Ханжество

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ха́нжество — показная (демонстративная) форма благочестия и набожности при тайной или явной неверности исповедуемым идеям. Разновидность морального формализма и лицемерия. Как пишет Ноам Хомский, ханжа (лицемер) — это тот, кто прикладывает к другим стандарты, которые отказывается применять к себе[1].

Общество негативно относится к проявлениям ханжества, так как такое поведение рассчитано главным образом на публику или для самооправдания.





Основные характеристики ханжества

Основные характеристики ханжества:

  • демонстративность поведения;
  • несоответствие демонстрируемых человеком добродетелей его истинной сущности;
  • крайности в отрицании аморальности.

Ханжество может быть сознательным (лицемерным) и бессознательным (неосознанным). Ханжество в форме сознательного лицемерия проявляется в своего рода «ношении маски» высокоморальной личности при явном осознанном несоответствии реального морального облика «маске» праведника. Ханжество в неосознанном виде может быть своего рода ложью самому себе, не вполне осознанным стремлением выделиться, завоевать доверие или уважение[2]. В речеповеденческой сфере ханжа использует все резервы лжи, демагогии, софистики; в частности, активно используются расплывчатые понятия («нравственность», «духовность», «справедливость», «честность», «благородство», «гуманизм», «помощь», «принципиальность» и под.). Размытость семантики этих слов позволяет делать широкие и неверифицируемые заявления о наличии/отсутствии тех или иных качеств как у себя, так и у окружающих. Ещё одна особенность — обильное использование оценочных суждений, особенно эмоционально выраженных, которые призваны заблокировать у слушателей стремление подвергнуть рациональной проверке обоснованность этих оценок. Попытка такую проверку предпринять провоцирует у ханжи обычно вполне театральную реакцию гнева, возмущения, негодования и тому подобного. Все это делает дискуссии с ханжой заведомо бесперспективными, противостояние мыслимо не в сфере слов, а в области изобличающих ханжу фактов.

Психология ханжества

Ханжество скрывает за собой недоверие к людям, подозрительность, пренебрежительное отношение, стремление манипулировать другими. Оно является отрицательной формой приспособительной реакции человека к моральным требованиям общества. Одной из причин, способствующих проявлениям ханжества в Европе, была утрированная религиозная мораль, чрезмерно акцентировавшая понятия греха, аскезы и т. д. Иногда ханжами становятся те, кто сам делает нечто, что вызывает порицание. Таким образом человек оправдывает себя перед собой. Например, многие дамы, бывшие ранее дамами легкого поведения, становятся ханжами.

Нередко ханжество представляет собой скрытый конфликт, который может реализоваться в форме невроза.

Д. фон Гильдебранд указывает на проблематичность однозначной оценки поведения как ханжеского. Сокрытие реальных черт собственной жизни и её расхождение с декларируемыми нормами и идеалами может свидетельствовать не о нечестности в строгом понимании этого слова, а о наличии критики к себе со стремлением защитить окружающих от вредоносного влияния собственного поведения, переменить которое по тем или иным причинам оказывается невозможно.[3]

Словоупотребление

Сходные понятия: фарисейство, пустосвятство, лицемерие, двуличность.

Человек, склонный к ханжеству, называется ханжа́. Сходные понятия: святоша, пустосвят, лицемер.

Пустосвятство

Пустосвятство является формой религиозного поведения, занимающей промежуточное положение между ханжеством и суеверием. По словам Д. И. Фонвизина, «пустосвят почти никогда к обедне не поспевает. Он бежит в церковь отнюдь не затем, чтоб с умилением сердечным Богу помолиться, но чтоб перецеловать все иконы, которые губами достать сможет»[4]. В современной церковной практике употребляются схожие термины «обрядоверие» и «лубочное православие»[5]. Иногда ханжество в сфере религии принимает крайние формы прямой фальсификации с намеренным созданием эрзаца (обычно для получения социальных, материальных и иных выгод). Такого рода симулятивные практики часто эксплуатируют невежество окружающих, а равно и все виды наивной социальной мифологии, которая иногда встречается и в религиозной сфере (наивная установка «Что ни поп, то батька» основана именно на мифологическом мышлении и мировосприятии).

Ханжество в литературе

Ханжи и пустосвяты часто появлялись на страницах литературных произведений, таких как «Декамерон» Боккаччо (новеллы I, 1; I, 6; VI, 10), «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Тартюф, или Обманщик» Мольера, «Жизнь» Мопассана, «Дождь» Моэма в западной литературе, стихи Хайяма и Руми — в восточной.

Франц не делает различия между серьезной музыкой и музыкой развлекательной. Это различие кажется ему старомодным и ханжеским. Он любит рок и моцарта в одинаковой степени.

— Милан Кундера

В России типы ханжей одними из первых вывели Антиох Кантемир (Сатира I) и Ломоносов:

Мышь некогда, любя святыню,
Оставила прелестной мир,
Ушла в глубокую пустыню,
Засевшись вся в галланской сыр.[6]

Ханжи появляются в произведениях Александра Куприна («Ханжушка»), ОстровскогоГроза», «На всякого мудреца довольно простоты»), Достоевского («Село Степанчиково и его обитатели»), Салтыкова-ЩедринаГоспода Головлёвы»).

Многие рубаи Омара Хайяма посвящены обличению ханжей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Ханжество"

Примечания

  1. [www.chomsky.info/talks/200202--02.htm Distorted Morality: America’s War on Terror?, by Noam Chomsky (Talk delivered at Harvard University)]
  2. Ханжество // Атеистический словарь / Под общ. ред. М. П. Новикова. — М.: Политиздат, 1985. — С. 474.
  3. Гильдебранд Д. Этика. — СПб., 2001.
  4. Фонвизин Д. И. Драматургия, поэзия, проза. М., 1989. — С. 204.
  5. Пётр, игумен. О лубочном христианстве // Церковный вестник. 2005. № 10. — С. 12.
  6. Ломоносов М. В. [feb-web.ru/feb/lomonos/texts/lo0/lo8/lo8-769-.htm?cmd=p Мышь некогда, любя святыню…] // Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений / АН СССР. — М.; Л., 1950—1983. Т. 8: Поэзия, ораторская проза, надписи, 1732—1764. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. — С. 769.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Ханжество


Был уже второй час после полудня. Французы уже вступили в Москву. Пьер знал это, но, вместо того чтобы действовать, он думал только о своем предприятии, перебирая все его малейшие будущие подробности. Пьер в своих мечтаниях не представлял себе живо ни самого процесса нанесения удара, ни смерти Наполеона, но с необыкновенною яркостью и с грустным наслаждением представлял себе свою погибель и свое геройское мужество.
«Да, один за всех, я должен совершить или погибнуть! – думал он. – Да, я подойду… и потом вдруг… Пистолетом или кинжалом? – думал Пьер. – Впрочем, все равно. Не я, а рука провидения казнит тебя, скажу я (думал Пьер слова, которые он произнесет, убивая Наполеона). Ну что ж, берите, казните меня», – говорил дальше сам себе Пьер, с грустным, но твердым выражением на лице, опуская голову.
В то время как Пьер, стоя посередине комнаты, рассуждал с собой таким образом, дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась совершенно изменившаяся фигура всегда прежде робкого Макара Алексеевича. Халат его был распахнут. Лицо было красно и безобразно. Он, очевидно, был пьян. Увидав Пьера, он смутился в первую минуту, но, заметив смущение и на лице Пьера, тотчас ободрился и шатающимися тонкими ногами вышел на середину комнаты.
– Они оробели, – сказал он хриплым, доверчивым голосом. – Я говорю: не сдамся, я говорю… так ли, господин? – Он задумался и вдруг, увидав пистолет на столе, неожиданно быстро схватил его и выбежал в коридор.
Герасим и дворник, шедшие следом за Макар Алексеичем, остановили его в сенях и стали отнимать пистолет. Пьер, выйдя в коридор, с жалостью и отвращением смотрел на этого полусумасшедшего старика. Макар Алексеич, морщась от усилий, удерживал пистолет и кричал хриплый голосом, видимо, себе воображая что то торжественное.
– К оружию! На абордаж! Врешь, не отнимешь! – кричал он.
– Будет, пожалуйста, будет. Сделайте милость, пожалуйста, оставьте. Ну, пожалуйста, барин… – говорил Герасим, осторожно за локти стараясь поворотить Макар Алексеича к двери.
– Ты кто? Бонапарт!.. – кричал Макар Алексеич.
– Это нехорошо, сударь. Вы пожалуйте в комнаты, вы отдохните. Пожалуйте пистолетик.
– Прочь, раб презренный! Не прикасайся! Видел? – кричал Макар Алексеич, потрясая пистолетом. – На абордаж!
– Берись, – шепнул Герасим дворнику.
Макара Алексеича схватили за руки и потащили к двери.
Сени наполнились безобразными звуками возни и пьяными хрипящими звуками запыхавшегося голоса.
Вдруг новый, пронзительный женский крик раздался от крыльца, и кухарка вбежала в сени.
– Они! Батюшки родимые!.. Ей богу, они. Четверо, конные!.. – кричала она.
Герасим и дворник выпустили из рук Макар Алексеича, и в затихшем коридоре ясно послышался стук нескольких рук во входную дверь.


Пьер, решивший сам с собою, что ему до исполнения своего намерения не надо было открывать ни своего звания, ни знания французского языка, стоял в полураскрытых дверях коридора, намереваясь тотчас же скрыться, как скоро войдут французы. Но французы вошли, и Пьер все не отходил от двери: непреодолимое любопытство удерживало его.
Их было двое. Один – офицер, высокий, бравый и красивый мужчина, другой – очевидно, солдат или денщик, приземистый, худой загорелый человек с ввалившимися щеками и тупым выражением лица. Офицер, опираясь на палку и прихрамывая, шел впереди. Сделав несколько шагов, офицер, как бы решив сам с собою, что квартира эта хороша, остановился, обернулся назад к стоявшим в дверях солдатам и громким начальническим голосом крикнул им, чтобы они вводили лошадей. Окончив это дело, офицер молодецким жестом, высоко подняв локоть руки, расправил усы и дотронулся рукой до шляпы.
– Bonjour la compagnie! [Почтение всей компании!] – весело проговорил он, улыбаясь и оглядываясь вокруг себя. Никто ничего не отвечал.
– Vous etes le bourgeois? [Вы хозяин?] – обратился офицер к Герасиму.
Герасим испуганно вопросительно смотрел на офицера.
– Quartire, quartire, logement, – сказал офицер, сверху вниз, с снисходительной и добродушной улыбкой глядя на маленького человека. – Les Francais sont de bons enfants. Que diable! Voyons! Ne nous fachons pas, mon vieux, [Квартир, квартир… Французы добрые ребята. Черт возьми, не будем ссориться, дедушка.] – прибавил он, трепля по плечу испуганного и молчаливого Герасима.
– A ca! Dites donc, on ne parle donc pas francais dans cette boutique? [Что ж, неужели и тут никто не говорит по французски?] – прибавил он, оглядываясь кругом и встречаясь глазами с Пьером. Пьер отстранился от двери.
Офицер опять обратился к Герасиму. Он требовал, чтобы Герасим показал ему комнаты в доме.
– Барин нету – не понимай… моя ваш… – говорил Герасим, стараясь делать свои слова понятнее тем, что он их говорил навыворот.
Французский офицер, улыбаясь, развел руками перед носом Герасима, давая чувствовать, что и он не понимает его, и, прихрамывая, пошел к двери, у которой стоял Пьер. Пьер хотел отойти, чтобы скрыться от него, но в это самое время он увидал из отворившейся двери кухни высунувшегося Макара Алексеича с пистолетом в руках. С хитростью безумного Макар Алексеич оглядел француза и, приподняв пистолет, прицелился.
– На абордаж!!! – закричал пьяный, нажимая спуск пистолета. Французский офицер обернулся на крик, и в то же мгновенье Пьер бросился на пьяного. В то время как Пьер схватил и приподнял пистолет, Макар Алексеич попал, наконец, пальцем на спуск, и раздался оглушивший и обдавший всех пороховым дымом выстрел. Француз побледнел и бросился назад к двери.
Забывший свое намерение не открывать своего знания французского языка, Пьер, вырвав пистолет и бросив его, подбежал к офицеру и по французски заговорил с ним.
– Vous n'etes pas blesse? [Вы не ранены?] – сказал он.
– Je crois que non, – отвечал офицер, ощупывая себя, – mais je l'ai manque belle cette fois ci, – прибавил он, указывая на отбившуюся штукатурку в стене. – Quel est cet homme? [Кажется, нет… но на этот раз близко было. Кто этот человек?] – строго взглянув на Пьера, сказал офицер.
– Ah, je suis vraiment au desespoir de ce qui vient d'arriver, [Ах, я, право, в отчаянии от того, что случилось,] – быстро говорил Пьер, совершенно забыв свою роль. – C'est un fou, un malheureux qui ne savait pas ce qu'il faisait. [Это несчастный сумасшедший, который не знал, что делал.]
Офицер подошел к Макару Алексеичу и схватил его за ворот.
Макар Алексеич, распустив губы, как бы засыпая, качался, прислонившись к стене.
– Brigand, tu me la payeras, – сказал француз, отнимая руку.
– Nous autres nous sommes clements apres la victoire: mais nous ne pardonnons pas aux traitres, [Разбойник, ты мне поплатишься за это. Наш брат милосерд после победы, но мы не прощаем изменникам,] – прибавил он с мрачной торжественностью в лице и с красивым энергическим жестом.