Харито, Николай Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Харито»)
Перейти к: навигация, поиск
Николай Иванович Харито
Основная информация
Полное имя

Николай Иванович Харито

Дата рождения

19 (31) декабря 1886(1886-12-31)

Место рождения

Ялта, Таврическая губерния, Российская империя

Дата смерти

9 ноября 1918(1918-11-09) (31 год)

Место смерти

Тихорецк, Краснодарский край

Профессии

композитор, поэт

Произведения в Викитеке

Никола́й Ива́нович Хари́то[1] (19 (31) декабря 1886, Ялта — 9 ноября 1918, Тихорецк) — русский композитор, поэт, автор всемирно знаменитого романса [www.youtube.com/watch?t=36&v=eN1mp_7l4aA «Отцвели уж давно хризантемы в саду…»].






Биография

Мать — Надежда Георгиевна Харито (†1948, Киев), гречанка по национальности, происходила из балаклавских мещан.

Отец — Иван Петрович Иванисов, горный инженер, русский. Был направлен на работу в Ялту. Влюбившись в красавицу-гречанку, он не мог официально жениться на ней поскольку в Санкт-Петербурге у него оставалась жена. Оставался только гражданский брак, в котором, кроме Николая, родилось ещё четыре сестры — Вера, Лида, Елена и Надежда. И. П. Иванисов был весьма состоятельным: имел в Ялте роскошный особняк, в Алупке купил сосновый лес площадью 22 гектара, в котором планировал открыть частный санаторий для больных туберкулезом.

В ялтинском доме постоянно бывали именитые гости из российских столиц. Надежда Георгиевна Харито была образованной женщиной, хорошо разбирающейся в искусстве. Её музыкальные наклонности перешли к детям, которые с малых лет обучались игре на фортепиано. Самым одаренным из них оказался Коля. В пять лет мальчик стал овладевать игрой на фортепиано и писал стихотворения. Вечерами устраивались домашние концерты с участием детей. В доме постоянно звучала музыка, и мать сразу же узнавала игру сына: у него была особенная манера исполнения.

В 1895 году Николая отдали в Ялтинскую Александровскую гимназию. Став учеником гимназии, возглавляемой с 1903 года Артуром Генриховичем Готлибом, Николай на праздниках исполнял произведения Баха, Бетховена, Шопена, Чайковского и любимого Сергея Рахманинова, что отмечалось гимназическим начальством похвальными грамотами. Играя без нот, демонстрировал блестящую музыкальную память. К этому же времени относится и его увлечение русской поэзией.

После окончания ялтинской гимназии Николай Харито поступил на юридический факультет Киевского университета. В студенческой среде он пользовался авторитетом и уважением, да это и неудивительно — глубокая начитанность, музыкальность, добрые душевные качества и, что совсем уж немало, обаятельный и мужественный облик — все это привлекало. Популярность и авторитет студента Харито сравнивали с популярностью в университете профессора Эйхельмана:

Не всё хорошее забыто,
Не всюду царствует обман.
Среди студентов есть Харито,
А в профессуре — Эйхельман.

Николай разделял многие воззрения либерально настроенного студенчества. Однажды ему даже довелось испытать вероятность исключения из университета за шумное и демонстративное исполнение «Марсельезы» при намеренно раскрытых окнах. Отстоял его профессор Эйхельман. Впоследствии профессору ещё раз пришлось заступаться за студента Харито, ибо тот участвовал в беспорядках, вспыхнувших в связи с кончиной Льва Толстого.

Вступил в партию эсеров. В 1911 году был арестован и выслан под надзор полиции в Пинегу, куда поехал уже с женой, Марией Олимпиевной Фёдорович. Здесь он заболел туберкулёзом и ему был разрешён выезд на лечение в Швейцарию с зачётом срока лечения в общий срок ссылки. В период двухлетнего пребывания в Швейцарии Николай Харито вольнослушателем посещал консерваторские занятия.

После возвращения в Россию Н. Харито стал работать в Театре миниатюр, главным режиссёром которого был М. Т. Строев. В его доме вскоре поселился не только Николай Харито, влюбившийся в дочь Строева, Татьяну, но и его мать с дочерями. Период времени 1913—1915 годов оказался самым плодотворным в творчестве композитора.

Творчество

В университете Николай постоянно находился в центре студенческой жизни. Все обычные студенческие музыкально-поэтические вечера всегда проходили с его участием. Он играл на рояле, пел, читал свои и полюбившиеся стихи других поэтов. Ему неоднократно и настоятельно советовали сочинять романсы, заполонившие тогда всю музыкальную жизнь страны. И вот осенью 1910 года он написал первый и, как оказалось впоследствии, свой самый знаменитый романс — [www.youtube.com/watch?t=36&v=eN1mp_7l4aA «Хризантемы»]. Первое исполнение его, В. Шумским[2], состоялось в кинотеатре на Фундуклеевской улице, где подрабатывал Николай Харито. Позднее романс стал называться «Отцвели уж давно». В сборниках «Русский романс на рубеже веков» (авторы В. Мордерер и М. Петровский, изд. «Оранта-Пресс», Киев, 1997 г.) и «Русский романс» (изд. «Правда», М., 1987 г.) этот романс называется «Отцвели хризантемы». Первый успех подтолкнул Харито на создание новых романсов.

Почти все изданные произведения (а их у него было 48) были записаны на пластинки ещё в дореволюционные годы. Некоторые из них:

  1. «Слезы» на стихи Ф. И. Тютчева
  2. [www.youtube.com/watch?v=L_Qe3IGUC94 «Уйди и навеки забудь …»] на стихи А. Френкеля
  3. «Минуты счастья» на стихи А. Н. Апухтина
  4. «Астры осенние», «Я вновь одна» на стихи С. Грея
  5. «Кончилось счастье» на стихи В. Шумского

В композиторской деятельности Харито не ограничил себя созданием романсов. Он работал и в популярном в то время жанре мелодекламации, сочиняя для чтецов сопроводительную музыку, он был автором и талантливых фортепианных пьес, и даже таперской музыки к «великому немому» — фильмам с участием легендарного комика Макса Линдера.

Трагическая кончина

Композитор ушел из жизни в расцвете творческих сил. Осенью 1918 года в Тихорецке[3]Николай Иванович был приглашён на свадьбу его университетского товарища А. Козачинского с Софьей Гонсеровой. Повышенное внимание к нему сестры Софьи, Веры, вызвало необузданную вспышку ревности у приехавшего из Петрограда барона Бонгартена, который выстрелом из пистолета в упор застрелил Харито.

Похоронен он был на местном кладбище, и лишь через год мать перевезла останки сына в Киев и похоронила на Лукьяновском кладбище, рядом с дочерью, умершей от «испанки», сестрой Николая — Еленой.

Интересные факты

  1. Во время визита в гимназию царя Николая II с царицей Александрой и княжнами Татьяной и Ольгой мальчик развлекал сановную публику своей игрой, в то время как достопочтенная пара сидела в двухместном кресле, одолженном для такого случая из дома родителей Харито.
  2. Вместе с Николаем Харито в той же гимназии в 1904—1906 годах учились: П. Л. Войков — будущий дипломат-революционер, и С. Я. Маршак — будущий детский писатель. Много позже Николай Иванович посвятит своему ялтинскому другу Войкову романс «Минувшего не воротить» на стихи Татьяны Строевой.
  3. В Ялтинской Александровской гимназии работала жена Максима Горького Екатерина Пешкова, а в опекунском совете был Антон Павлович Чехов.
  4. По сюжету романса был снят фильм «Отцвели уж давно хризантемы в саду» с участием Ивана Мозжухина.
  5. В честь романса Н. Харито назван первый в стране клуб старинного русского романса «Хризантема». Основатель клуба Анатолий Титов.
  6. После убийства Николая Харито, друзья Николая хотели совершить над убийцей самосуд. Однако, прибывший на выстрел и шум военный патруль забрал Бонгартена на гауптвахту до выяснения. Бонгартена судили, однако он был оправдан, так как представил дело так, что стрелял не в соперника, а в революционера. Решением командующего А. И. Деникина Бонгартен был разжалован в рядовые и направлен в I армейский корпус генерал-лейтенанта Б. И. Казановича. Дальнейшая судьба Бонгартена неизвестна.

Напишите отзыв о статье "Харито, Николай Иванович"

Примечания

  1. Ширинский, 2007, с. 57.
  2. В нотных изданиях в качестве автора стихов романса указывался В. Шумский, но на самом деле он по просьбе издательства только незначительно изменил текст, написанный Н. Харито.
  3. После окончания Николаевского Киевского пехотного военного училища, Николай Иванович Харито был направлен 22 марта 1917 года в Тихорецк для продолжения службы.

Литература

  • Ширинский Н. А. [mj.rusk.ru/show.php?idar=801327 «Отцвели уж давно хризантемы в саду»] // Московский журнал. — 2007. — № 5. — С. 57—64. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0868-7110&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0868-7110].

Ссылки

  • [www.zn.ua/newspaper/articles/22736#article Наш любимый куст хризантем расцвел к 90-летию романса Николая Харито «Отцвели хризантемы»]
  • [shanson-e.tk/forum/showthread.php?t=52785 Николай Харито."Отцвели уж давно хризантемы в саду."]
  • [www.russian-romance.ru/Comp_Harito.htm Харито Николай Иванович]

Отрывок, характеризующий Харито, Николай Иванович

– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!