Харви Милк (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Харви Милк
Milk
Жанр

драма

Режиссёр

Гас Ван Сент

Продюсер

Дэн Джинкс
Брюс Коэн
Барбара А. Холл

Автор
сценария

Дастин Лэнс Блэк

В главных
ролях

Шон Пенн
Эмиль Хирш
Джош Бролин
Диего Луна
Джеймс Франко

Оператор

Харрис Савидес

Композитор

Дэнни Эльфман

Кинокомпания

Focus Features
Groundswell Productions
Axon Films

Длительность

128 мин

Бюджет

20 млн $

Сборы

54 586 584 $

Страна

США США

Язык

английский

Год

2008

IMDb

ID 1013753

К:Фильмы 2008 года

«Харви Милк» (англ. Milk) — биографический фильм Гаса Ван Сента, посвящённый жизни борца за права геев Харви Милка, который стал первым в США политиком, публично заявившим о своей гомосексуальной ориентации и сумевшим после этого победить на выборах в государственный орган власти. Шон Пенн сыграл роль Харви Милка. После выхода на американские экраны «Харви Милк» был воспринят положительно, в том числе и критиками, получив немало наград.





История создания

Попытки снять фильм о жизни Харви Милка последовали после присуждения премии «Оскар» документальной картине «Времена Харви Милка». В начале 1990-х рассматривались различные сценарии, но до 2007 года все проекты оканчивались неудачей. Основная часть фильма Milk была снята на Castro Street и других улицах Сан-Франциско, включая окрестности бывшего магазина Милка Castro Camera.

Выход картины на экраны США приурочен к 30-й годовщине убийства Милка. Предпремьерный показ фильма состоялся 28 октября 2008 года в «гей-деревне» Кастро (район Сан-Франциско), где жил герой ленты. В российский прокат картина вышла только в конце апреля 2009 года, сразу по окончании Великого поста[1].

В интервью газете «Ведомости» Гас Ван Сент говорил, что «Харви Милк» нельзя назвать «фильмом о геях и для геев», это картина скорее о свободе:[2]

Фильм — о правах меньшинств: помните, что Милк боролся за права всех угнетённых. Да и сам он был не только геем, но и евреем, и проблемы многих других меньшинств знал не понаслышке. Аудитория фильма уж точно не сводится к одним только секс-меньшинствам. Она не так велика, как у блокбастера, но значительно выходит за рамки «специальных интересов».

Сюжет

В кинофильме показаны несколько лет жизни Харви Милка, ставшего первым в Америке открытым гомосексуальным политиком, победившим на выборах в государственный орган власти. Милк переехал из Нью-Йорка в Сан-Франциско со своим другом Скоттом Смитом и открыл небольшой фотомагазин, ставший центром растущей коммуны местных гомосексуалов. Проигрывая одну избирательную кампанию за другой, Милк в итоге всё же добивается победы и избирается членом наблюдательного совета города. Однако его ярым противником становится консервативный Дэн Уайт.

Хотя фильм начинается с убийства главного героя и его завещания, создатель картины Гас Ван Сент говорит, что это фильм не о смерти, а о самопожертвовании:[2] «Милк жертвует собой во имя идеи. <…> Он не боится смерти, шутит с ней, вешая письмо с угрозой на холодильник, — считает, что так сможет обмануть судьбу».

В ролях

Отзывы

Ещё до премьеры «Милк» получил крайне благожелательные отзывы в прессе[3]. Некоторые рецензенты указывали на символичность премьеры сразу после избрания представителя расового меньшинства (Барака Обамы) американским президентом и называли Пенна одним из основных кандидатов на «Оскар»[3]. Авторитетный критик Роджер Эберт удостоил фильм высшей возможной оценки[4]. Андрей Плахов счёл фильм «выполненным шершавым языком плаката», однако роль Шона Пенна посчитал лучшей во всей карьере этого актёра, сыгранной без страха сентиментальности с целью продемонстрировать «явный перевес внутренней красоты над внешней»[1].

Признание

Картина номинировалась на «Золотой глобус», премию BAFTA и на 8 премий Американской киноакадемии, включая премию «Оскар» за лучший фильм, победив в номинациях на премию «Оскар» за лучшую мужскую роль (Шон Пенн) и премию «Оскар» за лучший оригинальный сценарий (Дастин Лэнс Блэк).

Сборы

Бюджет фильма составил 20 млн. $. В ограниченном прокате с 26 ноября 2008, в широком прокате с 30 января по 16 апреля 2009. В первые выходные ограниченного проката собрал 1 453 844 $ (10 место, 36 кинотеатров), в первые выходные широкого проката — 1 481 155 $ (18 место, 882 кинотеатров). Наибольшее число показов в 882 кинотеатрах единовременно. За время проката собрал в мире 54 586 584 $ (87 место по итогам года) из них 31 841 299 $ в США (89 место по итогам года) и 22 745 285 $ в остальном мире. В странах СНГ фильм шёл с 23 апреля по 7 июля 2009 и собрал 336 134 $.

Напишите отзыв о статье "Харви Милк (фильм)"

Примечания

  1. 1 2 [kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1158674&NodesID=8 Красное и голубое]. // Газета «КоммерсантЪ» № 72 (4127) от 22 апреля 2009
  2. 1 2 [friday.vedomosti.ru/article.shtml?2009/04/10/14612 О меньшинствах — для всех]. // Газета «Ведомости» № 13 (148) от 10 апреля 2009
  3. 1 2 [www.rottentomatoes.com/m/10009495-milk/ Информация о фильме на сайте RottenTomatoes.com]. (англ.) — 20.01.2009
  4. Ebert R. [rogerebert.suntimes.com/apps/pbcs.dll/article?AID=/20081124/REVIEWS/811240297 Review of Milk]. // «Chicago Sun-Times», 24 ноября 2008 (англ.) — 20.01.2009

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Харви Милк (фильм)

Но Пьер не успел договорить этих слов, как с трех сторон вдруг напали на него. Сильнее всех напал на него давно знакомый ему, всегда хорошо расположенный к нему игрок в бостон, Степан Степанович Апраксин. Степан Степанович был в мундире, и, от мундира ли, или от других причин, Пьер увидал перед собой совсем другого человека. Степан Степанович, с вдруг проявившейся старческой злобой на лице, закричал на Пьера:
– Во первых, доложу вам, что мы не имеем права спрашивать об этом государя, а во вторых, ежели было бы такое право у российского дворянства, то государь не может нам ответить. Войска движутся сообразно с движениями неприятеля – войска убывают и прибывают…
Другой голос человека, среднего роста, лет сорока, которого Пьер в прежние времена видал у цыган и знал за нехорошего игрока в карты и который, тоже измененный в мундире, придвинулся к Пьеру, перебил Апраксина.
– Да и не время рассуждать, – говорил голос этого дворянина, – а нужно действовать: война в России. Враг наш идет, чтобы погубить Россию, чтобы поругать могилы наших отцов, чтоб увезти жен, детей. – Дворянин ударил себя в грудь. – Мы все встанем, все поголовно пойдем, все за царя батюшку! – кричал он, выкатывая кровью налившиеся глаза. Несколько одобряющих голосов послышалось из толпы. – Мы русские и не пожалеем крови своей для защиты веры, престола и отечества. А бредни надо оставить, ежели мы сыны отечества. Мы покажем Европе, как Россия восстает за Россию, – кричал дворянин.
Пьер хотел возражать, но не мог сказать ни слова. Он чувствовал, что звук его слов, независимо от того, какую они заключали мысль, был менее слышен, чем звук слов оживленного дворянина.
Илья Андреич одобривал сзади кружка; некоторые бойко поворачивались плечом к оратору при конце фразы и говорили:
– Вот так, так! Это так!
Пьер хотел сказать, что он не прочь ни от пожертвований ни деньгами, ни мужиками, ни собой, но что надо бы знать состояние дел, чтобы помогать ему, но он не мог говорить. Много голосов кричало и говорило вместе, так что Илья Андреич не успевал кивать всем; и группа увеличивалась, распадалась, опять сходилась и двинулась вся, гудя говором, в большую залу, к большому столу. Пьеру не только не удавалось говорить, но его грубо перебивали, отталкивали, отворачивались от него, как от общего врага. Это не оттого происходило, что недовольны были смыслом его речи, – ее и забыли после большого количества речей, последовавших за ней, – но для одушевления толпы нужно было иметь ощутительный предмет любви и ощутительный предмет ненависти. Пьер сделался последним. Много ораторов говорило после оживленного дворянина, и все говорили в том же тоне. Многие говорили прекрасно и оригинально.
Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.