Возвращение земель и населения Императору

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хансэки-хокан»)
Перейти к: навигация, поиск

Возвращение земель и населения Императору (яп. 版籍奉還, はんせきほうかん хансэки хо:кан) — административно-политическая реформа Императорского правительства Японии времён реставрации Мэйдзи, ставившая целью централизацию и унитаризацию страны. Проведена 25 июля 1869 года[1]. Заключалась в возвращении Императору Японии и его правительству власти над землями и населением автономных ханов страны.





История

11 июня 1868 года Императорское правительство, которое образовалось после ликвидации сёгуната Токугава, установило новое административное деление страны. Согласно с указом, Япония разделялась на 33 префектуры, которые непосредственно зависели от правительства, и 277 ханов, которые были небольшими автономными уделами. Первые пребывали под прямым контролем правительственных государственных служащих, а вторые — под властью полу-независимых феодалов даймё. Две трети всей территории страны было в составе ханов.

Неэффективность нового административного деления, оставившего пережитки предыдущей эпохи, доказала гражданская война 1868—1869 годов. Она истощила государственный бюджет, который пополнялся исключительно за счёт префектур, и развалила самостоятельные финансовые системы ханов. Чтобы найти дополнительные источники для финансирования армии, правительство вынуждено было стать на путь унитаризации страны: переподчинить себе земли и население ханов, чтобы получать с них прибыль. С другой стороны, правители ханов по собственной воле стремились вернуть свои владения правительству, чтобы избежать ответственности за социально-экономические трудности, вызванные их правлением.

В декабре 1868 года правитель Химэдзи-хана Сакаи Тадакуни первым обратился к правительству с предложением вернуть свои владения и население Императору. Однако группа министров во главе с Кидо Такаёси и Окубо Тосимити, которые инициировали в правительстве идею передачи земель, отказали ему. Последние срочно обратились к правителям других ханов — Симадзу Тадаёси их Сацума-хана, Мори Такатики из Тёсю-хана, Ямаути Тоёсигэ из Тоса-хана и Набэсиме Наохиро из Сага-хана — чтобы те первыми вернули свои владения Императору и показали пример другим. 3 марта 1869 года эти четыре правителя вместе подали Императору прошение принять их земли и подданных[2]. По примеру четвёрки так же поступили руководители остальных ханов. 25 июля 1869 года Император Мэйдзи официально принял их просьбы, формально взяв на себя непосредственный контроль над всей территорией и жителями страны.

Реформа по возвращению земель и населения усиливала позиции центрального Императорского правительства. Бывшие правители ханов становились государственными служащими и назначались на должности руководителей[3] этих самых ханов. Доход ханов и доход руководителей разделялся. Последние получали только одну десятую часть дохода хана, которая считалась государственной платой. Бывшие вассалы правителей становились чиновниками региональных администраций, зависимых от центрального правительства, а не руководителя хана. Они также содержались государством, хотя из зарплата была сильно урезана. Остальной доход с хана получало центральное правительство. В результате реформы отношения «господина—слуги» между бывшим правителем и его подданными — самураями, крестьянами, ремесленниками и торговцами — исчезли. Это дало возможность правительству провести социальные реформы, направленные на ликвидацию старой сословной системы и образование новой.

Однако возвращение земель и населения Императору не решило основного задания: унитарности Японии достигнуто не было. Новоназначенные руководители ханов де-факто оставляли за собой право собирать налоги и созывать войско на подконтрольных землях. Существование региональных чиновников было препятствием на пути централизации системы управления. Это породило необходимость новой реформы — ликвидации ханов и основания префектур.

Напишите отзыв о статье "Возвращение земель и населения Императору"

Примечания

  1. По японскому календарю: 17 числа 6 месяца 2 года Мэйдзи.
  2. [www.archives.go.jp/ayumi/kobetsu/m02_1869_01.html Прошение четырёх правителей к Императору // Национальный архив Японии.]
  3. яп. 知藩事

Литература

  • Рубель В. А. Японська цивілізація: традиційне суспільство і державність. — Київ: «Аквілон-Прес», 1997.  (укр.)
  • Рубель В. А. Історія середньовічного Сходу: Курс лекцій: Навч. посібник. — Київ: Либідь, 1997.  (укр.)
  • Рубель В. А. Нова історія Азії та Африки: Постсередньовічний Схід (ХVIII — друга половина ХІХ ст.). — Київ: Либідь, 2007.  (укр.)

Ссылки

  • [www3.oninet.ne.jp/i_gokan/PRINT/16_meiji_01.htm Реставрация Мэйдзи. Путь к централизированному правительству.]  (яп.)
  • [homepage2.nifty.com/kumando/mj/mj020128.html О возвращении земель и населения Императору.]  (яп.)
  • [www.tt.rim.or.jp/~ishato/tiri/huken/huhanken.htm От возвращения земель и населения Императору к ликвидации ханов и основанию префектур]  (яп.)

Отрывок, характеризующий Возвращение земель и населения Императору

– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.