Халиб

Халиб (или Галиб) ибн Абд ар-Рахман аль-Насири (погиб 10 июля 981 года) — военачальник на службе правителей Кордовского халифата.

Война в Ифрикии

Халиб аль-Насири начал свою военную службу при халифе Абд ар-Рахмане III, однако главные его победы пришлись на правление ал-Хакама II. В 972 году Кордовский халифат начал в Ифрикии войну с государством Идрисидов. Первый поход против них был неудачен, после чего халиф назначил главнокомандующим своими войсками в Северной Африке Халиба, к тому времени уже пользовавшегося авторитетом среди воинов. Халибу в 974 году удалось разбить войско правителя Идрисидов Хасана II ибн Каннуна и взять его в плен. Государство Идрисидов перестало существовать, его земли были поставлены под контроль верных испанским Омейядам правителей, а Хасан II в качестве трофея привезён в Кордову.

Битва при Гормасе

В 974 году, воспользовавшись тяжёлой болезнью халифа ал-Хакама II и войной халифата в Ифрикии, граф Кастилии Гарсия Фернандес разорвал мир с маврами и разорил некоторые из их владений. Оправившийся от болезни ал-Хакам в марте 975 года начал подготовку к походу в Кастилию. Халиб был назначен командующим, однако ещё до того, как войско было собрано, стало известно, что 17 апреля войско во главе с Гарсией Фернандесом осадило стратегически важную крепость Гормас (около Сан-Эстебан-де-Гормаса). Со всеми уже собранными силами Халиб аль-Насири выступил на помощь осаждённым. 21 мая у Гормаса произошёл бой между войском мусульман и христиан. Победа не досталось ни одной из сторон, но Халиб, из-за недостаточного числа воинов, был вынужден отойти от Гормаса, позволив графу Кастилии продолжить осаду. В следующие дни к обеим сторонам подошло значительное подкрепление, в том числе в лагерь христиан со своими войсками прибыли правители королевства Леон Эльвира Рамирес и Рамиро III, король Наварры Санчо II Абарка, граф Монсона Фернандо Ансурес и граф Сальдании Гомес Диас. Общая численность войска христиан, по данным средневековых хроник, достигала 60 000 воинов. 18 июня христиане предприняли попытку штурма Гормаса, но понесли большие потери и были вынуждены отступить. Одновременно Халиб напал на лагерь христиан и нанёс им ещё одно поражение. Потеряв бо́льшую часть воинов, христианские правители приняли решение снять осаду, разделили свои войска и двинулись каждый в свои владения. Однако на обратном пути они были вновь атакованы маврами: Халиб разбил около Ланги войско Гарсии Фернандеса, переправлявшееся через Дуэро, а вали Сарагосы нанёс поражение Санчо II Абарке. Затем войско Халиба разорило приграничные земли Кастилии. Эта победа над христианами, первая более чем за 10 лет, очень высоко подняла популярность Халиба аль-Насири в войске и во всей стране.

Союз с аль-Мансуром

Халиб не участвовал в дворцовых интригах, произошедших после смерти ал-Хакама II в 976 году, но и при новом халифе, Хишаме II, сохранил свой авторитет как лучший на тот момент военачальник халифата. Несмотря на напряжённые отношения с хаджибом (первым министром) Джафаром аль-Мусхафи, Халиб продолжал занимать значительные военные и административные должности: в 976 году он упоминается как правитель Нижней провинции, а в следующем — Средней провинции. Совершённые им в 977 году два совместных похода с Мухаммадом ибн Абу Амиром (более известным как аль-Мансур), тесно сблизили его с этим влиятельным при дворе халифа человеком. Во время этих походов мусульманами была взята Саламанка и вновь разбиты войска трёх христианских правителей: Рамиро III, Санчо II Абарки и Гарсии Фернандеса. Союз с Халибом позволил аль-Мансуру разорвать союз с аль-Мусхафи. Попытка хаджиба переманить Халиба аль-Насири на свою сторону путём брака между двумя семьями, потерпела неудачу. 16 августа 977 года состоялось заключение брака между аль-Мансуром и дочерью Халиба, Асмой, а 26 марта 978 года, потерявший почти всякую поддержку (в первую очередь среди войска) аль-Мусхафи был арестован. Новым хаджибом стал аль-Мансур.

Мятеж Халиба

Первоначально отношения между Халибом аль-Насири и аль-Мансуром оставались весьма дружественными, но затем между ними начались разногласия. Халиб выражал недовольство укреплением единовличной власти хаджиба, предпринятой им изоляцией халифа Хишама II от реального управления страной и проведённой аль-Мансуром реформой армии халифата, в результате которой в ней стали преобладать лично преданные хаджибу воины-берберы. Окончательный разрыв между Халибом и его зятем произошёл в 980 году во время их совместного похода против христиан. В одной из приграничных с Арагоном крепостей между двумя военачальниками вспыхнула ссора. Халиб обвинил аль-Мансура в узурпации власти, ударил его мечом и ранил. Опасаясь за свою жизнь, аль-Мансур спрыгнул с парапета башни, где произошла ссора, сумел уцепиться за выступы стены, с помощью слуг спуститься вниз и покинуть крепость. Халиб его не преследовал.

Понимая, что у него недостаточно поддержки среди войска, Халиб аль-Насири бежал в королевство Леон, где попросил военной помощи у короля Леона Рамиро III. Король дал согласие и летом 981 года войско христиан, в сопровождении отрядов сторонников Халиба, двинулось в поход на Кордову. Главной целью похода было объявлено возвращение власти халифу Хишаму II. Им навстречу выступило войско во главе с аль-Мансуром. 10 июля у Сан-Висенте (около Атьенсы) произошло сражение. Первоначально перевес был на стороне Рамиро III и Халиба, но в самый разгар битвы Халиб получил удар по голове и упал с коня. Его сторонники, считая Халиба убитым, обратились в бегство, вслед за ними начало отступление и леонское войско, понёсшее при этом значительные потери. Одержавший победу аль-Мансур повелел разыскать тело Халиба аль-Насири и когда оно было найдено, его обезглавили, с тела содрали кожу, набили его хлопком и распяли на воротах Кордовы. Голову Халиба аль-Мансур отдал своей жене Асме, дочери погибшего военачальника. Победа над Халибом сделала аль-Мансура полновластным хозяином всей армии халифата.

Карты

• [www.covadonga.narod.ru/Magrib.html Наступление Омейядов в Магрибе (X в.)]

Ссылки

• [www.covadonga.narod.ru/X.htm Хронология Реконкисты. X век]. Проверено 18 января 2009. [www.webcitation.org/66BiLubqI Архивировано из первоисточника 15 марта 2012].
• [www.covadonga.narod.ru/Almanzor-2.html Альманзор (939—1002)]. Проверено 18 января 2009. [www.webcitation.org/65QCEBNF6 Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
• [www.bardulia.webcindario.com/histVII-1.php Historia del Condado de Castilla VII, 1] (исп.). Проверено 18 января 2009. [www.webcitation.org/66P4SGsAu Архивировано из первоисточника 24 марта 2012].

Литература

• Мюллер А. История ислама: От мусульманской Персии до падения мусульманской Испании. — М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ», 2004. — С. 687, 712—723. — 894 с. — ISBN 5-17-022031-6.

Отрывок, характеризующий Халиб

Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.