Ханафуда
Поделись знанием:
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
Ханафуда (яп. 花札) — разновидность колоды игральных карт японского происхождения, используемая для нескольких различных игр. Состоит из 48 карт — 12 мастей по 4 карты. Также этим термином называются и сами игры с использованием такой колоды. Название дословно означает «цветочные карты».
Содержание
История
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Карты
Колода из 48 карт имеет 12 мастей по 4 карты. Каждой из мастей соответствует один из месяцев года и какое-либо растение (отсюда название «цветочные карты»). Также карты разделяются на 4 группы по числу очков (1 — «простые», 5 — «ленты», 10 — «животные», 20 — «яркие», или «благородные»), но не в каждой масти есть карты всех четырёх достоинств. В большинстве месяцев есть две простые карты и два из трёх типов карт старших достоинств. В ноябре простая карта одна (и все три старших достоинства), в декабре — три.
Всего в колоде 24 простых карты (касу), 10 «лент» (тандзаку) — по одной в каждом месяце, кроме августа и декабря, 9 «животных» (танэ) — по одному в каждом месяце, кроме января, марта и декабря, и 5 «ярких» («благородных») карт. Названия достоинств карт содержат некоторую условность, не всегда соответствуя изображению: карты «мост» и «чаша сакэ» относятся к 10-очковым — «животным»; в то же время карты «журавль» и «феникс» относятся к 20-очковым «ярким» и «животными» не считаются.
Во многих играх (например, кой-кой) число очков, соответствующее отдельным картам, не учитывается; вместо этого подсчитываются очки за выигрышные комбинации карт — яку[1]
| Месяц | Растение | Описание карт | Изображения |
| Январь | Сосна (松, мацу) | 2 простых (1 очко), 1 лента с надписью (5 очков) и 1 «яркая» карта: японский журавль (20 очков) |    
|
| Февраль | Слива (梅, умэ) | 2 простых (1 очко), 1 лента с надписью (5 очков) и 1 животное: певчая птица (соловей или камышовка) на ветке (10 очков) |    
|
| Март | Вишня, сакура (桜, сакура) | 2 простых (1 очко), 1 лента с надписью (5 очков) и 1 «яркая» карта: походный занавес дзинмаку (англ. Jinmaku) (20 очков) |
|
| Апрель | Глициния (藤, фудзи) | 2 простых (1 очко), 1 красная лента (5 очков) и 1 животное: кукушка (10 очков) |    
|
| Май | Ирис (菖蒲, аямэ) | 2 простых (1 очко), 1 красная лента (5 очков) и 1 «животное»: мост над водой (10 очков) |    
|
| Июнь | Пион (牡丹, ботан) | 2 простых (1 очко), 1 синяя лента (5 очков) и 1 животное: бабочка (10 очков) |    
|
| Июль | Клевер (萩, хаги) | 2 простых (1 очко), 1 красная лента (5 очков) и 1 животное : кабан (10 очков) |    
|
| Август | Мискант (薄, сусуки) | 2 простых (1 очко), 1 животное: летящие гуси (10 очков) и 1 «яркая» карта: полная Луна в красном небе (20 очков) |    
|
| Сентябрь | Хризантема (菊, кику) | 2 простых (1 очко), 1 синяя лента (5 очков) и 1 «животное»: чаша сакэ (10 очков) |    
|
| Октябрь | Клён (紅葉, момидзи) | 2 простых (1 очко), 1 синяя лента (5 очков) и 1 животное: олень (10 очков) |    
|
| Ноябрь[2] | Ива (柳, янаги) | 1 простая (1 очко) с изображением грозы, в некоторых играх используется как джокер; 1 красная лента (5 очков), 1 животное: ласточка (10 очков) и 1 «яркая» карта: «человек дождя» с зонтом[3] (20 очков) |    
|
| Декабрь[2] | Павловния (桐, кири) | 3 простых[4] (1 очко) и 1 «яркая» карта: птица Феникс (20 очков) |    
|
Напишите отзыв о статье "Ханафуда"
Примечания
- ↑ [tesuji-club.ru/wp-content/uploads/koikoirules.pdf Правила игры в кой-кой]
- ↑ 1 2 В корейском варианте колоды ноябрь и декабрь поменяны местами.
- ↑ Считается, что на карте изображён японский поэт и каллиграф эпохи Хэйан Оно-но Митикадзэ (яп. 小野 道風 Оно но Митикадзэ, также читается Оно но То:фу:).
- ↑ Иногда на простых картах декабря указывается информация о производителе колоды.
Ссылки
- [japanblog.su/post130678319 Ханафуда – карты четырёх сезонов]
- [www.hanafubuki.org/ Hanafuda Kabufuda]
- [www.gamedesign.jp/flash/hanafuda/rule_e.html How to play Hanafuda (Koi Koi)]
- [www.pagat.com/class/flower.html Games played with Flower Cards]
|
Это заготовка статьи о карточной игре. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ханафуда
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
