Хангыль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хангул»)
Перейти к: навигация, поиск
На этой странице есть текст на корейском языке. Без поддержки восточноазиатской письменности вы можете видеть знаки вопроса или другие знаки вместо корейских символов.
Хангыль
Хангыль 한글
Маккьюн —
Райшауэр
Han'gŭl
Новая романизация Han(-)geul
Хангыль (чосонгыль, корёгыль)
Тип письма:

слоговое

Языки:

корейский

Территория:

Корейский полуостров

Создатель:

группа учёных под руководством Седжона Великого

Дата создания:

1446

Период:

с 1446 года

Направление письма:

слева направо

Знаков:

51

Происхождение:

брахми

гупта
сиддхаматрика
тибетское
письмо Пагба-ламы
Диапазон Юникода:

U+AC00…U+D7A3 (слоги), U+1100…U+11FF (буквы)

ISO 15924:

Hang

Хангы́ль (кор. 한글) — фонематическое письмо корейского языка. Первое название хангыля — Хунмин чоным. Характерной особенностью хангыля является то, что буквы объединяются в группы, примерно соответствующие слогам. Этот вид письменности был разработан в середине XV века и является основным в Южной Корее и единственным в Северной Корее.





Названия

Официальные названия

  • Современное название хангыль (한글) было введено Чу Сигёном в 1912 году. Оно одновременно означает «великая письменность» на древнекорейском и «корейская письменность» на современном корейском языке. На ханча это название записать нельзя, хотя первый слог, хан (), использующийся в значении «корейский», может быть записан как . Слог когда-то произошёл от иероглифа , но сейчас в таком виде записан быть не может, так как натурализовался в корейском языке.
  • В Северной Корее распространено название Чосон мунча (кор. 조선 문자), как соответствующее другому названию страны.
  • Согласно мнению некоторых учёных, изначально алфавит назывался Хунмин Чоным (кор. 훈민정음?, 訓民正音?</span>; см. историю).

Другие названия

  • Чосонгыль (조선글), «чосонская письменность» — используется в Северной Корее, по принятому там самоназванию Кореи — «Чосон» (조선).
  • Уригыль (우리글), «наша письменность» — название используется как в Северной, так и в Южной Корее.
  • Куксо (국서 / 國書) и кунмун (국문 / 國文), «национальное письмо» — эти названия использовались в начале XX века, сейчас считаются устаревшими.

До начала XX века в литературе хангыль практически не использовался, считался слишком простым. Вместо него использовалась основанная на китайских иероглифах письменность ханча. Литературная элита Кореи называла хангыль надменно:

  • Онмун (кор. 언문?, 諺文?</span>; «народное письмо»).
  • Амгыль (암글; «женское письмо»). 암, вероятно, происходит от иероглифа 陰, инь, который, поставленный перед существительным, обозначает женский род.
  • Ахэткыль (아햇글 или 아해글; «детское письмо»).

Однако эти названия сейчас являются устаревшими. Ханча редко используется в Южной Корее и практически не используется в Северной Корее.

История

Хангыль был создан группой корейских учёных в 1443 году по заказу четвёртого царя династии Чосон Сечжона Великого.

Существует также легенда, что хангыль был изобретён буддистским монахом Соль Чхоном. В то время буддистская литература пользовалась популярностью, однако значительной частью была написана на тибетском и санскрите, в основе письменности которых лежало письмо брахми.

Хангыль, как и индийские разновидности письма, является фонетическим (каждому звуку соответствует свой знак). Некоторые из знаков хангыля похожи на знаки деванагари. По мнению лингвиста Гэри Ледьярда, одним из источников хангыля было монгольское квадратное письмо[1], созданное Пагба-ламой. А. А. Бурыкин обращает внимание на сходство корейских знаков для гласных с монгольскими[2]

Проект хангыля был закончен в конце 1443 — начале 1444 года и был опубликован в 1446 в документе, озаглавленном «Хунмин Чоным» («Наставление народу о правильных звуках»). Алфавит был назван по названию этого документа. Дата выхода в свет «Хунмин Чоным», 9 октября, отмечается как День хангыля в Южной Корее. Северокорейский аналог отмечается 15 января.

Распространённое предание гласило, что царь Седжон придумал общий рисунок знаков, увидев запутанную рыболовецкую сеть. Однако чисто фольклорная основа предания получила подтверждение после обнаружения в 1940 году документа, датированного 1446 годом и озаглавленного «Хунмин Чоным Хэре» («Объяснения и примеры „Хунмин Чоным“»). Этот документ объясняет форму букв, обозначающих согласные звуки, с позиций артикуляционной фонетики, а форму букв, обозначающих гласные, — с позиций философии инь и ян и гармонии гласных.

Царь Седжон объяснял, что он создал новую письменность потому, что корейский язык отличается от китайского, и использованию китайских иероглифов очень трудно научиться простому люду. В то время грамоте обучались только мужчины, принадлежащие к аристократической прослойке общества («янбаны»), а большинство корейцев было безграмотно.

Хангыль встретил серьёзное сопротивление со стороны литературной элиты, которая признавала только ханчу в качестве письменности. Типичный пример такого сопротивления — протест Чхве Малли и других конфуцианских философов в 1444 году.

Впоследствии правительство страны охладело к хангылю. Ёнсангун, десятый царь династии Чосон, в 1504 году запретил изучение хангыля и наложил запрет на использование хангыля в документообороте, а царь Чунджон в 1506 году упразднил министерство Онмун (народного письма). Впоследствии хангыль использовался в основном женщинами и малограмотными людьми, поскольку хангыль, имеюший только 51 знак, был намного проще для освоения по сравнению с китайским письмом, насчитывающим тысячи иероглифов.

В конце XIX века после попыток Японии распространить своё влияние на Корейском полуострове в стране поднялось национальное движение. Хангыль стал национальным символом. После реформы Кабо (кор. 갑오개혁?, 甲午改革?</span>) в 1894 году хангыль впервые появился в официальных документах.

После аннексирования Кореи Японией в 1910 году хангыль стали преподавать в школах при противодействии японской оккупации, проводившей политику культурной ассимиляции. Однако впоследствии в годы японского колониального правления хангыль стал стандартным языком публикаций, например, стандартная система хангыля от 29 октября 1933 года. В 1940 была опубликована система транскрибирования хангыля на другие языки. В это время корейская письменность была смешением ханчи и хангыля, наподобие смешанной японской системы, — лексические корни записывались на ханче, а грамматические формы на хангыле.

После получения независимости от Японии в 1945 году Корея стала использовать хангыль в качестве официальной письменности. Смешанная система с тех пор сдала позиции. Сегодня вкрапления на ханче можно найти в заголовках газет, лозунгах, названиях ресторанов.

В КНДР в 1949 была принята попытка реформы хангыля, не получившая хода из-за репрессирования её инициатора.

В середине 1950-х годов профессор А. А. Холодович разработал систему транскрипции хангыля с использованием кириллицы. Вскоре эта система была доработана советским и российским кореистом Львом Концевичем и ныне называется системой Концевича.

В XXI веке началось строительство музея хангыля[3].

Состав алфавита

Элементы хангыля называются чамо (кор. 자모?, 字母?</span>, калька с кит. zìmǔ — цзыму) или нассори (낱소리). Ча (кит.цзы) означает «буква», а мо (кит.му) переводится как «мать». Чамо — основные блоки, из которых построена корейская письменность.

Всего существует 51 чамо, 24 из которых эквивалентны буквам обычного алфавита. Остальные 27 чамо представляют собой комбинации из двух или трёх букв (диграфы и триграфы). Из 24 простых чамо четырнадцать являются согласными (чаым, кор. 자음?, 子音?</span> «детские звуки»), а остальные десять являются гласными (моым, кор. 모음?, 母音?</span> «материнские звуки»). Из шестнадцати диграфов пять сильных согласных образуются из сдвоенных простых согласных (см. ниже), а остальные одиннадцать формируются из разных букв. Десять гласных чамо соединяются в одиннадцать дифтонгов. Далее дан полный состав алфавита:

  • 14 простых согласных: ㄱㄴㄷㄹㅁㅂㅅㅇㅈㅊㅋㅌㅍㅎ, плюс устаревшие ㅿㆁㆆㅱㅸㆄ
  • 10 простых гласных: ㅏㅓㅗㅜㅡㅣㅑㅕㅛㅠ, плюс устаревший
  • 5 сильных (сдвоенных) согласных: ㄲㄸㅃㅆㅉ, плюс устаревшие ㅥㆀㆅㅹ
  • 11 диграфов: ㄳㄵㄶㄺㄻㄼㄽㄾㄿㅀㅄ, плюс устаревшие ㅦㅧㅨㅪㅬㅭㅮㅯㅰㅲㅳㅶㅷㅺㅻㅼㅽㅾㆂㆃ и устаревшие триграфы ㅩㅫㅴㅵ
  • 11 дифтонгов: ㅐㅒㅔㅖㅘㅙㅚㅝㅞㅟㅢ, плюс устаревшие ㆎㆇㆈㆉㆊㆋㆌ

Согласные (чхиыт), (кхиык), (тхиыт), и (пхиып) являются придыхательными производными от (чиыт), (киёк), (тигыт) и (пиып) соответственно.

Двойные буквы: (ссангиёк: ссан- «двойной»), (ссандигыт), (ссанбиып), (ссансиот) и (ссанджиыт). Двойные чамо используются для обозначения не сдвоенного, а усиленного звука.

Письменное обозначение чамо

Внешний вид букв хангыля был спроектирован на научной основе.

К примеру, согласная чамо (придыхательное т, [tʰ]) построена из трёх горизонтальных палочек, каждая из которых имеет свой смысл: верхняя показывает, что  — взрывной звук, как и (k / g), (t/ d), (p/b), (ʧ /ʤ), каждая из которых имеет такую палочку (последняя буква является аффрикатой, последовательностью фрикативного и взрывного); средняя палочка показывает, что является придыхательной согласной, как и (х), (kh), (ph), h), которые также имеют такую палочку; изогнутая нижняя палочка показывает, что является корональным звуком, как и (n), (t / d), и (l / ɾ/ n). Две устаревшие согласные, и , имеют двойное произношение и состоят из двух элементов, поставленных при письме один над другим для того, чтобы представлять эти два произношения: заднеязычный н ([ŋ]) / немой звук для и [m]/ [w] для .

Для гласных чамо короткая палочка, соединённая с главной линией, показывает, что звук имеет пару, начинающуюся на звук й. Если таких палочек две, это значит, что гласная начинается на звук й. Положение палочки показывает, к какому началу по идеологии инь и ян принадлежит гласная: «светлому» (сверху или справа) или «тёмному» (снизу или слева). В современных чамо дополнительная вертикальная палочка показывает умлаут, отделяя ([ε]), ([e]), ([ø]), ([y]) от ([a]), ([ʌ]), ([o]), ([u]). Однако это не является преднамеренным дизайном, а скорее естественным развитием гласных из дифтонгов, оканчивающихся на ([i]). Действительно, во многих корейских диалектах, включая официальный сеульский диалект корейского языка, некоторые из них являются дифтонгами до сих пор.

Кроме чамо, в хангыле изначально применялся диакритический знак для того, чтобы показывать тоновое ударение. Слог с восходящим тоновым ударением маркировался знаком точки (·) слева от него (при вертикальной записи); слог с нисходящим тоновым ударением маркировался двойной точкой (:). Теперь такие знаки не используются. Хотя долгота гласных была и остается фонематически значимой в корейском языке, в хангыле она не показывается.

Несмотря на то что некоторые черты хангыля отражают его связь с монгольским алфавитом и, таким образом, с индийской фонологией, другие черты отражают влияние китайской письменности и фонологии.

Письменное обозначение согласных

Буквы, обозначающие Согласные звуки, распадаются на пять групп, каждая со своей базовой формой. Из этой базы получают другие буквы группы с помощью дополнительных палочек. В «Хунмин Чоным Хэре» базовые формы представляют артикуляцию языка, нёба, зубов и горла при произнесении этих звуков.

Названия групп взяты из китайской фонетики:

  • Задненёбные согласные (кор. 아음?, 牙音?</span> аым — «коренной звук»)
    • ([k]), ([kʰ])
    • Базовая форма: представляет собой вид сбоку языка, поднятого к нёбу. образуется из добавлением палочки, показывающей придыхание.
  • Корональные согласные (кор. 설음?, 舌音?</span> сорым — «языковой звук»):
    • ([n]) , ([t]), ([tʰ]), (l / ɾ/ n)
    • Базовая форма: представляет собой вид сбоку кончика языка, прижатого к дёснам. Буквы, образованные из , произносятся с похожей артикуляцией. Палочка сверху представляет взрывной характер звука. Средняя палочка показывает придыхание. Завёрнутая верхушка показывает изгиб языка при его произношении.
  • Губно-губные согласные (кор. 순음?, 唇音?</span> суным — «губной звук»):
    • ([m]) , ([p]), ([pʰ])
    • Базовая форма: представляет собой линию губ при их контакте друг с другом. Верхушка буквы указывает взрывной характер звука. Верхняя палочка указывает на придыхательный характер звука.
  • Шипящие согласные (кор. 치음?, 齒音?</span> чхиым — «зубной звук»):
    • ([s̬]), ([ʧ]), ([ʧʰ])
    • Базовая форма: изначально изображался в виде клиновидного ʌ, без засечки наверху. Он представляет вид зуба сбоку. Палочка, венчающая букву , представляет взрывной характер звука. Палочка в указывает на придыхательный характер звука.
  • Гортанные согласные (кор. 후음?, 喉音?</span> хуым — «горловой звук»):
    • ([ʔ, ŋ]), ([h])
    • Базовая форма: представляет собой линию горла. Изначально записывался в две буквы, простой кружочек, обозначающий тишину (немая согласная), и кружочек с вертикальной палочкой для обозначения заднеязычного н. Кроме того, ранее существовала ныне устаревшая буква , представляющая гортанную смычку, обозначающую звук, произносимый горлом. От этой буквы произошла буква , в которой дополнительная палочка указывает на придыхание.

Современная фонетическая теория указывает на то, что отделение гортанной смычки и придыхательного от немого ㅇ ближе к истине, чем имеющая широкое хождение теория о китайском происхождении этих звуков.

Письменное обозначение гласных

Запись гласных букв состоит из трёх элементов:

  • Горизонтальная линия, символизирующая Землю как квинтэссенцию начала инь.
  • Точка, символизирующая Солнце, как квинтэссенцию начала ян. При начертании кисточкой точка превращается в короткую линию.
  • Вертикальная линия, символизирующая человека, как сущность, располагающуюся между Землёй и Небом.

Точки (теперь короткие линии) были добавлены к этим базовым элементам для того, чтобы отделить простые гласные чамо:

  • Простые гласные
    • Горизонтальные: гласные заднего и смешанного ряда.
      • светлое (о / у)
      • тёмное (у)
      • тёмное (ы)
    • Вертикальные: гласные переднего ряда. ( (о) в процессе развития языка мигрировал в сторону заднего ряда).
      • светлое (а)
      • тёмное (о / а)
      • нейтральное (и)
  • Составные чамо. Звуки о или у перед а или о становятся кратким звуком [w]. При образовании составных гласных должна присутствовать гармония гласных.
    • = +
    • = +
    • = +
    • = +

Составные чамо, заканчивающиеся на (и), изначально были дифтонгами. Однако постепенно большая часть из них стала чистыми гласными:

    • = +
    • = +
    • = +
    • = +
    • = +
    • = +
    • = +
  • Гласные на й: такие звуки представляются добавлением к гласной букве второй короткой палочки. Из семи базовых гласных четыре могут использоваться со звуком й впереди. (Из-за влияния китайской каллиграфии точки стали записываться вплотную к главной линии: ㅓㅏㅜㅗ.) Три остальные гласные записываются одиночной линией: ㅡㆍㅣ.

Образование гласных на й:

    • из
    • из
    • из
    • из

Для дифтонгов:

    • из
    • из

Система гармонии гласных в корейском языке XV века была более последовательной, чем в современном языке. Гласные в грамматических морфемах изменялись в соответствии с рядом стоящими звуками, распадаясь на две группы, которые гармонировали друг с другом. Это влияло на морфологию языка, а корейская фонология объясняла эти две группы с позиций разделения на инь и ян: если у корня слова были ян (светлые) гласные, то большая часть суффиксов, которые могли использоваться с этим корнем, также должны были иметь гласные ян; и наоборот, гласные инь (тёмные) сочетались с суффиксами, также содержащими гласные инь. Также была третья группа, которая являлась промежуточной (нейтральной). Такие гласные могли сочетаться с другими гласными из обеих групп.

Нейтральная гласная — это (и). Гласные инь — это ㅡㅜㅓ (ы, у, о); (точка внизу или слева — направления инь). Гласные ян — этоㆍㅗㅏ (э, о, а) (точка вверху или справа — направления ян). Документ «Хунмин Чоным Хэре» декларирует, что формы букв без точек (ㅡㆍㅣ) должны быть выбраны так, чтобы символизировать базовые начала инь, ян и того, что между ними: Землю, Небо и Человека (буква (э) сейчас не используется).

Также в записи гласных хангыля используется и третий параметр: использование в качестве графической базы для и , и как графическая база для и . Причиной разделения является звучание этих букв в XV веке. Сейчас есть неопределённость со следующими тремя гласными: ㆍㅓㅏ. Некоторые лингвисты настаивают на произношении *a, *ɤ, *e соответственно, другие на произношении *ə, *e, *a. Однако горизонтальные гласные ㅡㅜㅗ все являются гласными заднего ряда [*ɯ, *u, *o] и таким образом формируют однородную фонетическую группу.

Порядок букв

Алфавитный порядок букв в хангыле не предусматривает смешения согласных и гласных букв. Порядок схож с аналогами из индийских письменностей, сначала задненёбные звуки, затем коронарные, губные, шипящие и так далее. Однако, в отличие от индийских письменностей, гласные следуют за согласными, а не разбросаны среди них.

Современный алфавитный порядок был утвержден Чхве Седжином в 1527 году. Это было перед тем, как появились двойные буквы, представляющие сильные согласные, и перед разделением букв ㅇ и ㆁ. Таким образом, когда южнокорейское и северокорейское правительство придавали официальный статус хангылю, они разместили эти буквы по-разному.

Южнокорейский порядок

Южнокорейский порядок согласных чамо:

ㄱ ㄲ ㄴ ㄷ ㄸ ㄹ ㅁ ㅂ ㅃ ㅅ ㅆ ㅇ ㅈ ㅉ ㅊ ㅋ ㅌ ㅍ ㅎ

Двойные чамо расположены непосредственно после своих одиночных. Нет различия между немым и носовым .

Порядок гласных чамо:

ㅏ ㅐ ㅑ ㅒ ㅓ ㅔ ㅕ ㅖ ㅗ ㅘ ㅙ ㅚ ㅛ ㅜ ㅝ ㅞ ㅟ ㅠ ㅡ ㅢ ㅣ

Современные монофтонги идут первыми, перемежаясь производными формами: сначала добавляется и, затем форма на й. Дифтонги, начинающиеся на краткое у, упорядочены в соответствии с произношением: как или плюс вторая гласная, а не как отдельные диграфы.

Северокорейский порядок

В Северной Корее принят более традиционный порядок:

ㄱ ㄴ ㄷ ㄹ ㅁ ㅂ ㅅ ㅇ (носовое заднеязычное н) ㅈ ㅊ ㅋ ㅌ ㅍ ㅎ ㄲ ㄸ ㅃ ㅆ ㅉ ㅇ (немая)

Первая является носовым звуком , который может стоять только в конце слога. , использующаяся в начале, стоит в алфавите последней, так как она всегда предшествует гласной букве.

Новые буквы, двойные чамо, поставлены в конце ряда согласных, перед немым , для того, чтобы не нарушать порядок традиционного алфавита.

Порядок гласных:

ㅏ ㅑ ㅓ ㅕ ㅗ ㅛ ㅜ ㅠ ㅡ ㅣ ㅐ ㅒ ㅔ ㅖ ㅚ ㅟ ㅢ ㅘ ㅝ ㅙ ㅞ

Все диграфы и триграфы, включая бывшие дифтонги и , расположены после базовых гласных, сохраняя традиционный алфавитный порядок.

Названия букв

Порядок букв в хангыле называется канада (кор. 가나다 순), по первым трём чамо. Чамо получили названия от Чхве Седжина в 1527 году. Северная Корея стандартизировала названия при принятии хангыля в качестве официального письма.

Названия согласных

Современные согласные имеют имена в два слога, начинающихся и заканчивающихся на согласную:

Буква Южнокорейское название Северокорейское название
киёк (기역) киык (기윽)
ниын (니은)
тигыт (디귿) тиыт (디읃)
риыль (리을)
миым (미음)
пиып (비읍)
сиот (시옷) сиыт (시읏)
иын (이응)
чиыт (지읒)
чхиыт (치읓)
кхиык (키읔)
тхиыт (티읕)
пхиып (피읖)
хиыт (히읗)

Все чамо в Северной Корее и все, кроме трёх, в Южной Корее имеют имена формата буква + и + ы + буква. Например, Чхве записывал пиып на ханчче как (пи)(ып). Названия для к, т и с являются исключениями, потому что в ханчче нет иероглифов для ык, ыт, и ыс. ёк используется для того, чтобы заменить ык. Так как в ханчче нет подходящих иероглифов для и , Чхве выбрал два похожих иероглифа: (кыт «конец») и (от «одежда»).

Изначально Чхве дал , , , , и названия в один слог (чи, чхи, кхи, тхи, пхи и хи соответственно), потому что они по документу «Хунмин Чоным» не предполагались для использования в качестве последних букв слога. Но после принятия новой орфографии, позволяющей такое использование, в 1933 году, имена были изменены на современные.

Двойные чамо образуются прибавлением к родительскому названию слова (ссан), означающего «двойной», или слова (твэн), означающего «сильный», в случае Северной Кореи. Таким образом:

Буква Южнокорейское название Северокорейское название
ссангиёк (쌍기역) твэнгиык (된기윽)
ссандигыт (쌍디귿) твэндиыт (된디읃)
ссанбиып (쌍비읍) твэнбиып (된비읍)
ссансиот (쌍시옷) твэнсиыт (된시읏)
ссанджиыт (쌍지읒) твэнджиыт (된지읒)

В Северной Корее иногда используется альтернативный метод названия: к первому звуку прибавляется ‘ы': 'буква' + 'ы' (), например, (кы) для , (ссы) для и так далее.

Названия гласных

Названия для гласных чамо просто повторяют их произношение. Записываются с начальным иын. Таким образом:

Буква Название
а ()
э ()
я ()
е ()
о ()
э ()
ё ()
е ()
о ()
уа ()
уэ ()
уэ ()
ё ()
у ()
уо ()
уэ ()
уи ()
ю ()
ы ()
ый ()
и ()

Устаревшие чамо

Ряд чамо является устаревшим. Некоторые из них представляют звуки, которые уже исчезли из корейского языка, некоторые обозначали звуки китайского языка, которые в корейском вообще никогда не использовались. Наиболее часто встречающиеся устаревшие буквы:

  • ㆍ или 丶(арэа 아래아) — произношение среднее между о и э (ʌ)
  •  : или ㆎ (арээ) — э.
  • ㅿ (пансиот 반시옷) — ʝ̃.
  • ㆆ (ёрин хиыт 여린 히읗 «светлый хиыт» или твэн иын 된 이응 «сильный иын»): Глоттальный звук, легче, чем ㅎ, но не такой гладкий, как ㅇ.
  • ㆁ (есиын 옛이응): Изначальная буква для носового [ŋ]. Заменена ㅇ.
  • ㅸ (кабёун пиып 가벼운 비읍) — β.

Следующие три буквы обозначали звуки китайского языка:

  • ㅱ — короткое 'у'.
  • ㆄ — 'ф'.
  • ㅹ — 'фф'.

Также есть несколько устаревших двойных чамо

  • ㆅ (ссанхиыт 쌍히읗 «двойной хиыт»): [ɣ̈ʲ] или [ɣ̈].
  • ㆀ (ссаниын 쌍이응 «двойной иын»): обозначал звук, пришедший из китайского языка.

В оригинальной системе хангыля двойные чамо использовались для представления некоторых китайских согласных. Только спустя некоторое время они получили современное произношение.

Также использовались согласные для обозначения двух рядов китайских зубных согласных: альвеолярных и ретрофлексных. У знаков, обозначающих альвеолярные согласные, была длиннее левая палочка, у ретрофлексных — правая.

Базовые согласные
Чидуым (альвеолярные)
Чончхиым (ретрофлексные)

Кроме перечисленных, в хангыле также присутствовали кластеры согласных, теперь в языке не использующиеся, например: (псг) и (пст), и дифтонги, использующиеся для записи некоторых китайских звуков, например ㆇ, ㆈ, ㆊ и ㆋ.

Слоги хангыля

За исключением некоторых устаревших грамматических морфем, в хангыле буквы всегда объединяются в слоги, состоящие из двух, трёх, реже четырёх чамо: согласная буква обязательно начинает слог и называется начальной (чхосон, 초성, 初聲), гласная или дифтонг идёт следом и называется срединной (чунсон, 중성, 中聲). Слог может завершать (но необязательно) согласная (диграф из согласных), называющаяся завершающей (чонсон, 종성, 終聲). Если в слоге нет явной начальной согласной, он должен начинаться на немую . Таким образом, слог в хангыле состоит минимум из двух чамо.

Множества начальных и конечных согласных неравны. Например, , обозначающая носовое заднеязычное н, ставится только в конце слога, тогда как двойные буквы (за исключением и ) могут появляться только в начале слога.

Позиция буквы в слоге определяется стандартными правилами, зависящими от формы буквы:

  • Компоненты сложных чамо, такие, как ㅄ (пс), ㅝ (уо) или устаревшие ㅵ (пст), ㆋ (уйе), записываются слева направо.
  • Срединные буквы записываются под начальными или справа от них, а в случае дифтонгов могут «охватывать» начальную букву снизу и справа: если срединная буква горизонтальная, как ㅡ (ы), тогда она записывается под начальной, если вертикальная, как ㅣ (и), то справа, если сочетает оба стиля, как ㅢ (ый), то «охватывает» начальную букву снизу и справа.
начальная срединная
начальная
срединная
начальная 2-я
срединная
1-я срединная
  • Завершающая буква, если она одна, всегда записывается снизу, под срединной. Такая буква называется «патчим» (받침)
начальная срединная
завершающая
начальная
срединная
завершающая
начальная 2-я
срединная
1-я срединная
завершающая

Слоги всегда записываются в фонетическом порядке, начальная-срединная-завершающая. Поэтому:

  • Слоги с горизонтальной срединной записываются сверху вниз: 읍 (ып);
  • Слоги с вертикальной срединной и простой завершающей записываются по часовой стрелке: 쌍 (ссан);
  • Слоги с охватывающей срединной переключают направление записи (вниз-вправо-вниз): 된 (твен);
  • Слоги с завершающим диграфом записываются слева направо и сверху вниз: 밟 (пальп).

Получившийся слог записывается в квадрат такого же размера и формы, как и в ханчче.

Без устаревших чамо в хангыле существует 11 172 возможных слога.

Линейный хангыль

В XX в. рассматривался проект реформы хангыля, предусматривающий запись букв в линейном порядке, как в западных алфавитах: ㄱㅡㄴ (кын). Однако реформа не была осуществлена.

Орфография

До XX века в хангыле не существовало официальных орфографических правил. Из-за связывания конечного согласного с начальным гласным следующего слова, диалектных различий и других причин произношение корейских слов потенциально может иметь несколько вариантов. Царь Седжон предпочитал морфологическое написание фонетическому. Однако в хангыле преобладало фонемное озвучивание. С течением времени орфография стала частично морфофонемной, сначала это коснулось существительных, затем и глаголов.

  • Произношение и перевод:
человек, который не может этого сделать.
(мотханын сарами)
[mo.tʰa.nɯn.sa.ɾa.mi]
  • Фонетическая орфография:
/mo.tʰa.nɯn.sa.la.mi/
모타는사라미
  • Морфологическая орфография:
|mos.ha.nɯn.sa.lam.i|
못하는사람이
  • Поморфемный анализ:
못-하-는 사람-이
мот-ха-нын сарам-и

В 1933 году была принята морфофонемная орфография. Документ, регламентирующий орфографию, называется «Хангыль мачхумбоп». В 1988 году корейским министерством образования была выпущена его последняя на данный момент редакция.

Стиль

Писать на хангыле можно как сверху вниз, так и слева направо. Традиционным стилем, пришедшим из Китая, является запись сверху вниз, причём столбцы идут справа налево. Горизонтальная запись была предложена Чу Сигёном, став к сегодняшнему дню практически стандартом.

Со временем был разработан каллиграфический стиль записи на хангыле, который имел много общего с китайской каллиграфией. Такой стиль называется «мёнджо» и в настоящее время используется в изобразительном искусстве, книгах и журналах. Кроме того, некоторые компьютерные шрифты для корейского языка также выполнены в стиле мёнджо.

Кодировка

В Юникоде можно кодировать как группы букв целиком (диапазон Hangul Syllables, U+AC00U+D7A3), так и буквы по отдельности (диапазон Hangul Jamo, U+1100U+11FF) — в последнем случае печатающее устройство должно само формировать из них группы.

Слоги из диапазона Hangul Syllables отсортированы в южнокорейском алфавитном порядке. Они разбиты на 19 групп по 588 слогов, каждая группа представляет собой слоги, начинающиеся с одной и той же согласной. Так, U+AC00U+AE4B — слоги, начинающиеся с киёк, U+AE4CU+B097 — с ссангиёк, и так далее. Каждая группа в свою очередь делится на 21 подгруппу (по центральным гласным) из 28 слогов (по конечным согласным). Таким образом, номер слога в Юникоде можно рассчитать по формуле:

0xAC00 + (номер_начальной_согласной минус один) × 588 + (номер_гласной минус один) × 28 + (номер_конечной_согласной или 0)

Например, для слога 엄 номер начальной согласной равен 12, номер гласной равен 5, номер конечной согласной равен 16, стало быть, в Юникоде он имеет номер 0xC5C4 = 0xAC00 + 0x1944 + 0x0070 + 0x0010.

Транскрипция

Кириллизация

В середине 1950-х годов профессор А. А. Холодович разработал систему транскрипции хангыля с использованием кириллицы. Вскоре эта система была доработана советским кореистом Львом Концевичем. Система Концевича отличается от системы Холодовича использованием дж вместо чж для описания звука, передаваемого буквой ㅈ в интервокальной позиции, а также слитным написанием корейских имён. В настоящее время система Концевича стала фактически стандартом транскрибирования корейского языка.

Романизация

Существует несколько систем передачи корейских слов латиницей:

  1. Новая латинская транскрипция (новая романизация) — принята в 2000 году.
  2. Система Маккьюна—Райшауэра (Маккьюн—Райшауэр) — принята в 1937 году.
  3. Система Мартина (Йельские системы романизации) — принята во время Второй мировой войны.

См. также

Прослушать статью (в 3 частях)
Часть 1, Часть 2, Часть 3
Эти звуковые файлы были созданы в рамках проекта: «Аудиостатьи», на основе версии этой статьи от 18 августа 2008 года г., и не отражают правки, сделанные после этой даты.

Напишите отзыв о статье "Хангыль"

Примечания

  1. Ledyard, Gari K. The Korean Language Reform of 1446. Seoul: Shingu munhwasa, 1998.; Ledyard, Gari. «The International Linguistic Background of the Correct Sounds for the Instruction of the People.» In Young-Key Kim-Renaud, ed. The Korean Alphabet: Its History and Structure. Honolulu: University of Hawai’i Press, 1997.
  2. [altaica.ru/LIBRARY/burykin/burykin_koreanscript.pdf А. А. Бурыкин. Корейское письмо в ряду алфавитных систем письма: к проблеме общего и особенного // Вестник Центра корейского языка и культуры. Вып.5-6. СПб., 2003. С.30-45.]
  3. [vestnik.kr/culture/4014.html В Сеуле построят музей корейского алфавита] Сеульский вестник, 20 июля 2011

Ссылки

  • [www.unicode.org/charts/PDF/U1100.pdf Чамо в системе Юникод.]
  • [www.unicode.org/charts/PDF/UAC00.pdf Слоги хангыля (7 Мб).]
  • [www.languages-study.com/korean-alphabet.html История письменности корейского языка.]
  • [www.world.lib.ru/k/kim_o_i/tygj66rtf.shtml Ким Герман. Рассказы о родном языке. Хангыль.]
  • [erlang.kirillpanfilov.com/euskara/?chosonmal-h1 Корейский алфавит]
  • [hangul.ru/ Корейский алфавит — интерактивные аудиозаписи произношения]


Отрывок, характеризующий Хангыль

Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.
Из прежнего его холостого общества многих не было в Петербурге. Гвардия ушла в поход. Долохов был разжалован, Анатоль находился в армии, в провинции, князь Андрей был за границей, и потому Пьеру не удавалось ни проводить ночей, как он прежде любил проводить их, ни отводить изредка душу в дружеской беседе с старшим уважаемым другом. Всё время его проходило на обедах, балах и преимущественно у князя Василия – в обществе толстой княгини, его жены, и красавицы Элен.
Анна Павловна Шерер, так же как и другие, выказала Пьеру перемену, происшедшую в общественном взгляде на него.
Прежде Пьер в присутствии Анны Павловны постоянно чувствовал, что то, что он говорит, неприлично, бестактно, не то, что нужно; что речи его, кажущиеся ему умными, пока он готовит их в своем воображении, делаются глупыми, как скоро он громко выговорит, и что, напротив, самые тупые речи Ипполита выходят умными и милыми. Теперь всё, что ни говорил он, всё выходило charmant [очаровательно]. Ежели даже Анна Павловна не говорила этого, то он видел, что ей хотелось это сказать, и она только, в уважение его скромности, воздерживалась от этого.
В начале зимы с 1805 на 1806 год Пьер получил от Анны Павловны обычную розовую записку с приглашением, в котором было прибавлено: «Vous trouverez chez moi la belle Helene, qu'on ne se lasse jamais de voir». [у меня будет прекрасная Элен, на которую никогда не устанешь любоваться.]
Читая это место, Пьер в первый раз почувствовал, что между ним и Элен образовалась какая то связь, признаваемая другими людьми, и эта мысль в одно и то же время и испугала его, как будто на него накладывалось обязательство, которое он не мог сдержать, и вместе понравилась ему, как забавное предположение.
Вечер Анны Павловны был такой же, как и первый, только новинкой, которою угощала Анна Павловна своих гостей, был теперь не Мортемар, а дипломат, приехавший из Берлина и привезший самые свежие подробности о пребывании государя Александра в Потсдаме и о том, как два высочайшие друга поклялись там в неразрывном союзе отстаивать правое дело против врага человеческого рода. Пьер был принят Анной Павловной с оттенком грусти, относившейся, очевидно, к свежей потере, постигшей молодого человека, к смерти графа Безухого (все постоянно считали долгом уверять Пьера, что он очень огорчен кончиною отца, которого он почти не знал), – и грусти точно такой же, как и та высочайшая грусть, которая выражалась при упоминаниях об августейшей императрице Марии Феодоровне. Пьер почувствовал себя польщенным этим. Анна Павловна с своим обычным искусством устроила кружки своей гостиной. Большой кружок, где были князь Василий и генералы, пользовался дипломатом. Другой кружок был у чайного столика. Пьер хотел присоединиться к первому, но Анна Павловна, находившаяся в раздраженном состоянии полководца на поле битвы, когда приходят тысячи новых блестящих мыслей, которые едва успеваешь приводить в исполнение, Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за рукав.
– Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. [У меня есть на вас виды в этот вечер.] Она взглянула на Элен и улыбнулась ей. – Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour ma рauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir compagnie pour 10 minutes. [Моя милая Элен, надо, чтобы вы были сострадательны к моей бедной тетке, которая питает к вам обожание. Побудьте с ней минут 10.] А чтоб вам не очень скучно было, вот вам милый граф, который не откажется за вами следовать.
Красавица направилась к тетушке, но Пьера Анна Павловна еще удержала подле себя, показывая вид, как будто ей надо сделать еще последнее необходимое распоряжение.
– Не правда ли, она восхитительна? – сказала она Пьеру, указывая на отплывающую величавую красавицу. – Et quelle tenue! [И как держит себя!] Для такой молодой девушки и такой такт, такое мастерское уменье держать себя! Это происходит от сердца! Счастлив будет тот, чьей она будет! С нею самый несветский муж будет невольно занимать самое блестящее место в свете. Не правда ли? Я только хотела знать ваше мнение, – и Анна Павловна отпустила Пьера.
Пьер с искренностью отвечал Анне Павловне утвердительно на вопрос ее об искусстве Элен держать себя. Ежели он когда нибудь думал об Элен, то думал именно о ее красоте и о том не обыкновенном ее спокойном уменьи быть молчаливо достойною в свете.
Тетушка приняла в свой уголок двух молодых людей, но, казалось, желала скрыть свое обожание к Элен и желала более выразить страх перед Анной Павловной. Она взглядывала на племянницу, как бы спрашивая, что ей делать с этими людьми. Отходя от них, Анна Павловна опять тронула пальчиком рукав Пьера и проговорила:
– J'espere, que vous ne direz plus qu'on s'ennuie chez moi, [Надеюсь, вы не скажете другой раз, что у меня скучают,] – и взглянула на Элен.
Элен улыбнулась с таким видом, который говорил, что она не допускала возможности, чтобы кто либо мог видеть ее и не быть восхищенным. Тетушка прокашлялась, проглотила слюни и по французски сказала, что она очень рада видеть Элен; потом обратилась к Пьеру с тем же приветствием и с той же миной. В середине скучливого и спотыкающегося разговора Элен оглянулась на Пьера и улыбнулась ему той улыбкой, ясной, красивой, которой она улыбалась всем. Пьер так привык к этой улыбке, так мало она выражала для него, что он не обратил на нее никакого внимания. Тетушка говорила в это время о коллекции табакерок, которая была у покойного отца Пьера, графа Безухого, и показала свою табакерку. Княжна Элен попросила посмотреть портрет мужа тетушки, который был сделан на этой табакерке.
– Это, верно, делано Винесом, – сказал Пьер, называя известного миниатюриста, нагибаясь к столу, чтоб взять в руки табакерку, и прислушиваясь к разговору за другим столом.
Он привстал, желая обойти, но тетушка подала табакерку прямо через Элен, позади ее. Элен нагнулась вперед, чтобы дать место, и, улыбаясь, оглянулась. Она была, как и всегда на вечерах, в весьма открытом по тогдашней моде спереди и сзади платье. Ее бюст, казавшийся всегда мраморным Пьеру, находился в таком близком расстоянии от его глаз, что он своими близорукими глазами невольно различал живую прелесть ее плеч и шеи, и так близко от его губ, что ему стоило немного нагнуться, чтобы прикоснуться до нее. Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении. Он видел не ее мраморную красоту, составлявшую одно целое с ее платьем, он видел и чувствовал всю прелесть ее тела, которое было закрыто только одеждой. И, раз увидав это, он не мог видеть иначе, как мы не можем возвратиться к раз объясненному обману.
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.
Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.