Хардлайн

Хардлайн
Место и время возникновения:	начало 1990-х США
Годы расцвета:	1991—1993, 1995—1999
Направленность:	музыкальная идеологическая
Распространение:	Весь Мир
Элементы:
Хардкор-панк Защита окружающей среды Защита животных Веганство Зеленый анархизм
Родственные:
Панки Straight edge

Хардлайн — движение, которое имело свои корни в Южной Калифорнии на хардкор-панк сцене в начале 1990-х. Хотя хардлайн имеет отношение к движению straight edge, многие взгляды хардлайнеров кардинально противоречат как ему, так и идеологии панка в целом.

История возникновения

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Зарождение идеи

Хардлайн-движение возникло в США на закате второй волны хардкор-панк-сцены идеологии straight edge в начале 1990-х годов. Шон Муттаки на основании нескольких противоречий, которые были в то время между стрейт эджом и его личной философией, а именно: пассивные взгляды многих стрейтэджеров на вопросы защиты животных и Земли, pro-choice позиция, которая была тогда негласно внесена в идеологию straight edge, — решает организовать свой звукозаписывающий лейбл под название Hardline Records. На этом лейбле в 1990 году он выпускает пластинку группы Vegan Reich, в которой сам принимал участие в качестве вокалиста, с одноименным названием Hardline. Этот момент можно назвать отправной точкой культуры Хардлайн, так как буклетом к пластинке Hardline шел Hardline-манифест, написанный Шоном. В нём он указал основные аспекты и идеи движения. В них входили: отказ от всех разрешенных (табак, кофеин, алкоголь, некоторые лекарства) и запрещенных наркотиков, веганизм, pro-life позиции, борьба за свободу человека, глубокие экологические принципы.

Популяризация хардлайна

После релиза пластинки группы Vegan Reich, у хардлайн-идеологии начали появляться сторонники, в основном из числа тех, кто был не удовлетворен несколько пацифичными идеями straight edge’а. Примерно в то же время Шон знакомится с Rat’ом. Rat — панк из Великобритании, участвовал к тому времени в проекте Unborn. После разговора с ним, Шон понимает, что независимо от него были другие люди, которые жили, придерживаясь принципам, описанных в манифесте. Rat ещё в 1988 году употреблял термин vegan straight edge по отношению к музыке, однако, Шон до сих пор считается первопроходцем в смешивании идей веганизма и музыки. Таким образом, Шон и Rat решают дать жизнь движению Hardline, которое позже приобретет богатую историю. Некоторое время спустя, Шону приходит демозапись группы Raid из штата Теннесси под названием That’s The Law. Ребята встречаются с Шоном и описывают ему свои хардлайн-позиции, он выпускает их запись на том же лейбле. Стив Ловетт, вокалист группы Raid, говорил, что они первыми стали пропагандировать идеи веганизма в хардкор-сцене. И отчасти это действительно так, Raid стали первыми, кто пел о вооруженной зоозащите. Третьим релизом Hardline Records стала 7-ми дюймовая пластинка one-man проекта Statement, который был запущен Rat’ом. После этого было решено переименовать лейбл в Uprising Records, и начать жизнь нового движения под названием Hardline.

Выпуск журнала Vanguard и массовые задержания

Ребята, скооперировавшись, решили начать выпуск хардлайн-зина для популяризации идеологии. Первым зином стал Vanguard, в его первом выпуске дублировался хардлайн-манифест, были и другие тематические статьи. Позже, Шон уехал на Ямайку продвигать идеи Растафарианства, передав руководство зином Vanguard в руки Дэвида Агранова. Под руководством Дэвида цели хардлайн-движения сместились в сторону активизма, так многие члены движения были вовлечены в Earth First!, CAFT (The Coalition to Abolish the Fur Trade), the Animal Defense League, Vegans For Life и некоторые анти-империалистические организации. На самом деле, Шон всегда был духовным человеком, поэтому принятие ислама не было новостью для его близких друзей. Именно из-за этого хардлайн, в некоторой мере, стал отражением идей этой религии, и во многих зинах возникали цитаты из Корана. Дэвид же вместе с Rat’ом после отъезда Шона стали пропагандировать атеизм и, как было указано выше, активные и радикальные действия в отношении защиты животных, Земли, против абортов. По всему миру появились многочисленные хардлайн-ячейки, движение достигло высшей точки развития. В этот момент произошли массовые освобождения животных и акции прямого действия, в результате которых были задержаны многие хардлайнеры.

Официальный роспуск движения и дальнейшая его судьба

Шон, вернувшись с Ямайки, был поражен тем, во что превратили его спиритический хардлайн. Поэтому, в восьмом выпуске Vanguard’а, который назвали «The Criterion» было объявлено о переформировании движения, образовании Hardline Central Committee (HCC) и обособлении идей Дэвида. Шон же объявил о роспуске хардлайн-ячеек и сказал, что движение исчерпало себя. Остальные ребята не отказались от своих идей, некоторые из них стали сторонниками militant straight edge или vegan straight edge философии.

Hardline в Европе, Южной Америке и Азии

Начиная с 1996—1997 годов, в Европе хардкор сцена подхватила хардлайн идеи. Развитые хардлайн и веган эдж сцены появились в Бельгии, Германии, Польше, Швеции, Чили. Позже, Центральным Комитетом была налажена связь с Южнокорейской ячейкой. В России хардлайн появился лишь в ранних 2000-х. Причем не было как такового ни одного хардлайн-коллектива, но были веган стрейт эдж проекты с участниками-хардлайнерами. Центрами развития хардлайна в России явились такие города, как: Мурманск, Москва, Санкт-Петербург, Курск и некоторые другие.

Militant и Vegan Straight Edge

Многие считают, что vegan straight edge движение отделилось от хардлайна, на самом деле это верно лишь отчасти, так как уже было указано, что ещё в 80-х Rat использовал этот термин по отношению к некоторым сторонникам стрейт эджа, также, участники группы Hardball в тех же 80-х пели о зоозащите и веганизме, будучи стрейтэджерами. Однако, именно после возникновения хардлайна, vegan straight edge стал настолько известным и популярным. Многие ребята, которые не были готовы поддерживать все аспекты хардлайн-идеологии или являлись pro-choice’ерами стали веган-эджерами. Militant Straight Edge же действительно имеет своим прародителем хардлайн. Металкор-группа Earth Crisis стала самым весомым коллективом в популяризации militant straght edge’а и хардлайна. В настоящее время движение утратило свою популярность и первоначальный энтузиазм.

Идеология

Кратко хардлайн-движение может быть описано как синтез глубокой нравственной и физической чистоты. Хардлайн, бескомпромиссная философия — движение, сторонники которого отказываются от курения, алкоголя, всех видов наркотиков (в том числе чай, кофе, а также некоторые от сахара), синтетических медицинских препаратов, а также от продуктов «рабского труда» (шоколад, рис, бананы и другие тропические фрукты). Хардлайнеры употребляют только пищу растительного происхождения (строгий веганизм). В отношении секса политика хардлайна очень консервативна: хардлайнеры очень критично относятся к сексу. Они считают, что секс разрешён только с целью размножения, а также критично настроены против контрацепции и абортов. Гомосексуализм не подвергается критике со стороны хардлайнеров, однако, не поддерживается его пропаганда. Большая часть хардлайнеров являются активными участниками Фронта Освобождения Животных и Фронта Освобождения Земли. Активисты освобождают животных из научных лабораторий и звероферм, находят им жилища и ветеринарную помощь, нанося экономический ущерб предприятиям, магазинам, задействованных в отраслях промышленности, использующих животных и причиняющих вред окружающей среде.

Критика

Крейг О’Хара в своей книге «Философия панка, больше чем шум!» писал: «хардлайнеры не считают женщину „одинаковой“ с мужчиной, тем самым опуская феминисток и феминистов, которые пытаются отрицать предопределённые природой роли и разрушают структуру семьи». О’Хара считает, что поддержка этих ролей не соответствует представлениям панков о равенстве и является исключительно сексистской идеей, которая может легко оправдывать господство над женщинами. Хардлайн критикуют, в частности, эко-феминисты, считающие, что их идеи очевидным образом противоречат друг-другу; между освобождением природы от эксплуатации и ограничением женщин от их ролей, «предопределённых природой». Также хадлайнеры рассматривают гомосексуализм, как отклонение от природных норм и считают, что с ним необходимо бороться, чем вызывают массу негодований среди представителей сексуальных меньшинств.

Лидер Vegan Reich Шон Муттаки в одном из интервью заявил:

Хардлайн верит в анархизм, как высшую цель, но понимает то, что в данный момент во всём мире слишком много слабых людей, которые неспособны противостоять гедонизму. Исходя из этого, первой ступенью будет диктатура Веганов [Vegan Reich], которые помогут ускорить естественный процесс эволюции путём обучения тех, кто может, и уничтожением безнадежных людей...

Эта идея противоречит и движению straight edge и всему панк-движению, поскольку диктатура в этих субкультурах не поддерживается.

Фэнзины хардлайнеров

«Vanguard», «Praxis», «Destroy Babylon», «Contention Builder», «Declaration», «Unveil The Lies», «Defense, Rescue, and Survival», «S.E.A.L.» [Straight Edge Animal Liberation], «Caring Edge», «Vanguard», «Eco-War», «VoiceboX», «A Call For Justice», «Xdeclaration of warX», «Ksatriya (Россия)», «Natural order (Россия), Новый Рассвет (Беларусь), Nota Bene (Россия)».

Музыкальные Hardline-коллективы

Хардкор-группы: Vegan Reich (США), Raid (Теннесси, США), Recoil (Теннесси, США), Pure Blood (Теннесси, США), New Dawn (США), Uprising (Нью-Йорк, США), Talisman (Нью-Йорк, США), Statement (Великобритания), Prevail (Польша), Gatekeeper (Индиана, США), xThe Battlex (Швеция).

Рэп-исполнители и группы: Naj One (США), Força Vegan (Бразилия), Domaren och Bödeln (Швеция), Принцип Ахимсы (Брест, Беларусь)

См. также

• Straight Edge
• Движение «В защиту жизни»

Литература

• О'Хара, Крейг. Философия панка, больше чем шум!. — М.: НОТА-Р, 2003. — ISBN 5-94037-034-9.
• Lahickey, Ed B. All Ages. Reflections on Straight Edge. — Huntington Beach: Revelation Books, 1997.
• Kuhn, Gabriel. Geschichte und Politik einer Bewegung. — Münster, 2010. — ISBN 978-3-89771-108-2.

Отрывок, характеризующий Хардлайн

– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.