Хангёку

Хангёку (яп. 半玉, полудрагоценная) — наименование учениц гейш, принятое в ханамати района Канто. Более общий термин — осяку (яп. お酌, разливающая сакэ).

Другие названия

Кроме «хангёку» в Канто используются наименования хинацуко (яп. 雛妓, девочка-цыплёнок), ака-эри (яп. 赤襟, с красным воротничком, в отличие от гейши с белым), а также хансэнко (яп. 半線香 хансэнко:, в половину ароматической палочки, см ниже). Наименования «хангёку» и «хасэнко» происходят от способа подсчёта оплаты услуг гейш: за единицу времени берётся время горения палочки сэнко, а «палочка» хангёку стоят только половину стоимости «палочки» гейши. Хотя словом «хангёку» могут называться ученицы гейш в любом уголке Японии, здесь говорится только о хангёку из Токио. В Киото и в общем в Кансае используется наименование майко.

Внешний вид

Хангёку носят с причёски варэсинобу. Сегодня почти все пользуются париками, раньше все причёски делались на собственных волосах. Волосы хангёку украшают кандзаси. Кандзаси должны подходить к кимоно.

Для банкетов о-дзасики (яп. お座敷, дзасики — застеленная татами гостиная) хангёку накладывают на лицо толстый слой белого грима, как майко, однако в Кансае сперва на лицо наносится белая основа, а затем — розовые акценты. Хангёку сперва накладывают розоватые белила, а затем сверху наносят белые.

Хангёку, как и все ученицы гейш, носят кимоно фурисодэ особого покроя катаагэ (яп. 肩揚げ, поднятые плечи), который должен подчеркнуть их «детский» возраст. Оби (пояс кимоно) у хангёку обычно парчовый нисики но оби (яп. 錦の帯), его завязывают узлом ко́кэн (яп. 後見結び ко:кэн мусуби, узел ассистента). Воротничок кимоно хангёку расшит красными нитями, это отличает их от гейш, у которых воротничок белый, без вышивки.

Обувь хангёку называется поккури (яп. ぽっくり下駄 поккури гэта, особый вид гэта на высокой танкетке).

Возраст

Согласно японскому законодательству, хангёку можно становиться с окончанием средней школы. Однако обычно хозяйкой окия (яп. 置屋, дом гейш) выдвигается условие, что хангёку должна быть старше 18 лет.

Искусство

Хангёку обучаются традиционным японским танцам и игре на музыкальных инструментах: сямисэне, барабане тайко и других.

Ситуация в наши дни

Стоимость гардероба примерно равна у хангёку и гейш, поэтому в голодное послевоенное время хангёку перестали набирать, девушки дебютировали сразу как гейши. Однако Киото сохранил традицию промежуточной стадии (майко), а Токио вернулся к ней немного позже; набирать хангёку теперь стали и из приезжих. В Асакусе работала первая официально зарегистрированная гейша европейской внешности Саюки (австралийка Фиона Грэхэм), её появление спровоцировало рост популярности токийских гейш. Тем не менее, основную конкуренцию хангёку составляют более популярные киотоские майко.

Литература

• Ханамати Накасимы: «小さな芸者さん!お酌チャンno.1!», апрель 1992 года, ISBN 4889912592
• «Окамото но каноко»: 『雛妓』 [mirror.aozora.gr.jp/cards/000076/files/1285_1815.html]

Отрывок, характеризующий Хангёку

25 го августа, накануне Бородинского сражения, префект дворца императора французов m r de Beausset и полковник Fabvier приехали, первый из Парижа, второй из Мадрида, к императору Наполеону в его стоянку у Валуева.
Переодевшись в придворный мундир, m r de Beausset приказал нести впереди себя привезенную им императору посылку и вошел в первое отделение палатки Наполеона, где, переговариваясь с окружавшими его адъютантами Наполеона, занялся раскупориванием ящика.
Fabvier, не входя в палатку, остановился, разговорясь с знакомыми генералами, у входа в нее.
Император Наполеон еще не выходил из своей спальни и оканчивал свой туалет. Он, пофыркивая и покряхтывая, поворачивался то толстой спиной, то обросшей жирной грудью под щетку, которою камердинер растирал его тело. Другой камердинер, придерживая пальцем склянку, брызгал одеколоном на выхоленное тело императора с таким выражением, которое говорило, что он один мог знать, сколько и куда надо брызнуть одеколону. Короткие волосы Наполеона были мокры и спутаны на лоб. Но лицо его, хоть опухшее и желтое, выражало физическое удовольствие: «Allez ferme, allez toujours…» [Ну еще, крепче…] – приговаривал он, пожимаясь и покряхтывая, растиравшему камердинеру. Адъютант, вошедший в спальню с тем, чтобы доложить императору о том, сколько было во вчерашнем деле взято пленных, передав то, что нужно было, стоял у двери, ожидая позволения уйти. Наполеон, сморщась, взглянул исподлобья на адъютанта.
– Point de prisonniers, – повторил он слова адъютанта. – Il se font demolir. Tant pis pour l'armee russe, – сказал он. – Allez toujours, allez ferme, [Нет пленных. Они заставляют истреблять себя. Тем хуже для русской армии. Ну еще, ну крепче…] – проговорил он, горбатясь и подставляя свои жирные плечи.
– C'est bien! Faites entrer monsieur de Beausset, ainsi que Fabvier, [Хорошо! Пускай войдет де Боссе, и Фабвье тоже.] – сказал он адъютанту, кивнув головой.
– Oui, Sire, [Слушаю, государь.] – и адъютант исчез в дверь палатки. Два камердинера быстро одели его величество, и он, в гвардейском синем мундире, твердыми, быстрыми шагами вышел в приемную.
Боссе в это время торопился руками, устанавливая привезенный им подарок от императрицы на двух стульях, прямо перед входом императора. Но император так неожиданно скоро оделся и вышел, что он не успел вполне приготовить сюрприза.
Наполеон тотчас заметил то, что они делали, и догадался, что они были еще не готовы. Он не захотел лишить их удовольствия сделать ему сюрприз. Он притворился, что не видит господина Боссе, и подозвал к себе Фабвье. Наполеон слушал, строго нахмурившись и молча, то, что говорил Фабвье ему о храбрости и преданности его войск, дравшихся при Саламанке на другом конце Европы и имевших только одну мысль – быть достойными своего императора, и один страх – не угодить ему. Результат сражения был печальный. Наполеон делал иронические замечания во время рассказа Fabvier, как будто он не предполагал, чтобы дело могло идти иначе в его отсутствие.
– Я должен поправить это в Москве, – сказал Наполеон. – A tantot, [До свиданья.] – прибавил он и подозвал де Боссе, который в это время уже успел приготовить сюрприз, уставив что то на стульях, и накрыл что то покрывалом.
Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.