Харрисон, Гэвин
Поделись знанием:
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
| Гэвин Харрисон Gavin Harrison | |
 Гэвин Харрисон, выступающий с Porcupine Tree в Атланте в 2007 году | |
| Основная информация | |
|---|---|
| Дата рождения | |
| Место рождения | |
| Страна | |
| Профессии | |
| Жанры | |
| Коллективы | |
| Лейблы | |
| [www.gavharrison.com/ harrison.com] | |
Гэвин Харрисон (англ. Gavin Harrison; 28 мая 1963, Харроу, Северный Лондон, Англия) — барабанщик и перкуссионист, член британских прог-рок-групп «Porcupine Tree» и «King Crimson».
Отец Харрисона был профессиональным джазовым трубачом и немного играл на барабанах, впоследствии научив Гэвина основам игры на барабанах. Именно он оказал влияние на выбор Харрисоном профессии. Помимо игры при записи альбомов Кевина Эйерса, Лисы Стэнсфилд и Игги Попа, Харрисон издал две книги «Rhythmic Illusions» и «Rhythmic Perspectives», заменял Криса Мейтлэнда в группе Porcupine Tree, а позже стал её полноправным участником. Также Харрисон записал в своей домашней студии и спродюсировал учебные DVD-фильмы «Rhythmic Visions» и «Rhythmic Horizons». С конца 2007 является также участником группы «King Crimson[1]». В 2013 году Харрисон принял участие в записи альбома группы The Tangent «Le sacre du travail». В 2014 году записал барабанные партии для альбома российской прогрессив-рок-группы Iamthemorning для миниа-альбома Miscellany и альбома Belighted, альбома Lighthouse в 2016 году.
Содержание
Дискография
| Performer | Year | Album |
|---|---|---|
| Alice | 1992 | Mezzogiorno Sulle Alpi |
| Angela Baraldi | 2001 | Rosasporco |
| B. J. Cole | 1989 | Transparent Music |
| B. J. Cole | 1995 | Heart of the Moment |
| Black | 1988 | Comedy |
| Blackfield | 2004 | Blackfield |
| Blackfield | 2007 | Blackfield II |
| Camouflage | 1991 | Meanwhile |
| Carlo Fimiani | 2007 | Too Early |
| Cavani | 1993 | Alza La Testa |
| Chizuko Yoshihiro | 1993 | Conscious Mind |
| Claudio Baglioni | 1992 | AncorAssieme |
| Claudio Baglioni | 1992 | Assieme |
| Claudio Baglioni | 1995 | Io Sono Qui |
| Claudio Baglioni | 1996 | Attori e Spettatori |
| Claudio Baglioni | 1997 | Anime In Gioco |
| Claudio Baglioni | 1998 | A-Live |
| Claudio Baglioni | 1999 | Viaggiatore sulla coda del tempo |
| Claudio Baglioni | 2000 | Acustico |
| Claudio Baglioni | 2003 | Sono Io |
| Claudio Baglioni | 2005 | Cresendo e Cercando |
| Claudio Baglioni | 2006 | Quelli Degli Altri Tutti Qui |
| Dave Stewart & Barbara Gaskin | 1990 | The Big Idea |
| Dave Stewart & Barbara Gaskin | 1991 | Spin |
| Dave Stewart & Barbara Gaskin | 2009 | Green & Blue |
| David Devant & His Spirit Wife | 1996 | Ginger |
| Devogue | 1997 | Devogue |
| Dizrhythmia | 1987 | Dizrhythmia |
| Donna Gardier | 1990 | I’ll Be There |
| Ed Poole | 2008 | ED 4 |
| Ed Poole | 2010 | Depth |
| Eddie and The Tide | 1986 | |
| Eros Ramazzotti | 1995 | Più bella cosa Live |
| Eugenio Finardi | 1990 | La Forza Dell’amore |
| Eugenio Finardi | 1991 | Millennio |
| Fiorella Mannoia | 1992 | I Treni A Vapore |
| Franco Battiato | 1993 | Caffe' de la Paix |
| Franco Battiato | 1996 | L’Imboscata |
| Franco Battiato | 1996 | L’ombra della Luce |
| Franco Battiato | 1998 | Gommalacca |
| Froon | 1987 | Froon |
| Gail Ann Dorsey | 1988 | The Corporate World |
| Gavin Harrison | 1997 | Sanity & Gravity |
| Gavin Harrison | 2015 | Cheating the Polygraph |
| Gavin Harrison & 05Ric | 2007 | Drop |
| Gavin Harrison & 05Ric | 2009 | Circles |
| Gavin Harrison & 05Ric | 2012 | The Man Who Sold Himself |
| Heraldo Zuniga | 2001 | Triangulo De Musgo |
| Iamthemorning | 2014 | Belighted |
| Iggy Pop | 1986 | Ritz N.Y.C Live Real Wild Child Live |
| Incognito | 1991 | Inside Life |
| Jakko Jakszyk | 2006 | The Bruised Romantic Glee Club |
| Jakko Jakszyk | 1994 | Kingdom Of Dust |
| Jakko Jakszyk | 1994 | Mustard Gas And Roses |
| Jakko Jakszyk | 1996 | Are My Ears On Wrong? |
| Jakko Jakszyk | 1997 | Road To Ballina |
| Jakszyk Fripp Collins | 2011 | Scarcity of Miracles |
| Kevin Ayers | 1992 | Still Life With Guitar |
| King Crimson | 2008 | Park West, Chicago, Illinois — August 7, 2008 |
| Lene Lovich | 1990 | March |
| Lewis Taylor | 2000 | Lewis 2 |
| Lisa Stansfield | 1997 | Never, Never Gonna Give You Up Live |
| Lisa Stansfield | 1999 | Swing |
| Lisa Stansfield | 2001 | 831 — Change |
| Manfred Mann’s Earth Band | 1996 | Soft Vengeance |
| Manolo Garcia | 2002 | Nunca el Tiempo es Perdido |
| Marco Tafelli | 2010 | Reset |
| Mick Karn | 1995 | The Tooth Mother |
| Mieko Shimizu | 1990 | A Road Of Shells |
| Miss Thi | 1991 | Lover |
| No-Man | 2008 | Schoolyard Ghosts |
| O.S.I. | 2009 | Blood |
| O.S.I. | 2012 | Fire Make Thunder |
| Patty Pravo | 2002 | Radio Station |
| Paul Cusick | 2011 | P'dice |
| Paul Young | 1995 | Grazing In The Grass Live |
| Peter Cox | 2001 | Flame Still Burns |
| Porcupine Tree | 2002 | In Absentia |
| Porcupine Tree | 2003 | XM |
| Porcupine Tree | 2004 | The Sky Moves Sideways reissue |
| Porcupine Tree | 2005 | Deadwing |
| Porcupine Tree | 2005 | Up The Downstair reissue |
| Porcupine Tree | 2005 | XMII |
| Porcupine Tree | 2006 | Rockpalast |
| Porcupine Tree | 2006 | Arriving Somewhere... |
| Porcupine Tree | 2007 | Fear of a Blank Planet |
| Porcupine Tree | 2007 | Nil Recurring |
| Porcupine Tree | 2009 | The Incident |
| Porcupine Tree | 2010 | Anesthetize |
| Raf | 1993 | Cannibali |
| Richard Barbieri/Tim Bowness | 1994 | Flame |
| Richard Barbieri | 2008 | Stranger Inside |
| Rob Cowen/Beverly Craven | 2004 | Lady Advertiser |
| Sam Brown | 1987 | Stop! |
| Sarah Jane Morris | 1988 | Can’t Get To Sleep |
| Saro Cosentino | 1997 | Ones & Zeros |
| Shari Belafonte | 1989 | Shari |
| Sharon Rose | 1994 | Never Be The Same |
| Sheila Nicholls | 2002 | Wake |
| Shooter | 1999 | ..And Your Point? |
| Shooter | 1999 | Life’s A Bitch |
| Stefano Panunzi | 2005 | Timelines |
| Steve Thorne | 2007 | Part Two: Emotional Creatures |
| Steve Thorne | 2009 | Into the Ether |
| Steven Wilson | 2008 | Insurgentes |
| Storm Corrosion | 2012 | Storm Corrosion |
| Three Blind Mice | 2007 | Good Grief |
| The Kings of Oblivion | 1987 | Big Fish Popcorn |
| The Tangent | 2013 | Le sacre du travail |
| Tom Robinson & Jakko Jakszyk | 1988 | We’ve Never Had It So Good |
| Yasuaki Shimizu | 1989 | Aduna |
| Zerra One | 1986 | The Domino Effect |
Видеография
Rhythmic Visions DVD (2002)
Rhythmic Horizons DVD (2006)
Библиография
Rhythmic Illusions 1999
Rhythmic Perspectives 2000
Инструмент
Гэвин Харрисон играет на барабанах Sonor и тарелках Zildjian
Барабаны:
Sonor DeLite in Birdseye Azure (США)
Sonor Designer in Earth finish (Европа)
Томы 8x8, 10x8, 12x9, 14x12, 16x14 (все с ударными пластиками Remo Emperor с напылением, и прозрачными резонансными пластиками Ambassador)
[Большой барабан] 22x17 (Remo Powerstroke 3 прозрачный)
Малые барабаны: 14" (Remo Emperor X), 12" (Remo Ambassador)
Тарелки:
14" Oriental China Trash
5" custom made chimes
13" K Hi-Hats
19" K Crash
6" A Custom Splash
8" EFX
15" A Custom Crash
20" K Ride
18" A Custom Crash
12" Oriental China Trash
18" A Custom China
(Все тарелки производства Zildjian. Тарелка 5" custom chimes сделана самим Гэвином из сломанной тарелки Zildjian Crash.)
Палки:
Vic Firth (модели SD1, Rock, 5A Extreme)
Hardware:
SONOR
Tama Speed Cobra
Pearl Rack
Домашняя студия
Mackie 32:8 desk
Alesis ADAT XT digital 8-track (x2)
Apple Mac G3 running Emagic Logic Audio with MOTU 2408 audio interface
TC Electronic Gold Channel voice channel
Neumann TLM 103 mic
Lexicon PCM70 effects
Yamaha NS10 monitors
Roland JV1080 sound module
Akai S3000XL sampler
SONOR Drums
Zildjian cymbals.
Микрофоны:
Beyer M88 — бас-барабан
Shure SM57 — малый барабан
Electrovoice N/D 408 — том-томы
AKG CK391 — хай-хэт
Schoeps CMC5S — общие (англ.)
Напишите отзыв о статье "Харрисон, Гэвин"
Примечания
- ↑ [www.dgmlive.com/diaries.htm?entry=8366 Robert Fripp’s diary, November 09, 2007]
Ссылки
- [www.drumset.demon.co.uk/ Официальный сайт]
- [www.porcupinetree.com/ Porcupine Tree официальный сайт]
- [www.drummerworld.com/drummers/Gavin_Harrison.html страница Гэвина на Drummerworld.com]
- [www.playdrums.ru/galery/gavinharrison.htm Страница Гэвина на Playdrums.ru]
- [www.drummerconnection.com/interview/46342-gavin-harrison-drummer-interview. Интервью Гевина на Drammerconnection]
Отрывок, характеризующий Харрисон, Гэвин
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.
– Вы полковник? – кричал штабный начальник, с немецким акцентом, знакомым князю Андрею голосом. – В вашем присутствии зажигают дома, а вы стоите? Что это значит такое? Вы ответите, – кричал Берг, который был теперь помощником начальника штаба левого фланга пехотных войск первой армии, – место весьма приятное и на виду, как говорил Берг.
