Хаммерштейн-Экворд, Курт фон

Курт Гебхард Адольф Филипп барон фон Хаммерштейн-Экворд
Kurt Gebhard Adolf Philipp Freiherr von Hammerstein-Equord
Курт фон Хаммерштейн-Экворд в ближнем ряду, первый слева, Потсдам, октябрь 1929 г.
Прозвище	Красный генерал
Дата рождения	26 сентября 1878(1878-09-26)
Место рождения	Хинрихсхаген, Германская империя
Дата смерти	25 апреля 1943(1943-04-25) (64 года)
Место смерти	Берлин
Принадлежность	Германская империя Германская империя Веймарская республика Веймарская республика Третий рейх Третий рейх
Род войск	Рейхсвер, Вермахт
Годы службы	1898—1934
Звание	Генерал-полковник
Командовал	Армейская группа «A», Начальник войскового управления (Truppenamt) сухопутных войск (Heeresleitung) Веймарской республики (1929—1930)
Сражения/войны	Первая мировая война
Награды и премии
В отставке	участник антинацистского сопротивления в Германии

Курт барон фон Хаммерштейн-Экворд (нем. Kurt von Hammerstein-Equord; 26 сентября 1878 — 25 апреля 1943) — немецкий генерал-полковник, который некоторое время занимал пост главнокомандующего рейхсвера. Был известен как убежденный противник Гитлера и нацистского режима.

Биография

Родился в знатной семье в Хинрихсхагене (Мекленбург-Стрелиц, Германия) в 1878 году. Барон фон Хаммерштейн-Экворд вступил в немецкую армию 15 марта 1898 года. В 1907 году женился на Марии фон Хаммерштейн-Лютвиц, дочери Вальтера фон Лютвица. Он был прикреплен к Генштабу во время Первой мировой войны и участвовал в Тутраканской битве. Хаммерштейн-Экворд был верен Веймарской республике, потому и был против капповского путча 1920 года. Он являлся начальником штаба 3-й дивизии с 1924 года, с 1929 года начальником войскового управления сухопутных войск Веймарской республики. Близкий друг Курта фон Шлейхера, в 1930 году Экворд получил повышение и стал начальником сухопутных войск.

Хаммерштейн-Экворд был известен своей независимостью и праздностью, любил охоту и стрельбу. Он рассказывал своим друзьям, что единственное, что препятствует его карьере — это «необходимость личного комфорта». Он был надменным и саркастическим человеком, известным своими резкими проявлениями пренебрежения. Хаммерштейн-Экворд рассматривал себя в качестве слуги немецкого государства, а не его политических партий. Он отнесся крайне враждебно к нацистской партии, называл её «банда преступников» и «эти грязные свиньи» (последний намек — якобы на гомосексуальные склонности некоторых руководителей СА). Получил прозвище «Красный генерал» за дружбу с профсоюзами. Хаммерштейн-Экворд лично предупредил Адольфа Гитлера в декабре 1932 года, что он против попыток переворота незаконным путём, обещая, что в этом случае даст приказ войскам стрелять на поражение.

Хаммерштейн-Экворд неоднократно предупреждал президента Пауля фон Гинденбурга об опасности назначения Гитлера канцлером. Однако 30 января 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером и одновременно главой Имперского кабинета министров. Из-за своей оппозиции к Гитлеру, Хаммерштейн-Экворд был вынужден покинуть свой пост 31 января 1934. На следующий день он получил звание генерал-полковника. Во время польской кампании Хаммерштейн-Экворд был назначен командующим группой армий «A», находившейся на западе и прикрывавшим Германию от возможной атаки союзников.

Во время Второй мировой войны Хаммерштейн принял участие в нескольких заговорах с целью свержения Гитлера. Он неоднократно пытался заманить фюрера посетить укрепленные базы линии Зигфрида, находившиеся под его командованием. Барон признавался бывшему начальнику генерального штаба и ведущему заговорщику генерал-полковнику Людвигу Беку, что «несчастный случай произойдет», если фюрер посетит его укрепления. Но Гитлер не принял приглашение Хаммерштейна. Последний был переведен командовать Wehrkreis VIII (районом обороны) в Силезии, а затем вообще освобожден от командования (по личному приказу Гитлера), за его «отрицательное отношение к нацизму». Хаммерштейн-Экворд стал активистом немецкого Сопротивления, работал с Карлом Фридрихом Гёрделером.

Барон Курт фон Хаммерштейн-Экворд умер от рака в Берлине 25 апреля 1943. Его семья отказалась от проведения официальных похорон в Берлине, поскольку это означало бы, что его гроб был бы украшен нацистской символикой. Таким образом, он был похоронен на семейном кладбище в Штайнхорсте, Нижняя Саксония. Гитлер приказал отправить венок с посланием о выражении соболезнования, но на похоронах венка не было, поскольку семья Хаммерштейна «забыла» его в берлинском метро.

Генрих Брюнинг, лидер партии католического центра, который пребывал на посту канцлера с 1930 по 1932 гг. назвал Хаммерштейна «единственным человеком, который мог устранить Гитлера — человеком без нервов». Согласно воспоминаниям Кунрата, сына генерала Хаммерштейна, барон вышел из Аристократического клуба после исключения оттуда неарийских членов в 1934-35 годах и говорил об «организованном массовом убийстве» евреев до лета 1942 г. Хаммерштей-Экворд снабдил свою дочь Марию-Терезу списками евреев, которых планировалось депортировать или арестовать, таким образом позволив предупредить их или спрятать. Двое сыновей генерала, Людвиг и Кунрат, принимали участие в заговоре 20 июля 1944 года, впоследствии бежав из Германии после провала. Вдова и двое младших детей были затем заключены в концентрационный лагерь. Их освободили союзные войска в 1945 году.

Руководя войсковым управлением сухопутных войск Рейхсвера, Хаммерштейн-Экворд создал специальную классификацию для своих подчиненных:

Я делю моих сотрудников на четыре класса: умный, ленивый, усердный и глупый. Чаще всего два из этих качеств присутствуют одновременно. Офицеры умные и усердные годны к высоким назначениям. Те, кто глуп и ленив, составляют около 90 % каждой армии в мире и могут быть использованы для рутинной деятельности. А вот умный и ленивый предназначен для самых высоких постов: его темперамент и выдержка подойдут для любой ситуации. Но тот, кто глуп и рьян, представляет собой угрозу и должен быть устранен немедленно!

Брак и дети

В 1907 Экворд женился на баронессе Марии фон Хаммерштейн-Лютвиц (1886—1970), дочери генерала Вальтера фон Лютвица. Это был смешанный религиозный брак — он был протестант, она — католичка. Семеро детей:

• Мария-Луиза (1908—1999)
• Мария Тереза (1909—2000)
• Хельга (1913—2001)
• Кунрат (1918—2007)
• Людвиг (1919—1996)
• Франц (1921—2011)
• Хильдур (1923)

Награды

• Железный крест 1-го класса
• Железный крест 2-го класса
• Рыцарский крест ордена Дома Гогенцоллернов с мечами
• Крест «За военные заслуги» 3-го класса (Австро-Венгрия)
• Орден «За военные заслуги», 4-й степени с мечами (Бавария)
• Рыцарский крест Саксонского ордена Альберта первой степени с мечами
• Мекленбург-Стрелицкий крест «За отличие на войне», первого и второго классов
• Мекленбург-Шверинский крест «За военные заслуги», первого и второго классов

Источники

• Correlli Barnett. [books.google.com/books?id=LLL81vhDAeUC&printsec=frontcover&hl=ru&source=gbs_book_other_versions_r&cad=10#v=onepage&q=&f=false Hitler's Generals]. — New York, NY: Grove Press, 1989. — 528 p. — ISBN 0-802-13994-9.
• Gerd F. Heuer. Die Generalobersten des Heeres, Inhaber Höchster Kommandostellen 1933—1945. — 2. — Rastatt: Pabel-Moewig Verlag GmbH, 1997. — 224 p. — (Dokumentationen zur Geschichte der Kriege). — ISBN 3-811-81408-7.
• Bernard V. Burke, Ambassador Frederic Sackett and the Collapse of the Weimar Republic, 1930—1933, Cambridge University Press, 2003
• Bruce Condell, David T. Zabecki, editors and translators, On the German Art of War: Truppenführung, Lynne Rienner, 2001
• Joachim Fest, Plotting Hitler’s Death: The Story of German Resistance, Owl, 1997
• Ганс Магнус Энценсбергер, editor, Hammerstein oder der Eigensinn. Eine deutsche Geschichte. Frankfurt am Main: Suhrkamp 2008. ISBN 978-3-518-41960-1
• Peter Hoffmann, The History of the German Resistance, 1933—1945, McGill-Queen’s University Press, 1996
• Klaus-Jürgen Müller, Das Heer und Hitle: Armee und nationalsozialistisches Regime, 1933—1940, Stuttgart, 1969
• Louis L. Snyder, Encyclopaedia of the Third Reich, Contemporary Publishing Company, 1998
• Roderick Stackelberg, The Nazi Germany Sourcebook: An Anthology of Texts, Routledge, 2002
• J. P. Stern, Hitler: The Führer and the People, University of California Press, 1975

Ссылки

• [www.geocities.com/~orion47/WEHRMACHT/HEER/Generaloberst/HAMMERSTEIN_KURT.html Биография барона Курта фон Хаммерштейн-Экворда (англ.)]
• [www.jewishsf.com/content/2-0-/module/displaystory/story_id/12988/edition_id/251/format/html/displaystory.html Некролог Марии-Терезы фон Хаммерштейн (англ.)]
• [www.lechaim.ru/ARHIV/235/ionkis.htm Другие немцы: история семьи Хаммерштайн]

Отрывок, характеризующий Хаммерштейн-Экворд, Курт фон

– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.