Хамидходжаев, Алишер Султанович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алишер Султанович Хамидходжаев

Алишер Хамидходжаев в 2015 году
Дата рождения:

20 июля 1969(1969-07-20) (54 года)

Место рождения:

Ташкент, Узбекская ССР

Гражданство:

Россия Россия

Профессия:

кинооператор

Награды:

Золотая озелла Венецианского МКФ, премии Ника, Белый слон

Алишер Султанович Хамидходжаев (20 июля 1969, Ташкент) — российский кинооператор.





Биография

Этнический узбек, родился в Ташкенте, окончил ВГИК в 1992 году (мастерская В. Д. Нахабцева, А. Л. Княжинского). С 1993 по 1999 работал на Санкт-Петербургской студии документальных фильмов, снял несколько документальных лент. В 19941998 принимал участие в создании «Кинолетописи России». С 2004 работает в игровом кино как оператор-постановщик. Награждён множеством призов престижнейших мировых кинофестивалей и неоднократно отмечался как лучший кинооператор Гильдией российских кинокритиков.

Избранная фильмография

Напишите отзыв о статье "Хамидходжаев, Алишер Султанович"

Примечания

  1. [kinopressa.ru/white-elephant/httpkinopressa-rupage_id346 Премия Белый Слон - 2012].

Ссылки

  • [russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=1&e_person_id=4223 В Энциклопедии отечественного кино]
  • [www.kino-teatr.ru/kino/operator/23972/bio/ Биография, фильмография]
  • [seance.ru/author/hamidhodzhaev В журнале Сеанс]

Отрывок, характеризующий Хамидходжаев, Алишер Султанович

Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.