Хардинг Смит, Чарльз
| Чарльз Хардинг Смит | |
| англ. Charles Harding Smith | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Вероисповедание: | |
| Партия: | |
| Основные идеи: | |
| Род деятельности: |
председатель UDA |
Чарльз Хардинг Смит (англ. Charles Harding Smith; 24 января 1931, Белфаст — 1 января 1997, Скиптон) — североирландский лоялистский политик и юнионистский боевик, основатель Ассоциации обороны Ольстера (UDA). Был первым председателем UDA и командиром Бригады Западного Белфаста. В ходе внутренней борьбы в UDA пережил два покушения, после чего оставил политическую деятельность.
Содержание
Организатор протестантских боевиков
Родился в англо-ирландской протестантской семье. Служил в британской армии. После демобилизации профессионально занимался разведением голубей[1].
Чарльз Хардинг Смит придерживался лоялистских взглядов, выступал за пребывание Северной Ирландии в составе Соединённого Королевства. Соответственно, он был жёстким противником ирландских католиков-республиканцев. Акции ИРА в протестантских кварталах побудили Хардинга Смита формировать протестантскую силовую структуру.
27 июня 1970 года произошло столкновение между боевиками Временной ИРА и протестантами-лоялистами. Три человека погибли, из них двое лоялистов и один ирландец-республиканец. После этого началось интенсивное формирование лоялистских боевых групп.
Основатель UDA
В начале 1971 Чарльз Хардинг Смит организовал собрание единомышленников в клубе любителей голубей на белфастской Леопольд-стрит. Было решено учредить Ассоциацию обороны Вудвэйла для отпора ирландским боевикам.
В сентябре 1971 эта организация объединилась с несколькими аналогичными структурами в Ассоциацию обороны Ольстера (UDA). Первым председателем был избран Чарльз Хардинг Смит. В руководящий совет вошли тринадцать человек, в том числе Томми Херрон, Сэмми Смит, Джим Андерсон, Дэви Фогель, Эрни Эллиот.
Учредители придерживались различных, иногда диаметрально противоположных политических взглядов. Например, Херрон был ультраправым антикоммунистом, Смит — лейбористом, а Эллиот — сторонником идей Че Гевары. Однако всех их объединяли британский национализм, лоялизм и ольстерский юнионизм. Хардинг Смит ориентировался на крайне правого лидера юнионистов Уильяма Крейга.
Чарльз Хардинг Смит интенсивно занялся закупками оружия для UDA. Он связался с подпольными торговцами, среди которых присутствовали агенты полиции, и был арестован спецотделом безопасности. Оставался в заключении до декабря 1972 года, но был оправдан по суду за недостаточностью улик. В период его заключения председателем UDA являлся Джим Андерсон.
Конфликт с Херроном
В период пребывания Хардинга Смита в тюрьме, в UDA выдвинулся ряд лидеров, вступивших в противоборство между собой. Освободившись, Хардинг Смит разделил председательство с Андерсоном и жёстко взялся за наведение порядка. Эрни Эллиот был убит при невыясненных обстоятельствах. Дэви Фогель был взят под арест и вынужден уехать в Англию.
Опасным конкурентом Хардинга Смита оставался бригадир Восточного Белфаста Томми Херрон[2]. Кроме спора за лидерство, причиной конфликта был увлечение Херрона рэкетом, чего Хардинг Смит решительно не одобрял. Противоборство грозило перерасти в вооружённую борьбу между юнионистами. В марте 1973 председателем UDA был избран Энди Тайри — компромисснная фигура между Хардингом Смитом и Херроном. Хардинг Смит командовал бригадой Западного Белфаста.
15 сентября 1973 Томми Херрон был убит. Обстоятельства его гибели не установлены. UDA обвинила в этом британскую спецслужбу SAS. Однако многие наблюдатели подозревают Хардинга Смита, избавившегося от опасного соперника.
Конфликт с Тайри
Чарльз Хардинг Смит рассчитывал руководить UDA, однако Энди Тайри оказался эффективным организатором и самостоятельным политиком. Свои решения он принимал без консультаций с основателем, в значительной степени опираясь на Совет рабочих Ольстера (UWC), профсоюзных активистов типа Сэмми Смита.
Конфликт вылился в открытое противостояние в ноябре 1974 года, когда Тайри решил посетить Ливию во главе делегации UDA[3]. Хардинг Смит выступал категорически против, напоминая о связях Временной ИРА с Каддафи. В декабре 1974 Хардинг Смит объявил об автономии бригады Западного Белфаста. Через несколько дней на него было совершено покушение. Он был тяжело ранен пулей снайпера и выжил только благодаря пуленепробиваемому жилету. Когда Хардинг Смит находился в больнице, Тайри собрал совещание силовиков UDA и убедил их осудить Хардинга Смита за раскольнические действия.
После выхода Хардинга Смита из больницы он вновь подвергся нападению и получил огнестрельное ранение. Вскоре его посетил бригадир Северного Белфаста Дэви Пэйн, сторонник Энди Тайри. Пэйн потребовал, чтобы Хардинг Смит покинул Северную Ирландию (подобно тому, как сам Хардинг Смит добился этого от Дэви Фогеля). Хардинг Смит подчинился и на следующий день вылетел в Англию. Единоличным лидером UDA остался Тайри, занимавший пост председателя до 1988 года.
После политики
С 1975 года Чарльз Хардинг Смит жил в йоркширском городе Скиптон. Работал водителем грузовика. В североирландскую политику не вмешивался.
65-летний Хардинг Смит скончался в первый день 1997 года[4].
Напишите отзыв о статье "Хардинг Смит, Чарльз"
Примечания
- ↑ Peter Taylor. Loyalists. Bloomsbury Publishing PLC; New edition edition, 2000.
- ↑ Henry McDonald & Jim Cusack. UDA: Inside The Heart Of The Loyalist Terror. Penguin Ireland, 2004.
- ↑ Ian S. Wood. Crimes of Loyalty: A History of the UDA. Edinburgh University Press, 2006.
- ↑ [www.ovguide.com/charles-harding-smith-9202a8c04000641f800000000768beb4 Charles Harding Smith]
Отрывок, характеризующий Хардинг Смит, Чарльз
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
