Хант, Уильям Холман
Уильям Холман Хант | ||
William Holman Hunt | ||
Автопортрет, 1867 | ||
Дата рождения: | ||
---|---|---|
Место рождения: | ||
Дата смерти: |
7 сентября 1910 (83 года) | |
Место смерти: | ||
Гражданство: | ||
Учёба: | ||
Стиль: | ||
Влияние: | ||
Награды: |
| |
Работы на Викискладе |
Уи́льям Хо́лман Хант (англ. William Holman Hunt, в старом написании — Гольмен Гунт[1] (2 апреля 1827 — 7 сентября 1910) — английский живописец, один из основателей Братства прерафаэлитов. Настоящее имя — Уильям Хобман Хант, однако Хант сам изменил вторую часть имени, а под конец жизни она слилась с фамилией: Holman-Hunt.
Содержание
Биография
Хант был студентом Королевской академии художеств, где познакомился с Милле и Данте Габриэлем Россетти и вместе с ними основал «Братство прерафаэлитов» (англ. Pre-Raphaelite Brotherhood). Поначалу картины Ханта не были особенно популярны, но затем он приобретает известность. Проведя два года (1854-55) на Востоке, он написал одну из самых известных своих картин — «Свет мира», которая возбудила в художественной критике горячие споры.[1] Холман Хант был единственным, кто до конца остался верен доктрине Братства прерафаэлитов и сохранил их живописные идеалы до самой смерти, однако в конце концов ему пришлось бросить живопись из-за все ухудшающегося зрения, и последняя картина — «Леди из Шалотта» (англ. The Lady of Shalott) — была закончена помощником, Эдвардом Хьюзом. Хант также является автором автобиографий «Прерафаэлитизм» (англ. Pre-Raphaelitism) и «Братство прерафаэлитов» (англ. Pre-Raphaelite Brotherhood), цель которых — оставить точные сведения о происхождении Братства и его членах.
Хант женился дважды. После неудачного обручения со своей моделью Энни Миллер, он женился на Фанни Во, которая затем послужила моделью для Изабеллы. Фанни умерла при родах в Италии и была похоронена на Английском кладбище во Флоренции рядом с могилой Элизабет Браунинг. Вторая жена Ханта, Эдит, была сестрой Фанни. В те времена в Англии было незаконно жениться на сестре погибшей жены, и Хант был вынужден поехать для этого за границу. Эта женитьба привела к серьёзной размолвке с остальными членами семьи, особенно с его бывшим коллегой-прерафаэлитом Томасом Вулнером, женатом на сестре Фанни и Эдит Алисе.
Известные картины
- «Автопортрет в четырнадцатилетнем возрасте» (Self-portrait at the Age of 14, 1841, Оксфорд)
- «Ф. Д. Стивенс» (F.G. Stephens, 1847, галерея Тейт, Лондон)
- «Иисус и две Марии» (Christ and the Two Marys, 1847 и 1897)
- «Риенци» (Rienzi vowing to obtain justice for the death of his young brother, slain in a skirmish between the Colonna and the Orsini factions, 1848-49)
- «Страшный двор» (The Haunted Manor, 1849, галерея Тейт, Лондон)
- Cornfield at Ewell, 1849, галерея Тейт, Лондон.
- «Английское семейство, обращённое в христианство, защищает проповедника этой религии от преследования друидов» (1849-50, Оксфорд)
- «Клаудио и Изабелла» (Claudio and Isabella, 1850-53, галерея Тейт, Лондон)
- «Пробудившийся стыд» (The Awakening Conscience, 1851-53, галерея Тейт, Лондон)
- Our English Coasts, 1852, галерея Тейт, Лондон
- «Светоч мира» (The Light of the World, 1853—184)
- The Afterglow in Egypt, 1854-63, Оксфорд
- «Козел отпущения (картина)» (The Scapegoat, 1854-56)
- The School-girl’s Hymn, 1858-59, Оксфорд
- «Нахождение Спасителя во Храме» (The Finding of the Saviour in the Temple), 1854—1860
- The Festival of St. Swithin (The Dovecot), 1865-66, Оксфорд
- Isabella and the Pot of Basil, 1868
- «Тень смерти» (The Shadow of Death, 1870-73)
- The Plain of Esdralon from the Heights above Nazareth, 1877, Оксфорд.
- The Triumph of the Innocents, 1883—1884), галерея Тейт, Лондон.
- «Леди из Шалотта» (The Lady of Shalott, вместе с Хьюзом, 1886—1905)
- May Morning on Magdalen Tower, 1888—1891.
- Christ the Pilot, 1894
- The Importunate Neighbour, 1895
- «Нисхождение благодатного огня» (The Miracle of the Holy Fire, 1892-99)
- «Джон Хант» (John Hunt, галерея Тейт, Лондон)
- «Афины» (Athens)
- «Данте Габриэль Россетти» (Dante Gabriel Rossetti)
- «Уильям Холман Хант» (William Holman Hunt, автопортрет)
- Christ amongst the Doctors
- «Изабелла и горшок с базиликом» (Isabella)
Напишите отзыв о статье "Хант, Уильям Холман"
Примечания
- ↑ 1 2 Гунт, Вильям Гольмен // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- [www.preraphaelites.org/the-collection/artist-biography/william-holman-hunt/ William Holman Hunt] (англ.)
- [global.britannica.com/biography/William-Holman-Hunt William Holman Hunt] (англ.)
Отрывок, характеризующий Хант, Уильям Холман
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.