Халманов, Иосиф Васильевич

Иосиф Васильевич Халманов
Дата рождения	23 марта 1906(1906-03-23)
Место рождения	село Гоньба, ныне Ленинский район города Барнаул, Алтайский край, Россия
Дата смерти	18 ноября 1970(1970-11-18) (64 года)
Место смерти	город Барнаул, Алтайский край, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	медицинская служба
Годы службы	1928—1930, 1941—1945
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Иосиф Васильевич Халманов (23 марта 1906, село Гоньба ныне Научногородской поселковой администрации Ленинского района города Барнаул — 18 ноября 1970, город Барнаул) — участник Великой Отечественной войны, санитарный инструктор 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой Рославльской Краснознамённой ордена Суворова дивизии 50-й армии 2-го Белорусского фронта, Герой Советского Союза (1945), старшина.

Биография

Родился 23 марта 1906 года в семье служащего. Русский. Окончил начальную школу. Работал в колхозе.

С 1928 по 1939 год в Красной Армии на действительной военной службе.

Возвратившись из армии работал в Барнаульской конно-транспортной артели.

В июне 1941 года вновь призван в ряды Красной Армии, с июля этого же года участвует в Великой Отечественной войне.

30 сентября 1941 года под городом Торжок, ныне Торжокского района Тверской области, получил осколочное ранение в левую руку.

13 ноября 1941 года под Вязьмой получил осколочное ранение в левое плечо.

29 декабря 1941 года под Калугой получил касательное осколочное ранение в голову.

Находился на излечении в госпитале. После выздоровления окончил курсы санитарных инструкторов.

С 19 по 31 марта 1943 года в ходе Ржевско-Вяземская наступательной операции во время боёв за деревни Ртинка, Каменка, Новоселки санинструктор 2-й стрелковой роты, 1-го стрелкового батальона 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии красноармеец Халманов непосредственно на поле боя под огнём противника оказал первую медицинскую помощь и эвакуировал в батальонный медпункт 90 бойцов.

26 апреля 1943 года приказом по 364-му стрелковому полку № 01/н, Халманов награждён медалью «За боевые заслуги».

28 августа 1943 года, в ходе Ельнинско-Дорогобужской операции Халманов был контужен.

Член ВКП(б) с 1943 года.

24 июня 1944 года в районе деревни Городец, ныне Быховского районя Могилёвской области Беларуси, при наступлении, в первый день проведения операции «Багратион» санинструктор 3-й стрелковой роты 364-го стрелкового полка 139 СД старшина Халманов вынес с поля боя 19 раненных солдат и одного офицера с их оружием, а также на поле боя оказал первую медицинскую помощь 15-ти раненым воинам, за что приказом по 139-й стрелковой дивизии № 019/н от 29.06.1944 года был награждён орденом Красной звезды.

27 июня 1944 года санинструктор 1-го стрелкового батальона 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии 50-й армии 2-го Белорусского фронта старшина медицинской службы Xалманов в составе группы из шести бойцов под сильным огнём противника на подручных средствах преодолел реку Днепр в районе деревни Буйничи Могилёвского района Могилёвской области и захватил плацдарм на правом берегу. Группа захвата отбила все контратаки противника и способствовала форсированию водной преграды подразделениями полка. При штурме деревни Буйничи на правом берегу Днепра отважный санинструктор первым водрузил красный флаг на одном из занятых домов, чем вызвал панику в рядах гитлеровцев. 2 июля 1943 года командиром 364-го стрелкового полка подполковником Петровым старшина Халманов был представлен к присвоению звания Героя Советского Союза.

15 июля 1944 года в наступательном бою у деревни Ковшево санинструктор 3-й стрелковой роты 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии старшина Халманов под сильным огнём противника оказал необходимую медпомощь и вынес с поля боя 8 тяжело раненых солдат и офицеров с их личным оружием. Во время нахождения роты в окружении участвовал в отражении вражеских контратак, уничтожив при этом 9 немецких солдат, за что приказом по войскам 49-й армии № 695 от 09.09.1944 года был награждён орденом Отечественной войны II степени.

19 августа 1944 года Халманов был вторично контужен.

С 19 по 20 января 1945 года в ходе Восточно-Прусской операции в наступательных боях в районе Бараново, ныне Остроленкского повята, Мазовецкого воеводства Польши, командир отделения носильщиков санитарной роты 364-го стрелкового полка 139-й стрелковой дивизии старшина Халманов вместе со своим отделением вынес с поля боя 85 раненых солдат и офицеров с их оружием, из которых 25 вынес лично.

17 февраля 1945 года приказом по войскам 70-го стрелкового корпуса № 07/н, подписанного его командиром генерал-лейтенантом Терентьевым, старшина Халманов награждён орденом Отечественной войны I степени.

24 марта 1945 года Указом Президиума Верховного Совета СССР за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм старшине медицинской службы Халманову Иосифу Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Всего за время войны старшина медицинской службы Халманов вынес с поля боя 190 раненых бойцов и командиров. На его боевом счету — 18 уничтоженных солдат противника.

После войны старшина Халманов демобилизован. Жил и работал в городе Барнаул.

В 1966 году вышел на пенсию по возрасту.

Скончался 18 ноября 1970 года. Похоронен в Барнауле.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» № 5422 Героя Советского Союза (24.03.1945);
• орден Ленина (24.03.1945);
• орден Отечественной войны I степени (17.02.1945);
• орден Отечественной войны II степени (09.09.1944);
• орден Красной звезды (29.06.1944);
• медали СССР:
  • «За боевые заслуги» (26.04.1943);
  • «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина»;
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
  • «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»;
  • «50 лет Вооружённых Сил СССР».

Память

• Имя Героя высечено золотыми буквами в зале Славы Центрального музея Великой Отечественной войны в Парке Победы города Москва.

Источники

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.

Литература

• Кузнецов И. И., Джога И. М. Золотые Звёзды Алтая. — Барнаул: 1982.
• Кузьмин М. К. Медики — Герои Советского Союза. М., 1970.
• Сатрапинский Ф. Военные медики — Герои Советского Союза. Л., 1975.
• Навечно в сердце народном. 3-е изд., доп. и испр. Минск, 1984.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=3677 Халманов, Иосиф Васильевич]. Сайт «Герои Страны».

• [www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0009/d6b59ccb.shtml Библиотека — Люди и книги. Халманов, Иосиф Васильевич]
• [bojmer.ucoz.ru/photo/foto_geroev_sssr/halmanov/16-0-458 Герои Великой Отечественной войны. 1941—1945 Халманов, Иосиф Васильевич].
• [dyn.encyclopedia.mil.ru/encyclopedia/heroes/USSR/more.htm?id=10331049@morfHeroes Министерство обороны Российской Федерации. Халманов, Иосиф Васильевич].

Отрывок, характеризующий Халманов, Иосиф Васильевич

– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.