Характерный актёр

Хара́ктерный актёр и Хара́ктерная актриса (англ. Character actor, фр. caractère от греч. χαρακτήρ — отпечаток, своеобразие) — актёр, исполняющий роли, отмеченные ярко выраженным сословным, бытовым, внешним своеобразием, актёр с резко выраженным амплуа. Более лаконично суть термина определяет «Энциклопедия Британника», согласно которой, характерный актёр — это актёр, играющий яркие роли.

Из истории театра

В XVIII веке различали актёров, игравших характерные и полухарактерные (demi-caractère) роли в комедиях, мещанских драмах и мелодрамах (Трагедия требовала возвышенно-отвлеченной, внебытовой манеры игры). Развитие реалистических тенденций в европейском театре XIX века привело к необходимости ставить любой персонаж в связь со средой, эпохой, общественным бытом. Актёры, стремясь к художественной правде, искали во всех изображаемых ими типах черты социальной, исторической, бытовой характерности. Среди крупнейших русских характерных актёров конца XVIII — начала XIX веков следует выделить А. М. Крутицкого, С. Н. Сандунова, А. Е. Пономарёва, А. А. Померанцеву и других. М. С. Щепкин характерен в трагедийной роли Барона («Скупой рыцарь» А. С. Пушкина) , В. В. Самойлов — в роли короля Лира. Л. П. Никулина-Косицкая — в роли Катерины («Гроза»). Во всех этих случаях характерность была не только внешней, но и внутренней: она окрашивала собой психологию персонажа, его устремления и чувства. А. Е. Мартынов в «характерной» роли Тихона («Гроза») и П. М. Садовский в роли Любима Торцова («Бедность не порок») и другие, выходили за рамки этого амплуа, углубляли свою игру до трагического звучания. Реализм, по сути дела, ликвидировал это амплуа, и в этом смысле К. С. Станиславский говорил, что характерность должна присутствовать в каждом образе, в том числе — героя и любовника. В современном театре, понятие характерный актёр применяется зачастую лишь для того, чтобы подчеркнуть доминирующую особенность творческой индивидуальности актёра.

В кинематографе

Американскими кинокритиками зачастую отмечается, что характерные актёры всегда являются второстепенными персонажами. Профессор Айра Кёнигсберг так определяет характерного актёра в Полном кинематографическом словаре: «Характерный актёр — это артист, который специализируется на второстепенных ролях ярко выраженного и, зачастую, юмористического содержания». Как отмечает известный американский кинокритик Дэвид Томсон, характерный актёр может играть какую угодно роль в фильме, за исключением главной. Диапазон подобных ролей для характерного актёра, согласно Томсону, начинается с ролей основных действующих лиц (при этом не являющихся решающими, ключевыми персонажами) и заканчивается ролями а-ля «появился в кадре и сразу пал замертво» (в американской кинокритике подобных персонажей принято называть «краснорубашечниками»).

Немецкий киновед Рудольф Арнхайм противопоставляет характерного актёра актёру героических ролей, так как характерный актёр, по мнению Арнхайма, воплощает своего персонажа таким, какой он есть, в то время как актёр героических ролей воплощает персонажа таким, каким его хотелось бы видеть зрителям. Как отмечает американский комедийный актёр Бен Стайн, характерный актёр это нечто из разряда того, чему вас не научат в юридическом ВУЗе.

Карьера характерного актёра

Театральный и кинокритик Майкл Андерегг отмечает существующую разницу между характерным актёром и кино- или теле звездой, которая заключается в том, что актёр воплощает ту или иную роль, в то время как звезда воплощает себя в той или иной роли.

Есть несколько причин, почему многие актёры выбирают характерные роли. Гораздо проще пройти кастинг на роль второго плана, нежели получить ведущую роль в фильме или сериале. В большинстве фильмов есть только от одного до трёх главных героев, а второплановых характерных обычно больше. Также, важен типаж актёра, по которому он и получает роль: актёры Деннис Хоппер и Стив Бушеми достигли известности играя массу ролей злодеев в кино, а Джейн Линч, Мелисса МакКарти, Лиза Кудроу и Клорис Личмен стали известны по ролям эксцентричных женщин.

Путь к ведущим ролям

Некоторые актёры, которые начинали с характерных ролей, достигли в конечном итоге славы по главным ролям. К ним можно отнести Кэти Бейтс, которая сыграла свою первую главную роль в 1990 году в фильме «Мизери» и после этого получила ещё пару главных ролей, а также вернулась в статус актрисы эпизода. Вупи Голдберг, Фрэн Дрешер, Анджела Лэнсбери, Хит Леджер, Фелисити Хаффман, Дэвид Кэррадайн, Шон Коннери, Лесли-Энн Даун, Кристофер Ллойд, Уильям Х. Мэйси, Мерил Стрип, Дональд Сазерленд, Джоди Фостер, Дана Дилейни, Мэгги Смит, Тим Рот, Лоуренс Оливье также в разные годы после характерных ролей добивались успеха, играя ведущие роли.

См. также

• Повторяющаяся роль
• Актёрское искусство
• Система Станиславского
• Приглашенная звезда
• Камео
• Сэйю
• Травести

Отрывок, характеризующий Характерный актёр

– Василий Денисов, друг вашего сына, – сказал он, рекомендуясь графу, вопросительно смотревшему на него.
– Милости прошу. Знаю, знаю, – сказал граф, целуя и обнимая Денисова. – Николушка писал… Наташа, Вера, вот он Денисов.
Те же счастливые, восторженные лица обратились на мохнатую фигуру Денисова и окружили его.
– Голубчик, Денисов! – визгнула Наташа, не помнившая себя от восторга, подскочила к нему, обняла и поцеловала его. Все смутились поступком Наташи. Денисов тоже покраснел, но улыбнулся и взяв руку Наташи, поцеловал ее.
Денисова отвели в приготовленную для него комнату, а Ростовы все собрались в диванную около Николушки.
Старая графиня, не выпуская его руки, которую она всякую минуту целовала, сидела с ним рядом; остальные, столпившись вокруг них, ловили каждое его движенье, слово, взгляд, и не спускали с него восторженно влюбленных глаз. Брат и сестры спорили и перехватывали места друг у друга поближе к нему, и дрались за то, кому принести ему чай, платок, трубку.
Ростов был очень счастлив любовью, которую ему выказывали; но первая минута его встречи была так блаженна, что теперешнего его счастия ему казалось мало, и он всё ждал чего то еще, и еще, и еще.
На другое утро приезжие спали с дороги до 10 го часа.
В предшествующей комнате валялись сабли, сумки, ташки, раскрытые чемоданы, грязные сапоги. Вычищенные две пары со шпорами были только что поставлены у стенки. Слуги приносили умывальники, горячую воду для бритья и вычищенные платья. Пахло табаком и мужчинами.
– Гей, Г'ишка, т'убку! – крикнул хриплый голос Васьки Денисова. – Ростов, вставай!
Ростов, протирая слипавшиеся глаза, поднял спутанную голову с жаркой подушки.
– А что поздно? – Поздно, 10 й час, – отвечал Наташин голос, и в соседней комнате послышалось шуршанье крахмаленных платьев, шопот и смех девичьих голосов, и в чуть растворенную дверь мелькнуло что то голубое, ленты, черные волоса и веселые лица. Это была Наташа с Соней и Петей, которые пришли наведаться, не встал ли.
– Николенька, вставай! – опять послышался голос Наташи у двери.
– Сейчас!
В это время Петя, в первой комнате, увидав и схватив сабли, и испытывая тот восторг, который испытывают мальчики, при виде воинственного старшего брата, и забыв, что сестрам неприлично видеть раздетых мужчин, отворил дверь.
– Это твоя сабля? – кричал он. Девочки отскочили. Денисов с испуганными глазами спрятал свои мохнатые ноги в одеяло, оглядываясь за помощью на товарища. Дверь пропустила Петю и опять затворилась. За дверью послышался смех.
– Николенька, выходи в халате, – проговорил голос Наташи.
– Это твоя сабля? – спросил Петя, – или это ваша? – с подобострастным уважением обратился он к усатому, черному Денисову.
Ростов поспешно обулся, надел халат и вышел. Наташа надела один сапог с шпорой и влезала в другой. Соня кружилась и только что хотела раздуть платье и присесть, когда он вышел. Обе были в одинаковых, новеньких, голубых платьях – свежие, румяные, веселые. Соня убежала, а Наташа, взяв брата под руку, повела его в диванную, и у них начался разговор. Они не успевали спрашивать друг друга и отвечать на вопросы о тысячах мелочей, которые могли интересовать только их одних. Наташа смеялась при всяком слове, которое он говорил и которое она говорила, не потому, чтобы было смешно то, что они говорили, но потому, что ей было весело и она не в силах была удерживать своей радости, выражавшейся смехом.
– Ах, как хорошо, отлично! – приговаривала она ко всему. Ростов почувствовал, как под влиянием жарких лучей любви, в первый раз через полтора года, на душе его и на лице распускалась та детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома.
– Нет, послушай, – сказала она, – ты теперь совсем мужчина? Я ужасно рада, что ты мой брат. – Она тронула его усы. – Мне хочется знать, какие вы мужчины? Такие ли, как мы? Нет?
– Отчего Соня убежала? – спрашивал Ростов.
– Да. Это еще целая история! Как ты будешь говорить с Соней? Ты или вы?
– Как случится, – сказал Ростов.
– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.