Хальбский котёл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Хальбский котёл
Основной конфликт: Великая Отечественная война
Вторая мировая война
Дата

24 апреля — 1 мая 1945

Место

52°06′24″ с. ш. 13°42′03″ в. д. / 52.10667° с. ш. 13.70083° в. д. / 52.10667; 13.70083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.10667&mlon=13.70083&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 52°06′24″ с. ш. 13°42′03″ в. д. / 52.10667° с. ш. 13.70083° в. д. / 52.10667; 13.70083 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=52.10667&mlon=13.70083&zoom=14 (O)] (Я) Хальбе, Германия

Итог

Победа Красной Армии

Противники
СССР СССР Германия
Командующие
И. С. Конев Теодор Буссе
Силы сторон
280 000 80 000
Потери
Около 36 000 убитых Более чем 30 000 убито, 25 000 пленных
 
Берлинская операция

Хальбский котёл (нем. Kessel von Halbe, англ. Battle of Halbe) — наступательная операция Красной Армии, в результате которой была окружена группировка германских войск, 9-я армия и части 4-й танковой армии, общей сложностью до 200 000 человек. В советских документах и исследованиях она обычно называлась франкфуртско-губенской, по имени рубежа обороны на Одере, который занимала значительная её часть к началу Берлинской операции. Бронетанковая группировка противника располагала почти 200 танками и САУ, включая тяжёлые «тигры» различных вариантов и штурмовыми орудиями на их базе. Процесс окружения облегчался практически полным отсутствием у немцев горючего и бездействием авиации, но сложилось так, что танковые части 1-го Украинского фронта были нацелены на Берлин и отражать контратаки пришлось стрелковым подразделениям. В западной литературе бои окруженцев обычно связываются с названием деревни Хальбе, ставшей местом ожесточённых боёв остатков окружённой группировки при прорыве из «котла» на запад. Привязка наименования «котла» к Хальбе считается вполне целесообразной, так как именно здесь собрались части, отброшенные с фронта перед Кюстринским плацдармом с позиций на Одере и с северного фланга наступления 1-го Украинского фронта.





Образование «котла»

Предпосылками для окружения 9-й армии к юго-востоку от Берлина стал прорыв одерского рубежа войсками 1-го Белорусского фронта и выход на оперативный простор танковых армий 1-го Украинского фронта после форсирования р. Шпрее. Для советского командования окружение 9-й армии было шагом в направлении упрощения задачи захвата немецкой столицы. Отсечение оборонявшихся на Одере и Нейсе войск противника от Берлина означало их исключение из участия в уличных боях в самом городе.

Командующий 9-й армии Бюссе описывал происходившее следующим образом: «22 апреля кольцо вокруг трёх корпусов 9-й армии замкнулось, когда противник перекрыл все просёлочные дороги через Шпревальд на юге, железную дорогу Люббен—Хальбе на юго-западе и озёрные перешейки между Тёпитцем и Кёнигс-Вустерхаузеном на западе. Тотчас же войска 1-го Белорусского фронта перерезали и последний путь на запад, проходящий через Эркнер и южнее него. 5-й армейский корпус получил приказ, оставив небольшие силы на рубеже Нейсе и перекрыв переправы через Шпрее в лесном массиве Шпреевальд, создать новый оборонительный рубеж от северных окраин Люббена до Хальбе. 21-ю танковую дивизию корпуса, перешедшую в непосредственное подчинение армии, предполагалось перебросить на запад, к цепочке озёр между Тёпитцем и Кёнигс-Вустерхаузеном, для охраны перешейков между озёрами. Правда, там дивизия пробыла недолго и вскоре была отведена к цепочке озёр Тёпитц—Прирос… Когда был получен приказ ОКХ о выходе из окружения, все необходимые приготовления, а именно отвод войск с Восточного фронта, уже шли полным ходом. Если бы эти меры были приняты после получения официального приказа, было бы уже поздно»[1].

5-й горный корпус СС, окружённый с 9-й армиией севернее города Форст, передаётся от 4-й танковой армии (часть группы армий «Центр») 9-й армии (часть группы армий «Висла» под командованием генерала Готхарда Хейнрици). Корпус всё ещё удерживал Котбус. В то время как основная Группа армий «Центр» была вынуждена, в связи с наступлением 1-го Украинского Фронта, отступить вдоль его линии коммуникаций на юго-запад в направлении Чехословакии, на южном фланге 4-й Танковой Армии были некоторые локальные успехи на севере против 1-го Украинского Фронта, Гитлер отдал несколько приказов, которые показали, что его понимание военной реальности ушло. Он приказал удерживать Котбус и атаковать в западном направлении советские колонны продвигающиеся на Север. Это позволило бы им сформировать северную часть клещей, которые встретится с 4-й танковой армией, наступающей с юга, и окружит 1-ый украинский Фронт прежде, прежде чем уничтожить его. 3-я танковая армия должна была стать южной частью клещей, в её задачу входило окружение и уничтожение 1-го Белорусского фронта силами 3-го танкового корпуса СС генерала войск СС Феликс Штайнер, продвигающимися с севера Берлина. Позже в тот же день, Штайнер ясно дал понять, что у него нет необходимого количества войск, чтобы выполнить эту задачу. Хейнрици сообщил ставке Гитлера, что, если 9-я армия не отступит, то она будет окружена войсками Красной Армии. Он подчеркнул, было уже слишком поздно для того, чтобы двигаться на северо-запад до Берлина, и было бы отступить на запад. Хейнрици продолжал говорить, что если Гитлер не разрешит отступить на запад, он просит, чтобы его освободили от его командования. 22 апреля на совещании Гитлер впал в ярость, когда понял, что его планы не будут реализованы. Он заявил, что война проиграна, обвинял генералов и объявил, что он останется в Берлине до конца, а затем покончит с собой. В попытке уговорить Гитлера Начальник штаба ОКВ, генерал Альфред Йодль, предположил, что Двенадцатая армия, которая противостоит американцам, могла передислоцирована в Берлин, потому что американцы уже на реке Эльба и вряд ли будут дальше продвигаться на восток. Гитлер немедленно ухватился за идею. 22 апреля, вследствие отступления отрядов Штейнера, 12-я армия генерала Вальтера Венка стала последней надеждой Гитлера сохранить Берлин. Венку был отдан приказ развернуть свои войска на восток и соединиться с 9-й армией генерала Теодора Буссе. По плану они должны были окружить советские части с запада и с юга. Между тем, 41-й танковый корпус под командованием генерала Хольсте должен был атаковать с севера. К сожалению для немцев, находившихся в Берлине, в большинстве своём войска Хольсте состояли из остатков частей Штайнера. Армия Венка, недавно сформированная, сделала неожиданный разворот и, в общей суматохе удивила части Красной Армии, окружавшие Берлин, неожиданной атакой. Войска Вальтера Венка были подготовлены не лучшим образом, и их атаки быстро прекратились на подступах к Потсдаму из-за сильного противодействия советских войск. Ни Буссе, ни Хольсте не достигли значительного прогресса в направлении Берлина. К концу дня 27 апреля советские войска замкнули кольцо вокруг Берлина, отрезав немецкую столицу от остальной Германии.

Ситуация с 9-й армией

Перед окружением, 9-я армия уже понесла тяжёлые потери в битве за Зееловские высоты. Считается, что в начале окружения она располагала меньше чем 1000 орудий и миномётов, 79 танков и, вероятно, в общей сложности 150-200 бронеавтомобилей. Всего было около 80000 солдат.

Силы сторон[2]

Красная Армия

Сухопутные войска

ВВС — Главный маршал авиации Новиков А. А.

Вермахт

Напишите отзыв о статье "Хальбский котёл"

Примечания

  1. ↑ [militera.lib.ru/h/isaev_av7/19.html Исаев А. В. Берлин 45-го: Сражения в логове зверя]
  2. ↑ книга Тони Ле Тиссье

Отрывок, характеризующий Хальбский котёл

– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Хальбский_котёл&oldid=80286666»