Харе Кришна — пища жизни

«Харе Кришна — пища жизни» (англ. Hare Krishna Food for Life) — крупнейшая в мире гуманитарная миссия по раздаче вегетарианской пищи. Основана в 1974 году Международным обществом сознания Кришны (ИСККОН) с целью обеспечения вегетарианским питанием социально незащищённых слоёв населения, а также людей, пострадавших от стихийных бедствий и военных конфликтов вне зависимости от их расы, национальности, политических или религиозных убеждений. В настоящее время «Харе Кришна — пища жизни» действует в более чем 60 странах мира.

Волонтёры организации раздают более 1 млн бесплатных порций в день. Организация обеспечивает пищу бездомным в больших городах по всему миру, бесплатные обеды детям-школьникам в Индии и питание пострадавшим в результате стихийных бедствий.

Средства на приобретение продуктов питания поступают в основном в виде пожертвований от частных лиц и государственных организаций. В ряде случаев программа проводилась при содействии филиалов Международного Красного Креста и ЮНИСЕФ.

Благотворительная миссия «Харе Кришна — пища жизни» уходит своими корнями в индийскую культуру и провозглашает своей целью возрождение древнего ведического обычая гостеприимства. О деятельности организации с похвалой отозвались ряд общественных и благотворительных организаций (такие как Международный комитет спасения), средства массовой информации (в частности, газета «The New York Times») и некоторые известные общественные и политические деятели (такие как Нельсон Мандела).

История

«Пища жизни» была основана Международным обществом сознания Кришны (ИСККОН) в Западной Бенгалии в 1974 году по прямому указанию Бхактиведанты Свами Прабхупады, пожелавшего, чтобы в пределах 10 миль от храмов ИСККОН не было голодных. Изначально миссия называлась ISKCON Food Relief, действовала преимущественно в Индии и финансировалась издательством «Бхактиведанта Бук Траст» из денежных средств, поступавших от продажи кришнаитской литературы. В первые годы после смерти Прабхупады миссия значительно снизила свою активность.

В 1982 году директор министерства по связям с общественностью ИСККОН Мукунда Госвами возродил программу и дал ей новое название — «Харе Кришна — пища жизни». Основными целями программы он поставил пропаганду вегетаринства через бесплатную раздачу освящённой пищи (прасада) и улучшение публичного имиджа кришнаитов, пострадавшего в 1980-е годы в результате ряда скандалов и нападок со стороны антикультового движения. В первый же год «Пища жизни» начала свою деятельность в США, Австралии, Англии, Франции, Германии, Испании и Боливии. Миссия получила финансовую поддержку от властей США и положительные отзывы в СМИ.

На сегодняшний день, миссия «Пища жизни» действует в более чем 60 странах мира, в том числе в России и на Украине. Основной целью программы является обеспечение вегетарианского питания нуждающихся (независимо от их национальной и религиозной принадлежности), а также «возрождение древней ведической культуры гостеприимства». «Пища жизни» оказывает помощь социально незащищённым категориям граждан (беженцам, инвалидам, студентам, пенсионерам и детям), а также людям, пострадавшим в результате стихийных бедствий, социальных, национальных и религиозных конфликтов. К началу 2000-х годов «Пища жизни» раздала нуждающимся во всём мире более 85 миллионов бесплатных обедов. Эта благотворительная деятельность получила положительные отзывы от ряда общественных и политических деятелей.

В России такого рода деятельность кришнаиты осуществляют с 1988 года, когда группа добровольцев из разных городов СССР обеспечивала питанием пострадавших от землетрясения в Армении. В 1990-е годы российское отделение миссии «Пища жизни» раздавало вегетарианскую пищу в горячих точках бывшего СССР (Абхазии и Чечне), а также пострадавшим от землетрясения в Нефтегорске. Во время Первой чеченской войны кришнаиты раздали в Чечне примерно миллион порций горячих обедов. Один из кришнаитов-добровольцев погиб в Грозном в результате артобстрела. Деятельность добровольцев «Пищи жизни» в Чечне получила положительную оценку газеты The New York Times, которая писала, что в Грозном «они имеют ту же репутацию, что мать Тереза в Калькутте: не трудно найти людей, клянущихся, что кришнаиты — святые».

Критика и полемика

Обвинения в раздаче идоложертвенной пищи

В России миссия «Пища жизни» подвергается критике религиозными деятелями православия, ислама и иудаизма. Высказывается мнение, что раздаваемая кришнаитами вегетарианская пища, называемая «прасада», является «идоложертвенной».

По мнению главы Совета муфтиев России Равиля Гайнутдина, еда, приготовленная во имя Кришны, не дозволена в употребление мусульманам, а её распространение кришнаитами следует рассматривать как «лукавую благотворительность».

По мнению заместителя председателя Центрального духовного управления мусульман России Мухаммедгали Хузина, при приготовлении пищи кришнаиты используют воду, которой обмывали ноги идола Кришны. Хузин считает, что это противоречит суре из Корана под названием «Трапеза», в которой содержится запрет на поклонение идолам.

30 марта 2004 года Координационный центр мусульман Северного Кавказа выступил с заявлением, в котором ИСККОН был назван деструктивной сектой, деятельность которой является «серьезным вызовом межрелигиозному миру». По мнению авторов заявления, в середине 1990-х годов кришнаиты воспользовались «бедственным положением мусульманского населения Чечни» и вели среди него «активную прозелитическую деятельность». В заявлении также утверждалось, что в 2004 году пресс-секретарь российского ИСККОН Максим Осипов в телепередаче НТВ «К барьеру!» «признал факт раздачи мусульманам города Грозного под видом гуманитарной помощи пищи, посвященной языческому божеству Кришне», при том, что «кришнаитам было известно, что нормы шариата категорически запрещают правоверным мусульманам употреблять предназначенные в жертву идолам продукты».

Глава Духовного управления мусульман азиатской части России Нафигулла Аширов придерживается иного мнения. Он полагает, что бесплатная раздача кришнаитами прасада нуждающимся жителям кавказских республик является «благим делом», поскольку «на Северном Кавказе сегодня так много нуждающихся и голодных, что им все равно, какую пищу есть». Он также утверждает, что «в Коране не содержится запрета на употребление вегетарианской пищи, приготовленной каким-то особым способом — там говорится только о недопустимости приёма свинины и о том, что мясо следует готовить в соответствии с определёнными требованиями».

Председатель Федерации еврейских общин России Берл Лазар считает, что кришнаиты раздают свою вегетарианскую пищу исключительно с миссионерской целью. Он также заметил, что «у кришнаитов есть страсть привлекать людей других вероисповеданий к своему, и это очень негативная тенденция». Лазар добавил, что «различные секты и религиозные течения, которые кормят народ и говорят, что это познание Бога, только уменьшают уважение к религии, к настоящим религиозным традициям».

Руководитель Центра обществ сознания Кришны в России Бхакти Вигьяна Госвами (Вадим Тунеев) по этому поводу сказал, что «у нападающей стороны нет серьёзных аргументов „против“, и в ход идут измышления». По его словам ИСККОН представляет в России «древнейшую на Земле монотеистическую религию». Госвами также высказал мнение, что изображения Бога, которым предлагается пища в кришнаитских алтарях, «имеют то же значение, что и иконы у христиан».

Инцидент с раздачей в Храме Христа Спасителя «идоложертвенных фруктов» (2010)

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=IdF81A7r3Hc Запретный плод] — репортаж телеканала РЕН ТВ

23 ноября 2010 года в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя состоялся благотворительный праздник для детей-инвалидов «Дети-ангелы». Зал церковных соборов не относится к ведомству РПЦ и часто является местом проведения светских мероприятий. Организатором праздника выступил детский реабилитационный центр «Адели», пригласивший на мероприятие около 1000 детей с детским церебральным параличом. Для детей был проведён концерт, после которого, по замыслу организаторов, каждый ребёнок должен был получить по два апельсина: один — для себя, а другой для друга, чтобы научить детей «культуре дарения». Фрукты для детей оплатил российский фонд «Пища жизни».

По данным религиоведа и журналиста из Славянского правового центра Романа Лункина, Зал церковных соборов был сдан центру «Адели» Фондом Храма Христа Спасителя (Фондом ХХС) за полную коммерческую стоимость «почти в 1 млн рублей». При этом центр «Адели» отказался оплачивать дорогую пищу, приготовленную на кухне ХХС, и не стал платить потребованные Фондом ХХС 10 000 рублей за каждую видеокамеру и 5000 рублей за каждый фотоаппарат СМИ. За неделю до мероприятия руководство Фонда ХХС уведомило центр «Адели», что в случае неуплаты, им не разрешат раздавать детям фрукты и подарки в Зале церковных соборов. В ответ центр «Адели» направил жалобу в Совет при Президенте Российской Федерации по делам инвалидов, после чего руководство Фонда ХХС разрешило завезти подарки и продукты и не стало брать деньги за аккредитованные СМИ.

По информации генерального директора центра «Адели» Татьяны Нечай, вскоре после того, как фрукты и подарки были завезены в Зал церковных соборов, «позвонила некая гражданка и с придыханием в голосе сообщила „страшную тайну“, что в апельсинах и яблоках, предоставленных благотворительным фондом „Пища жизни“, сидит „Дух Кришны“, и их ни в коем случае нельзя давать детям». Позже выяснилось, что звонок поступил из Российской ассоциации центров изучения религий и сект (РАЦИРС) — православной антисектантской организации, возглавляемой Александром Дворкиным. Возмущение православных вызвало то, что кришнаитский фонд «Пища жизни» собирался на территории православного храма раздавать детям фрукты, над которыми, по их убеждению, были совершены «обряды посвящения Кришне», что превратило их в «идоложертвенную пищу». Ещё до начала праздника, на месте событий появился Александр Дворкин в сопровождении своих помощников и сотрудников охраны Фонда ХХС. Назвав раздачу «идоложертвенных» фруктов оскорблением чувств православных верующих, Дворкин и его коллеги потребовали выставить фрукты на улицу. В противном случае, они обещали не пустить уже ожидавших на улице детей в здание. Фрукты были выставлены на улицу, где волонтёры «Пищи жизни» начали раздавать их пришедшим на праздник детям. Однако, при входе в Зал церковных соборов, помощники Дворкина забирали у них «идоложертвенную пищу». Представителям центра «Адели» Дворкин разъяснил: «Пусть у нас всё дорого, зато дьявола нет, всё освящено». На предложение родителей вызвать священника и окропить фрукты святой водой, Дворкин и его коллеги ответили отказом. По словам Татьяны Нечай, «дворкинцы» при этом «ссылались на то, что дух настолько сильный и зловредный, что ни святая вода, ни молитва не в силах его изгнать». Некоторые из православных родителей увели своих детей подальше от «идоложертвенного» соблазна и «пытались выяснить, с какой целью на детском празднике проводится оккультное ток-шоу антиправославного характера». На вопросы представителей центра «Адели» о том, как Александр Дворкин попал на закрытое мероприятие, и «какое право он имел распоряжаться в арендованном за высокую цену помещении», один из руководителей Фонда ХХС ответил, что это «высокопоставленный» чиновник, который «не нуждается в приглашении».

Генеральный директор фонда «Пища жизни» Валерий Долгополов, сам являющийся кришнаитом, назвал доводы представителей РАЦИРС несостоятельными и обвинил их в разжигании религиозной вражды. Долгополов заверил находившихся на месте событий журналистов, что с фруктами никаких обрядов не проводилось и что благотворительная акция была светской. Ситуацию также прокомментировал руководитель отдела по связям с общественностью Центра обществ сознания Кришны в России Юрий Плешаков. Он объяснил, что фонд «Пища жизни» изначально находился под юрисдикцией кришнаитов, но уже много лет является автономной организацией, в которой работают люди самых разных вероисповеданий, в том числе православные и иудеи.

Александр Дворкин высказал мнение, что организаторы мероприятия присоединили к благотворительной акции религию и превратили праздник «в торговлю детскими душами». Дворкин также заявил журналистам, что решением Архиерейского собора РПЦ от 1994 года «Международное общество сознания Кришны» было объявлено тоталитарной сектой и поэтому православные христиане не могут с ним сотрудничать, а кришнаиты не могут находиться на территории православного храма. Соратник Дворкина — адвокат Александр Корелов — назвал раздачу волонтёрами «Пищи жизни» фруктов детям «пропагандистской акцией Общества сознания Кришны», но в то же время отметил, что «искренне верующему человеку» идоложертвенная пища «не может повредить». Похожую точку зрения высказал заместитель главы Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества священник Георгий Рощин, прокомментировавший инцидент газете «Известия»: «Христианина оскверняет не то, что входит в его уста, а то, что исходит из них, так писал апостол Павел. Призыв уклоняться от вкушения идоложертвенной пищи должен подчеркнуть различие между христианством и язычеством, но сама по себе пища не может причинить вред».

Роман Лункин высказал мнение, что этот инцидент выявил серьёзную проблему «жёстких капиталистических правил», которыми Фонд ХХС руководствуется в своей деятельности, а Александру Фролову эта история напомнила сцену с отцом Ферапонтом из «Братьев Карамазовых». Фролов отметил: «Тем не менее история в ХХС приключилась, напоминаю, не в Скотопригоньевске позапрошлого века, а в Москве XXI века, близ Кремля».

Интересные факты

В 2002 году самый большой в мире лакто-вегетарианский торт смог попробовать каждый, кто пришел в ДК им. Королёва в Киеве в этот день. Торт весом 1080 кг, изготовленный волонтёрами «Харе Кришна — пища жизни» был зарегистрирован в «Книге рекордов Украины» как самый большой торт в истории страны.

Литература

На русском

• Иваненко, С. И. (1998), [books.google.com/books?id=NDj1SAAACAAJ Кришнаиты в России: правда и вымысел], М.: Философская книга, ISBN 5820500032, <books.google.com/books?id=NDj1SAAACAAJ> 
• Иваненко, С. И. (2008), «Вайшнавская традиция в России: история и современное состояние. Учение и практика. Социальное служение, благотворительность, культурно-просветительская деятельность», М.: Философская книга, ISBN 5902629411 

На английском

• Burke, Michelle Y. (2001), "[find.galegroup.com/gps/infomark.do?&contentSet=IAC-Documents&type=retrieve&tabID=T003&prodId=IPS&docId=A72607734&source=gale&srcprod=ITOF&userGroupName=mtlib_2_1035&version=1.0 International Vegetarian Food Relief: Soycows in Russia and Prasadam in Mozambique]", Vegetarian Journal Т. 20 (2): 35, <find.galegroup.com/gps/infomark.do?&contentSet=IAC-Documents&type=retrieve&tabID=T003&prodId=IPS&docId=A72607734&source=gale&srcprod=ITOF&userGroupName=mtlib_2_1035&version=1.0> 
• Rosen, Steven J. (2004), [books.google.com/books?id=Z-WKuYt0MogC Holy Cow: The Hare Krishna Contribution to Vegetarianism and Animal Rights], New York: Lantern Books, ISBN 1590560663, <books.google.com/books?id=Z-WKuYt0MogC> 

Ссылки

• [ffl.org ] — официальный сайт фонда «Пища жизни»
• [ffl.ru ] — официальный сайт фонда «Пища жизни» в России
• [dobrotvorite.org.ua orite.org.ua] — официальный сайт фонда «Пища жизни» на Украине
• [fflvrindavan.org davan.org] — официальный сайт фонда «Пища жизни» во Вриндаване

Видео

• [www.youtube.com/watch?v=_12MWwCe90A Пол Маккартни поздравляет фонд «Пища жизни» с 40-летием]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Харе Кришна — пища жизни

– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.