Хант, Ли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ли Хант

Джеймс Генри Ли Хант (James Henry Leigh Hunt, 19 октября 1784, Мидлсекс28 августа 1859, Путни[1], Лондон) — английский эссеист, журналист, поэт, драматург и литературный критик. Близкий друг и издатель поэзии Шелли и Китса.



Жизнь и творчество

Ли Хант родился 19 октября 1784 года в Саутгейте под Лондоном в семье священника. Отец назвал его в честь Джеймса Генри Ли — племянника герцога Чандоса, к которому он был приставлен гувернёром. Учился в лондонской школе «Приют Христа» (1791—1799), но в университет не попал из-за проблем с дикцией.

Почти всю жизнь Хант провёл в Лондоне. В 1801 году опубликовал первый сборник стихотворений «Juvenilia». Уже в ранних стихотворениях проявилось его увлечение Италией. В южных странах он искал «вольного духа стихосложения». Второй сборник Foliage появился только 17 лет спустя. Заслуга Ханта как поэта в том, что, не обладая большим талантом, он разнообразил английскую строфику и, будучи особенно увлечён возможностями сонета, положил начало новому расцвету этой формы.

С 1808 года (совместно с братьями Джоном и Робертом Хантами) издавал либеральный еженедельник «Экзаминер»[2], со страниц которого призывал к запрету работорговли, закреплению прав католиков, либерализации избирательного законодательства, реформе уголовного судопроизводства. За сатирические нападки на принца-регента был на два года заключён в тюрьму (с января 1813 по январь 1815). Это прославило Ханта как мученика за дело свободы и заметно расширило круг его почитателей.

На рубеже 1810-х и 1820-х гг. в доме Ханта в Хэмпстеде часто собирались литераторы Джон Китс, Уильям Хэзлитт, Хорэс Смит, Корнелиус Уэбб и Дж. Г. Рейнольдс[3]. Консервативные критики вскоре уничижительно окрестили кружок школой кокни, т.е. простонародных авторов. Любимыми мишенями нападок реакционной критики были Ли Хант и Китс. В июне 1817 года Хант выступил в печати с пылкой защитой своего юного подопечного (Китса), где впервые сформулировал концепцию поэзии ради поэзии[1].

В продолжение 1820-х годов успехом пользовались эссе Ханта, которые он публиковал в еженедельниках Indicator и The Companion. Особенно много печатался в 1830-е годы в связи с необходимостью содержать десятерых детей. В эти годы тяжёлых материальных затруднений темы его книг варьировались от истории Кенсингтона до сицилийских пасторалей. От политической деятельности Хант отошёл после реформы 1832 года, за которую так ратовал. Мемуарная книга «Лорд Байрон и его современники» была к 1850 году расширена в трёхтомную автобиографию. В своём главном критическом труде «Воображение и фантазия» (1844) Хант проводит любопытные параллели между поэзией и живописью, в которой отлично разбирался.

Ли Хант умер 28 августа 1859 года в Уондсуэрте (Лондон). Похоронен на кладбище Кенсал-Грин. Его сын Торнтон Ли Хант (1810-73) известен как первый редактор газеты The Daily Telegraph.

Напишите отзыв о статье "Хант, Ли"

Примечания

  1. 1 2 [global.britannica.com/biography/Leigh-Hunt Leigh Hunt | British author | Britannica.com]
  2. Венгерова З. А. Гент, Джемс-Генри-Ли // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  3. www.cambridge.org/catalogue/catalogue.asp?isbn=9780521604239 Jeffrey N. Cox. Poetry and Politics in the Cockney School

Ссылки

Отрывок, характеризующий Хант, Ли

– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.