Ханыков, Яков Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Владимирович Ханыков
Оренбургский губернатор
7 декабря 1851 — 03 марта 1856
Монарх: Николай I
Предшественник: Николай Васильевич Балкашин
Преемник: Ипполит Михайлович Потулов
 
Рождение: 2 (14) марта 1818(1818-03-14)
Смерть: 25 января (6 февраля) 1862(1862-02-06) (43 года)
Род: Ханыковы
Отец: Владимир Яковлевич Ханыков (1789—1863)

Яков Владимирович Ханыков (1818—1862) — русский государственный деятель и исследователь, картограф; оренбургский губернатор (1851—1856), действительный статский советник.

Происходил из дворянского рода Ханыковых. В 1835 году закончил Царскосельский лицей, где вместе с А. А. Харитоновым издавал рукописный журнал «Сын лицея».

Сразу зарекомендовал себя талантливым географом и картографом; его описание Оренбургского края получило высокую оценку современников[1].

Был правителем канцелярии рижского губернатора Е. А. Головина. В 1846 году назначен председателем ревизионной комиссии министерства внутренних дел, которой было поручено изучить городское устройство и хозяйство Риги и составить проект преобразования этого города.

По поручению Русского географического общества составил «Карту Аральского моря и Хивинского ханства с их окрестностями» и «Карту озера Иссык-Куль с окрестностями», напечатанные в 1851 году в «Записках Географического Общества». Кроме того он вместе с В. И. Далем собрал «Сведения о путях в Хиву». «Картографические труды Ханыкова обратили на себя внимание ученого мира, его карта была издана на французском языке Парижским географическим обществом и, по представлению А. Гумбольдта, король Прусский пожаловал Ханыкову орден Красного Орла 2-й степени»[2]. Ханыков принимал участие в переводе «Азии» К. Риттера и состоял членом редакционного комитета по наблюдению над изданием «Вестника Русского географического общества». В 1851 году он был избран секретарём Русского географического общества.

Карту северной Персии Я. В. Ханыкову не закончил и Географическое общество передало её составление его брату, Н. В. Ханыкову, который включил в неё сведения, собранными в Хоросанской экспедиции. Также, по поручению Географического общества после смерти Я. В. Ханыкова, Н. А. Ивашенцовым была составлена карта Каспийского моря.

Ещё Я. В. Ханыков является автором «Очерка истории медицинской полиции в России» (СПб., 1851).

С 1846 года был женат на Екатерине Евгеньевне Головиной (1821—1852), дочери генерала Е. А. Головина и внучке сенатора П. И. Фонвизина. По мнению современников, Головина «по природе своей не совсем подходила Ханыкову, но влюблён в неё он был по уши»[3].

Напишите отзыв о статье "Ханыков, Яков Владимирович"



Примечания

  1. В статье «Географическое обозрение Оренбургского края» Ханыков дал описание природных условий, населения и городов огромной территории, которая включала (в современных границах) Урал, Казахстан, Башкирию, Татарию и Нижнюю Волгу. Большой интерес для экономической географии представил его труд «Обозрение рудного производства частных Оренбургских заводов в 1838 г.».
  2. Семенов-Тян-Шанский П. П. [dlib.rsl.ru/viewer/01004171971#?page=121 История полувековой деятельности Русского географического общества]. — СПб., 1896. — С. 89.
  3. Письмо А. О. Россет к сестре Смирновой-Россет // Русский архив. 1896. Кн. 2. — С. 363.

Литература

Ссылки

  • [vtakt.net/?c=biogdshow&b_id=3067 Яков Владимирович Ханыков]

Отрывок, характеризующий Ханыков, Яков Владимирович


Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.