Харачины

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Харачин (Харачины) — название одного из племен (аймаков) южных монголов, образующего 3 хошуна и кочующего по верхнему течению рек Ляо-хэ (Шара-мурень) и Да-лин-хэ (Хунь-мурень) в провинций Ляонин и Внутренней Монголии (район Чифэн) в Китае. Перекочевали в данные области во времена правления династии Северная Юань.





Территориальное расселение и популяция

Трудно получить точные данные о Харачинском населении Китая, по причине массовой миграции харачинов[1] во время этнического конфликта Цзиньданьдао(Jindandao) в период конца правления династии Цин. Вследствие конфликта этнические группы оказались разделены, и теперь расселены на территории трех провинций: Внутренняя Монголия, Ляонин и Хэбэй. Однако, известно, что в провинции Ляонин количество этнических монголов насчитывает более 600 тысяч человек, а в Хэбэе более 100 тысяч. Большинство из этих монголов происходят от Харачинов за исключением небольших этнических групп: Чахар, Барга, Ойрад и некоторые другие. Исходя из этих данных можно представить приблизительное количество харачинов, проживающих в Китае.

Краткие исторические сведения

Термин Харчин впервые упоминается в источниках периода китайской династии Юань. Они были известны как «кара-айраг» (чёрный кумыс) так как изготавливали соответствующий алкогольный напиток на основе кобыльего молока, название же «харачин» они получили от монголов. В период династии Юань (после 1270 г.) они составляли меньшинство монгольского населения, однако они быстро ассимилировались с монголами и другими этническими группами.

Харачины входили в состав тюменя, расположенного на Чахарской территории.

С начала 20 века благодаря деятельности князя Гунсанногбу харачины получили широкие права[2] среди монголов и стали доминировать в среде монгольской бюрократии Китая того времени. С 1955 года харчины были переведены во Внутреннюю Монголию. С 1957 года харчины получили автономию внутри района.

Происхождение этноса

Согласно легенде народа харчин, происходят из трех монгольских родов: борнууд, шарнууд и харнууд. Бор означает «коричневый», и борджигин является фамилией Чингисхана. Шар означает «желтый» и хар означает «черный», так киданей часто называют кара-киданями, которые также относятся к потомкам киданей династии Ляо, состоящей из киданей-аборигенов и ещё нескольких поглощнных этнических групп, таких как чжурчжэни и китайцы-хань.

Напишите отзыв о статье "Харачины"

Примечания

  1. Murashko o., Arctic Anthropology Vol. 31, No. 2 (1994),A demographic histiry of the Kamchadal peninsula: modeling the precontact and postcontact depopulation pp. 2-3. (www.jstor.org/pss/40316361?searchUrl=%2Faction%2FdoBasicSearch%3FQuery%3DKharchin%26gw%3Djtx%26prq%3DKodavas%26Search%3DSearch%26hp%3D25%26wc%3Don&Search=yes)
  2. Thomas E. Ewing, Modern Asian Studies (1980) Cambridge University Press, Ch’ing pilices in Outer Mongolia 1900—1911., pp. 145—147 (www.jstor.org/pss/312218?searchUrl=%2Faction%2FdoBasicSearch%3FQuery%3DKharchin%26gw%3Djtx%26prq%3DKodavas%26Search%3DSearch%26hp%3D25%26wc%3Don&Search=yes)

Ссылки

  • ethnologue.com information Этно-лингвистический справочник.
  • Murashko o., Arctic Anthropology Vol. 31, No. 2 (1994),A demographic histiry of the Kamchadal peninsula: modeling the precontact and postcontact depopulation pp. 2–3. (www.jstor.org/pss/40316361?searchUrl=%2Faction%2FdoBasicSearch%3FQuery%3DKharchin%26gw%3Djtx%26prq%3DKodavas%26Search%3DSearch%26hp%3D25%26wc%3Don&Search=yes)
  • Thomas E. Ewing, Modern Asian Studies (1980) Cambridge University Press, Ch’ing pilices in Outer Mongolia 1900—1911., pp. 145–147 (www.jstor.org/pss/312218?searchUrl=%2Faction%2FdoBasicSearch%3FQuery%3DKharchin%26gw%3Djtx%26prq%3DKodavas%26Search%3DSearch%26hp%3D25%26wc%3Don&Search=yes)


Отрывок, характеризующий Харачины

– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.