Харидем
| Харидем | |
| Χαρίδημος | |
| Дата рождения |
??? |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Принадлежность |
Афины </br> Одрисское царство </br> Империя Ахеменидов |
| Род войск |
Наёмные войска |
| Годы службы | |
| Звание | |
| Командовал |
Подразделений наёмных войск |
Харидем (греч. Χαρίδημος) (?-333 год до н. э.) — древнегреческий военачальник, командир подразделений наёмных войск.
Родился на о. Эвбея в городе Орей. Уже в юности проявлял авантюристический характер, участвуя в пиратских набегах. В 367 г. до н. э. со своим отрядом он примкнул к афинянам и вместе с Ификратом сражался на Халкидике, участвуя в войне с Амфиполем, но в 364 г. до н. э. он изменил афинянам, вернув амфипольских заложников обратно Амфиполю и перейдя на службу фракийскому царю Котису I, и до 362 г. до н. э. сражался против них у Херсонеса Фракийского. После того, как фракийцы были побеждены Тимофеем, Харидем попал в плен, перешёл на сторону Тимофея и добился получения афинского гражданства и награждения венком.
В 362 г. до н. э. после того, как в Греции воцарился относительный мир, Харидем отправился служить персам под командование Мемнона и Ментора. В 361 г. до н. э. был выбран в Афинах стратегом вместе с Фокионом и Харесом. Он захватил Херсонес и в 360 г. до н. э. передал его Котису.
В 360 г. Харидем поддерживал сатрапа Оронта, отпавшего от персидского царя Артаксеркса II Мнемона, и одновременно за собственный страх и счет вёл войну в Эолиде. Будучи на службе у Мемнона и Ментора, Харидем помогал им и их тестю, сирийскому сатрапу Артабазу, в борьбе с персидским царем. В очередной раз изменив, на этот раз Артабазу, пытался овладеть Троадой, но вскоре Харидем попал в затруднительное положение. Обратившись за помощью к афинскому военачальнику Кефисодоту, Харидем пообещал завоевать для него Херсонес. Однако Мемнон и Ментор пришли к нему на помощь раньше, и Харидем поступил на службу во Фракию.
После убийства Котиса в 359 г. до н. э. Харидем оказал поддержку его сыну Керсоблепту и привёл его на престол, женившись на дочери Котиса. Получив командование над фракийскими войсками в афино-фракийской войне, Харидем снова сражался с афинянами за Херсонес, и так удачно, что афиняне отдали под суд своего полководца Кефисодота, присудив его к уплате 5 талантов штрафа, а продиктованный Харидемом мирный договор был отвергнут как оскорбительный.
При содействии Харидема Фракийское царство было разделено на три части между царями Керсоблептом, Амадоком и Берисадом, и Херсонес (за исключением Кардии), отошел к афинянам. По смерти Берисада, Xаридем задумал устранить от власти его сыновей и сыновей Амадока. Так как на их стороне стояли наёмные военачальники Афинодор, Симон и Бианор, то по просьбе Харидема афинянин Аристомах предложил в народном собрании избрать Харидема полководцем, указывая на то, что только он сможет завоевать афинянам Амфиполь. Тогда же некий Аристократ внес в народное собрание предложение, что всякий, кто убьет Xаридема, будет арестован, и что лицо или город, которые дадут пристанище убийце Xаридема, будут врагами афинян.
В 357 г. до н. э. афинский военачальник Харес вернул контроль над Херсонесом афинянам, и Харидем опять перешёл на сторону Афин. В 351 г. до н. э. он командовал афинскими войсками на Херсонесе в войне с Македонией, а в 348 г. до н. э. — афинским вспомогательным контингентом в Олинфе, осаждённом войсками Филиппа II. Памятуя о предыдущих изменах Харидема, о его своевольном поведении, невзирая на его некоторые успехи в войне с македонянами, олинфяне добились его отзыва с этой должности и возвращения Хареса.
После поражения греков в битве при Херонее Харидем остался непримиримым противником Македонии и призывал к продолжению войны с ней. Он мог быть избранным в стратеги, но перевес получила партия мира, и стратегом был выбран Фокион. Пожертвовав Афинам щиты, Харидем получил в награду почетный венок.
Придя к власти после смерти Филиппа II, в 335 г. до н. э. Александр Македонский потребовал у Афин выдачи Харидема наряду с другими своими противниками. Харидем сумел избежать наказания, бежав в Персию.
При дворе Дария III при вторжении Александра Харидем предложил персидскому царю оставаться в Сузах, а командование передать опытному полководцу, намекая на себя. Персидским советникам Дария это предложение не понравилось, поскольку они сочли, что Харидем собирается предать их македонянам. Во время свары Харидем обвинил персов в трусости и невежестве, и оскорблённый Дарий приказал его казнить, о чём впоследствии очень сожалел, так как казнил своего лучшего военачальника. Когда Харидема уводили на казнь, он кричал, что Дарий за эту несправедливость заплатит своим троном и царством, что через несколько лет и случилось.
Личность Харидема
Харидем был типичным наёмником-авантюристом, для которого принадлежность к какому-либо полису не играла особой роли — он неоднократно воевал как с Афинами, так и против них. В своих действиях он чаще руководствовался собственными соображениями, чем понятиями о чести и гражданской ответственности.
Напишите отзыв о статье "Харидем"
Ссылки
- [www.hrono.ru/biograf/bio_h/haridem.html Харидем на сайте Хронос]
Литература
- Маринович Л. П. «Греческое наёмничество IV в. до н. э. и кризис полиса», М.: Наука., 1975. — 277 с.
Отрывок, характеризующий Харидем
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
