Ханенко, Богдан Иванович

Богдан Иванович Ханенко
Род деятельности:	предприниматель, меценат
Дата рождения:	11 (23) января 1849(1849-01-23)
Место рождения:	село Лотаки, Суражский уезд, Черниговская губерния
Дата смерти:	26 мая (8 июня) 1917(1917-06-08) (68 лет)
Место смерти:	Киев
Отец:	Иван Иванович Ханенко
Мать:	Екатерина Богдановна Нилус

Богда́н Ива́нович Хане́нко (1849—1917) — русский промышленник, коллекционер, меценат.

Биография

Родился в семье коллежского секретаря Ивана Ивановича Ханенко из известного дворянского рода и Екатерины Богдановны Нилус, дочери генерала Богдана Богдановича Нилуса, кавалера ордена Святого Георгия IV класса. Среднее и высшее образование Богдан Ханенко получил в Москве — сначала окончил Первую гимназию, потом (1871) юридический факультет Московского университета со степенью кандидата права. В 1873 году Богдан Иванович Ханенко переехал в Петербург, где начал службу в департаменте юстиции на посту мирового судьи. В 1874 году женился на Варваре Николовне Терещенко. В своих мемуарных записках он вспоминал, что округ, где он служил, располагался поблизости от известного Апраксиного подворья, где торговали антиквариатом. Именно к этому времени Ханенко относит первые личные знакомства с петербургскими антикварами и первый интерес к коллекционированию. Именно в Петербурге были приобретены полотна итальянцев Ладзарини, Франческини, Либери, Рупполи, голландца Веникса, нидерландца П. Брейгеля Младшего. Сам он писал:

Я довольно близко сошелся с пейзажистом Шишкиным, бывал у Крамского, встречался с Айвазовским, Риццони, Куинджи… Я заинтересовался российской живописью, стал посещать выставки картин, ходил в мастерские художников и начал присматриваться к их работам… Передо мной открывался новый мир, и с тех пор призвание мое определилось, — я уже бесповоротно принялся изучать старинную живопись и убедил себя собирать произведения.

— [www.interesniy.kiev.ua/znamenitye-kievlyane/kuptsy-remeslenniki-biznesmeny/suprugi-hanenko-velikie-neizvestnye Супруги Ханенко. Великие неизвестные.]

В 1876 году Ханенко был назначен членом Варшавского окружного суда. Семья выезжает в Польшу. В это время был продолжен сбор коллекции. Супруги регулярно выезжали на аукционы в Вену, Мадрид, Рим, Берлин. Покупали полотна и предметы старины, скульптуры, изделия художественной промышленности, античной культуры, искусство Ближнего и Дальнего Востока. Отдавалось предпочтение живописцам Нидерландов, Фландрии, Голландии, а также итальянским мастерам конца XIV—XVIII веков. Около 100 ценных, уникальных полотен, значительная часть скульптурных произведений и изделий прикладного искусства были приобретены из выставленных на распродажу в Риме и Флоренции известных семейных собраний принца Боргезе, герцога С. Е. ди Вердуа, графа Л. Паар, Л. Борг де Бальзан, М. А. Альберичи и других. Ценнейшим пополнением коллекции стали полотна живописцев эпохи раннего Возрождения, Ф. Чезаре, Дж. Рейнолдса, Ф. Сурбарана, а также «Портрет инфанты Маргариты» Д. Веласкеса, уникальный диптих «Поклонение волхвов». Он постоянно учился сам и пользовался консультациями известнейших отечественных и европейских искусствоведов, вел переписку с Остроуховым, Василием Щавинским, Боде, де Гроотом.

Выйдя в отставку в 1881 году, Ханенко поселился с женой в Киеве. Дом на Алексеевской улице (№ 15), который перешёл в 1888 году от отца Варваре Ханенко был построен по проекту архитектора Р. Ф. Мельцера. Интерьеры дома, их архитектурно-художественное стилевое решение формировалось в течение 1889—1895 годов по эскизам М. Врубеля, В. Котарбинского и Мельцера был неповторим. Ханенко в Киеве становится знаменитой фигурой в финансовых и торговых кругах. Здесь он принимал участие в работе многочисленных коммерческих организаций и просветительских учреждений, в частности, был главой (с 1892) Южно-Русского общества поощрения земледелия и сельской промышленности («Земледельческий синдикат»), возглавлял (с 1896) правление Общества свекольно-сахарных и рафинадных заводов братьев Терещенко, Общество по распространению коммерческого образования, Киевский комитет торговли и мануфактур, входил в управления нескольких киевских банков; в начале 1890-х годов — член Всероссийского товарищества сахарозаводчиков, Киевского Биржевого товарищества.

Его супруга, Варвара Николовна была одной из первых собирательниц древнерусских икон, наряду с Остроуховым, С. П. Рябушинским, П. И. Харитоненко, Е. Е. Егоровым, Г. М. Прянишниковым.

В 1891 году для быстро растущего художественного собрания была сделана двухэтажная пристройка (архитектор А. Кривошеев), вследствие чего, изначальный вид главного фасада особняка претерпел изменения, а между окнами второго этажа появилось рельефное изображение герба рода Ханенко.

В 1894 году в Киеве было принято решение о создании городского музея; собравшись вместе с представителями власти меценаты Тарновский, Терещенки, Бродские, Василий Симиренко, историки Лазаревский и Антонович наделили Ханенко главными полномочиями в деле по созданию музея. Составив устав музея, он возглавил строительный комитет, лично хлопотал по вопросам музея перед Николаем II (после чего, царь выделил 50000 рублей из казны на строительство музея, остальную часть дособирал Ханенко с меценатов Украины), проводил раскопки своими силами и за свои средства в Киевской губернии для пополнения будущего музея экспонатами. 21 сентября 1887 года, было торжественно заложено здание городского музея, а в 1904 году музей освятили. Здание музея разработал архитектор Владислав Городецкий по проекту П. Бойцова. В день открытия Киевский художественно-промышленный и научный музей (сейчас — Национальный художественный музей Украины) имел 3145 экспонатов, личные экспонаты супругов Ханенко в музее оценивались в 134000 рублей.

В 1906—1912 годах Б. И. Ханенко — выборный член Государственного Совета от промышленников. В 1916—1917 годах был членом совета Санкт-Петербургского частного коммерческого банка. Член партии октябристов.

В 1913 году Ханенко купил у Ольги Терещенко унаследованный ею дом № 13, перевёл его на имя Варвары Ханенко и построил вместо трёхэтажного большой шестиэтажный доходный дом, второй этаж которого (соединённый с № 15 дверями — позже заложенными) предназначался для расширения экспозиции коллекции. Однако, начало мировой войны и последующие политические события помешали осуществлению этого замысла. Первая мировая война заставила Ханенко в 1915 году, эвакуировать наиболее значительную часть коллекции в Москву, в Исторический музей. Богдан Иванович Ханенко, тяжело и долго болел, в 1916 году у него обострилась эмфизема лёгких, он составил завещание, по которому коллекция передавалась в дар Киеву; в 1917 году было составлено ещё одно завещание, — перед смертью Ханенко завещал все свои капиталы музею в Киеве. В том же 1917 году его жена, Варвара Николаевна, возвратила коллекцию из Москвы. После освобождения Киева, по дарственной от 15 декабря 1918 года Варвары Ханенко, их коллекция была передана УАН (Государственный музей западного и восточного искусства).

Похоронены Богдан Иванович и Варвара Николаевна Ханенко (умерла в 1922 году) у стен Михайловской церкви Выдубицкого монастыря.

Среди первых научных сотрудников музея Ханенко были известные учёные, искусствоведы: Георгий Лукомский, Николай Макаренко (1887—1938), Борис Рерих (1885—1945), Сергей Гиляров. В советское время состав коллекции супругов Ханенко претерпел значительные изменения: многие памятники и архив Ханенко были безвозвратно утеряны. В то же время, за счёт слияния частных коллекций, собрание музея возросло более чем в 13 раз — с 1250 произведений до почти 17000. Около 2000 экспонатов выставлено в постоянной экспозиции музея.

Труды

• Собрание картин итальянской, испанской, фламандской, голландской и др. школ. Киев : тип. С.В. Кульженко, 1899.
• Древности Приднепровья : Вып. 1-6. Киев : фототипия и тип. С.В. Кульженко, 1899-1907.
• Древности русские, кресты и образки : Вып. [1]-2. Киев : фототипия и тип. С.В. Кульженко, 1899-1900.

Ссылки

• [www.khanenkomuseum.kiev.ua/ru/History/fundators.htm Музей искусств имени Богдана и Варвары Ханенко]. Проверено 3 октября 2011. [www.webcitation.org/66HxdbKYI Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.artfeo.com.ua/content/view/131/30/1/1/ Феномен Ханенко]. Проверено 3 октября 2011. [www.webcitation.org/66HxemX9l Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.inshe.org/Han2.html Историческая справка Ханенко]. Проверено 3 октября 2011. [www.webcitation.org/66HxgLRzs Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].
• [www.zn.ua/3000/3680/42867/ Вячеслав Прокопенко, Дар Ханенко]. Проверено 3 октября 2011. [www.webcitation.org/66HxhkgGR Архивировано из первоисточника 19 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Ханенко, Богдан Иванович

– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.
Собранные до тех пор складки на лбу быстро распустились в знак удовольствия, и он, слегка улыбаясь, стал рассматривать свои ногти.
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.
– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.


В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.