаса.

Ссылки

• [www.britannica.com/EBchecked/topic/252157 Richard Hakluyt] (англ.). — статья из Encyclopædia Britannica Online. Проверено 30 марта 2012.

• [www.gutenberg.org/etext/4076 Discovery of Muscovy by Richard Hakluyt]  (англ.)
• [www.gutenberg.org/author/Richard+Hakluyt Работы Ричарда Хаклита] в проекте «Гутенберг»
• [www.hakluyt.com Сайт Хаклитовского общества]  (англ.)
• Макаров В. С. [around-shake.ru/news/4055.htm «Основные плавания… английской нации»: новое издание]. «Современники Шекспира: Электронное научное издание» (around-shake.ru). Проверено 14 декабря 2012. [www.webcitation.org/6D2U0sQV9 Архивировано из первоисточника 20 декабря 2012].

Отрывок, характеризующий Хаклюйт, Ричард

Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.