Хамраев, Искандер Абдурахманович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Искандер Хамраев
Имя при рождении:

Хамраев Искандер Абдурахманович

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист

Карьера:

19611998

Направление:

(кинонаправление, только для режиссёров)

Награды:

Исканде́р Абдурахма́нович Хамра́ев (5 июня 1934 года, Самарканд — 10 октября 2009 года) — советский и российский кинорежиссёр и сценарист, заслуженный деятель искусств России (1998)[1].





Биография

Искандер Хамраев родился в Самарканде, затем переехал в Ленинград, на Ленфильме в 1961 году снял свой первый фильм «Старожил», через три года — «Поезд милосердия» по повести Веры Пановой «Спутники». Среди его фильмов наиболее известны: «Грядущему веку», «Красная стрела» (в соавторстве с И.Шешуковым), «Соль земли», «Адвокат» («Убийство на Монастырских прудах»). Преподавал в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения. Профессор кафедры режиссуры.

Скончался 10 октября 2009 года[2].

Фильмография

Режиссёрские работы

Написал сценарии

Библиография

Напишите отзыв о статье "Хамраев, Искандер Абдурахманович"

Примечания

  1. [graph.document.kremlin.ru/page.aspx?1131298 УКАЗ Президента РФ от 13.10.1998 N 1229 "О НАГРАЖДЕНИИ ГОСУДАРСТВЕННЫМИ НАГРАДАМИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ"]
  2. [www.rutv.ru/personnel.html?id=4301&cid=44&d=0 Страница Искандера Хамраева на сайте телеканала «Россия»]

Ссылки

  • www.kino-teatr.ru/kino/director/sov/13252/bio/

Отрывок, характеризующий Хамраев, Искандер Абдурахманович

– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.