Хамерик, Асгер
Асгер Хамерик (дат. Asger Hamerik, первоначально Хаммерих, нем. Hammerich; 8 апреля 1843, Фредериксберг — 13 июля 1923, там же) — датский композитор и музыкальный педагог. Сын историка Петера Фредерика Хамерика, брат музыковеда Ангула Хамерика, отец дирижёра Эббе Хамерика.
В юности учился в Копенгагене у Иоганна Петера Хартмана и Нильса Гаде, в 1862 году отправился для продолжения учёбы в Лондон, а затем в Берлин, где занимался у Ганса фон Бюлова, однако в 1864 году, в связи с Датско-прусской войной, уехал из Германии в Париж; в это же время Хамерик отказался от использования германоязычной версии своей фамилии, Хаммерих. В Париже Хамерик учился у Гектора Берлиоза, а после его смерти в 1869 году отправился в Италию, затем в Вену и наконец в США, где в 1871 году возглавил Консерваторию Пибоди в Балтиморе.
Во главе консерватории Хамерик оставался до 1898 года; этот период был заметной вехой в развитии консерватории — в частности, её гостями были Артур Салливан и Пётр Ильич Чайковский. Хамерик отличался дисциплинарной строгостью, требуя от студентов обязательного посещения занятий (что было не слишком принято в те времена) и допуская до защиты диплома лишь немногих наиболее старательных. Кроме того, Хамерик дирижировал консерваторскими концертами, многие из которых достигали значительных масштабов; предпринятый им в 1874 году концерт, полностью составленный из произведений американских композиторов, считается одним из первых музыкальных событий этого рода в США[1]. В 1900 году он вернулся в Данию, но активной профессиональной деятельностью уже не занимался.
Основные сочинения Хамерика созданы в американский период его деятельности. Хамерику принадлежит семь симфоний (не считая юношеской, сочинённой в 1860 году), пять Северных сюит, фортепианный квинтет, вокальная музыка и Реквием (1886—1887), который он сам считал своим наиболее значительным произведением; в доамериканский период Хамерик написал также четыре оперы. Музыка Хамерика близка французской традиции (даже подзаголовки шести симфониям из семи даны на французском языке): в более ранних работах Хамерика сохраняется влияние его учителя Берлиоза, более поздние сопоставимы с произведениями Сезара Франка; Седьмую симфонию (1898, для меццо-сопрано, хора и оркестра), названную, в отличие от предыдущих, по-немецки, сравнивали с симфониями Густава Малера.
Напишите отзыв о статье "Хамерик, Асгер"
Примечания
- ↑ [articles.baltimoresun.com/2009-12-27/entertainment/bal-ae.peabody27dec27_1_peabody-orchestra-peabody-conservatory-imaginative-composer Tim Smith. Danish composer raised standards at Peabody Conservatory] // The Baltimore Sun, December 27, 2009. (англ.)
Ссылки
- [phonoarchive.org/grove/Entries/S12275.htm#S12275.1 Статья в Музыкальном словаре Гроува] (англ.)
Отрывок, характеризующий Хамерик, Асгер
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
