Линда Хант

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Хант, Линда»)
Перейти к: навигация, поиск
Линда Хант
Linda Hunt
Имя при рождении:

Лидия Сюзанна Хантер
Lydia Susanna Hunter

Дата рождения:

2 апреля 1945(1945-04-02) (79 лет)

Место рождения:

Морристаун, Нью-Джерси, США

Гражданство:

США США

Профессия:

актриса

Карьера:

1976 — наст. время

Награды:

«Оскар» (1984)

Линда Хант (англ. Linda Hunt, урождённая Лидия Сюзанна Хантер; род. 2 апреля 1945) — американская актриса.





Биография

Лидия Хантер родилась 2 апреля 1945 года в городе Морристаун (штат Нью-Джерси) в семье учительницы игры на фортепиано Элзи Дойинг Хантер и вице-президента нефтяной компании Рэймонда Дэви Хантера. Помимо неё в семье был ещё один ребёнок — её сестра Марша.

Линда дебютировала в кино в 1980 году в в фильме Роберта Олтмена «Попай». Спустя год она снялась в фильме «Год опасной жизни», экранизации романа Питера Уира. Линда исполнила роль фотографа Билли Квана, получив за эту роль премию «Оскар» и став первой актрисой, удостоенной этой премии за исполнение мужской роли.

Хант также известна как хорошая театральная актриса, выигрывавшая дважды премию «Оби» и один раз номинировавшаяся на «Тони». Её знаменитыми театральными ролями являются тётя Дэн в постановке «Тётя Дэн и Лемон» и сестра Элоиза в «Сомнении». На телевидении известна по роли судьи Зои Хиллер в сериале «Практика».

С 2009 года исполняет роль Генриетты «Хэтти» Ландж в сериале «Морская полиция: Лос-Анджелес». В 2011 году роль принесла ей номинацию на премию Teen Choice Award.

Линда Хант — открытая лесбиянка, её партнёрша — психотерапевт Карен Клейн[1].

В школе будущей актрисе диагностировали гипофизарный инфантилизм (нехватку гормона роста). Её рост составляет 145 сантиметров, что существенно сказывается на её репертуаре[2].

Избранная фильмография

Награды

Напишите отзыв о статье "Линда Хант"

Примечания

  1. ↑ [www.bilerico.com/2008/08/weho_marriages_go_on.php WeHo Marriages Go On] на сайте bilerico.com, 10 августа 2008
  2. ↑ [www.imdb.com/name/nm0001373/ IMDB]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Линда Хант

– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Линда_Хант&oldid=80360409»