Ханссон, Пер Альбин

Пер Альбин Ханссон швед. Per Albin Hansson<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

Пер Альбин Ханссон (швед. Per Albin Hansson) (28 октября 1885, Мальмё — 6 октября 1946, Стокгольм) — шведский политический и государственный деятель; председатель Социал-демократической рабочей партии Швеции и премьер-министр Швеции в 1932—1936 и 1936—1946. Параллельно с «Новым курсом» Франклина Делано Рузвельта в США провёл ряд социально-экономических реформ, которые позволили Швеции первой восстановить нормальное функционирование экономики после «Великой депрессии».

Ранние годы

Пер Альбин Ханссон родился 28 октября 1885 в Фоси близ Мальмё в семье рабочего-каменщика. Финансовое положение семьи позволило Перу Альбину окончить лишь четырёхлетнюю школу, после чего он отправился работать служащим на склад. В 1903 стал одним из соучредителей Социал-демократического союза молодёжи Швеции, а вскоре вступил в Социал-демократическую рабочую партию. В 1905—1909 редактировал журнал «Фрам» («Вперёд»), издаваемый СДСМШ.

Рост в партии

Деятельность в качестве партийного журналиста принесла Ханссону признание в партийной среде, и с 1908 он был членом Правления Социал-демократической рабочей партии Швеции, а с 1911 — Исполнительного комитета партии. В 1914 он был назначен председателем городской парторганизации СДРПШ. Вскоре он заменил Карла Яльмара Брантинга на посту главного редактора печатного органа СДРПШ «Социал-демократия» («Social-Demokraten»). В 1918 он был избран во вторую палату шведского Риксдага.

Пер Альбин Ханссон приветствовал революционные события 1917 в России и некоторое время был близок к радикальному крылу партии. В частности, он требовал замены монархии республикой в противовес позиции Брантинга, бывшего руководителем СДРПШ и правительства. Тем не менее, Ханссон в своих выступлениях называл коалицию с либералами более предпочтительной, чем коалицию с коммунистами. В 1920 Ханссон был назначен министром обороны в социал-демократическом кабинете Брантинга, сохраняя пост до 1926 (с перерывами в 1920—1921, 1923—1924 и 1925). На этой должности он активно добивался сокращения расходов на наращивание военного потенциала в пользу социальной сферы.

После смерти Брантинга в 1925 Ханссон возглавил СДРПШ. Для укрепления позиций партии в 1929 Ханссон написал ряд программных статей, в которых обосновывал свою концепцию «Дома для народа» (Folkhemmet), предусматривавшую создание общества всенародного благоденствия путём осуществления социального партнёрства между рабочими и предпринимателями. Именно ему было суждено стать первым левоцентристским политиком, получившим возможность реализовать принципы умеренной социал-демократии в государственном управлении.

Экономические реформы

На фоне всемирного экономического кризиса, начавшегося в 1929 и вызвавшего ухудшение положения трудящихся Швеции, СДРПШ на парламентских выборах 1932 предлагала реальную программу восстановления экономики с помощью введения государственного регулирования экономики. Буржуазные партии согласились на создание нового правительства во главе с социал-демократами, и в 1932 Пер Альбин Ханссон впервые возглавил правительство. Пост премьер-министра (с кратким перерывом в 1936) он сохранял до конца жизни, а сама Социал-демократическая партия стала ведущей партией Швеции, формируя вплоть до 1976 исполнительную власть самостоятельно или во главе прочной коалиции.

Программа выхода из экономического кризиса Ханссона предусматривала увеличение социальных расходов, введение всеобщих пенсий, пособий по безработице, создание новых рабочих мест путём организации общественных работ, а также стимулирование экономики с помощью незначительного дефицита государственного бюджета. Народу надо было дать денег. Таким образом, министр финансов в кабинете Ханссона, Эрнст Вигфорс, ответственный за проведение этих преобразований, был, по сути, первым кейнсианцем, проводившим кейнсианскую политику ещё до написания Джоном Мейнардом Кейнсом его главного сочинения.

В результате успешного осуществления программы социал-демократов Швеция окончательно преодолела экономический кризис к 1934, а СДРПШ в 1941 впервые завоевала абсолютное большинство в парламенте. Тем не менее, Ханссон не сформировал однопартийного правительства, а образовал коалицию «национального единства» с тремя центристскими партиями. Первое однопартийное правительство социал-демократы сформировали только в 1945.

Внешняя политика

В 1932—1939 Ханссон активно выступал в поддержку курса на разоружение и международное сотрудничество в формате Лиги Наций. В условиях немецкой экспансии в Европе Швеция под руководством Ханссона с 1939 готовилась к оборонительным действиям (см. Сконская линия). Опасаясь немецкого вторжения из Норвегии и надеясь сохранить нейтралитет во Второй мировой войне, Ханссон дал разрешение немцам использовать шведские железные дороги для переброски войск на территорию Норвегии и Финляндии. В 1940 премьер-министр отказал своему министру иностранных дел Рикарду Сандлеру в вопросе создания оборонительного союза с Финляндией против СССР. Хотя сосуществование с нацистским режимом противоречило убеждением большинства членов СДРПШ, но именно благодаря поставкам железной руды в Германию (составлявшим приблизительно 25 % импорта руды в Германию), продолжавшимся до 1943, Ханссону удалось избежать оккупации страны вермахтом. Дипломатические отношения Швецией с нацистской Германией были расторгнуты лишь накануне капитуляции 7 мая 1945.

Кончина

Пер Альбин Ханссон до конца жизни жил весьма скромно и всегда пользовался общественным транспортом, как любой рядовой гражданин. Именно на остановке трамвая в Стокгольме 6 октября 1946 у премьер-министра Швеции случился сердечный приступ, оборвавший его жизнь.

Ссылки

• Дмитрий Травин, Отар Маргания. [profilib.com/chtenie/156841/dmitriy-travin-modernizatsiya-ot-elizavety-tyudor-do-egora-gaydara-64.php Модернизация: от Елизаветы Тюдор до Егора Гайдара]. — АСТ, 2011.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ханссон, Пер Альбин

– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.