Хакон Воспитанник Торира

Хакон I Магнуссон или Хакон I Воспитанник Торира (норв. Håkon Magnusson Toresfostre) (1068 — 1094) — король Норвегии, сын Магнуса II, правил в 1093 — 1094 годах.

Хакону был год, когда умер его отец Магнус, правивший в Северной Норвегии. После этого единоличным королём Норвегии стал дядя Хакона, Олаф III Тихий, правивший в Восточной Норвегии. Хакона взял на воспитание ярл Торир из Стейга. В 1090 году, по сообщению саг, Хакон совершил набег на Бьярмию, где одержал победу в сражении с местными жителями. После смерти Олафа III в 1093 году, королём Норвегии был провозглашен его сын Магнус III Голоногий. Однако жители Упланда, собравшись на тинге, провозгласили королём Хакона Магнусона. Затем Хакон со своими сторонниками направился в столицу Норвегии, Тронхейм, где потребовал разделить Норвегию между собой и Магнусом, как ранее поступили их отцы. Это требование было признано справедливым. Став конунгом, Хакон набрал себе дружину, а также отменил ряд налогов и ввел некоторые улучшения законов, чем завоевал полное расположение бондов. Поведение Хакона вызвало недовольство у его соправителя Магнуса III и между двоюродными братьями произошёл конфликт. В конце 1093 года Хакон и Магнус начали готовиться к войне друг против друга и собирать войска. В начале 1094 года, когда Хакон объезжал фюльке Восточной Норвегии, вербуя себе сторонников, он неожиданно умер при переходе через горный перевал.

Ссылки

• [ulfdalir.narod.ru/sources/Iceland-Scandinavia/Heimskringla/hardrada.htm Снорри Стурлусон «Круг Земной» «Сага о Харальде Суровом»]
• [ulfdalir.narod.ru/sources/Iceland-Scandinavia/Heimskringla/berfoetts.htm Снорри Стурлусон «Круг Земной» «Сага о Магнусе Голоногом»]

Отрывок, характеризующий Хакон Воспитанник Торира

Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»