Хартли, Джон
Джон Хартли | |
Гражданство | Великобритания |
Дата рождения | 9 января 1849 |
Дата смерти | 21 августа 1935 (86 лет) |
Место рождения | Тонг, Шропшир, Англия |
Место смерти | Кнерсборо, Йоркшир, Англия |
Рабочая рука | правая |
Одиночный разряд | |
Турниры серии Большого шлема | |
Уимблдон | победа (1879, 1880) |
Завершил выступления |
Джон Торникрофт Хартли (англ. John Thorneycroft Hartley, род. 9 января 1849, Шропшир, — ум. 21 августа 1935, Йоркшир) — бывший британский теннисист, двукратный победитель Уимблдонского турнира.
Содержание
Частная жизнь
Джон Хартли был вторым ребенком в семье, в которой кроме него было еще четверо детей. Его отец, как и прежде дед, был мэром Вулвергемптона.
Был англиканским священником: викарием, а позднее деканом одного из приходов в Северном Йоркшире.
По своей природе, был человеком деятельным и энергичным, и кроме того очень хорошим пловцом.
В 1875 году — женился на Элис Маргарет Ласкелс, внучке Генри Ласкелса, 3-го графа Харвудского. Детей у них не было.
Умер Джон Хартли в возрасте 86 лет в Йоркшире.[1]
Спортивная карьера
Джон Хартли учился в Оксфорде, и побеждал на чемпионатах университета по теннису (1870) и по рэкетс (1869).
В 1879 завоевал одиночный титул на Уимблдоне, после того как в финале турнира претендентов победил ирландца Вира Гулда (решающий матч не проводили, так как прошлогодний победитель, Фрэнк Хедоу, который в соответствии с действовавшими тогда правилами гарантировал себе там место, отказался защищать своё чемпионское звание).
Хартли — единственный священник, который побеждал на Уимблдоне. Участие в турнире не мешало ему выполнять пастырские обязанности: после победы в четвертьфинале турнира претендентов, в субботу вечером, преподобный Хартли уехал в Йоркшир, в свой приход, чтобы отслужить там на следующий день воскресную службу. Следующую ночь он провёл у постели умирающего (одного из своих прихожан), и затем, уже не имея времени на отдых, должен был возвращаться в Лондон, чтобы играть полуфинальный матч против К.Ф.Парра. К счастью для Джона Хартли, дождь внёс коррективы в расписание и полуфинальный матч был перенесен на вторник.[1] Хартли смог использовать свой шанс: Парр был бит со счетом 2-6, 6-0, 6-1, 6-1,[2] Гулд в финале также не смог оказать достойного сопротивления и уступил в трёх партиях.
Хартли стал первым чемпионом Уимблдона, который смог защитить свой титул. В 1880, в матче вызова, он со счётом 6-3, 6-2, 2-6, 6-3 обыграл Герберта Лоуфорда.[3]
В 1881 потерпел сокрушительное поражение от Уильяма Реншоу. Матч продолжался всего 37 минут и счет был 6-0, 6-1, 6-1 в пользу Реншоу.
В 1926 году, на Золотом Юбилее чемпионата, получил серебряную медаль королевы Марии, как один из «тридцати четырех ныне живущих чемпионов».
Стиль игры
Хартли был игроком задней линии и предпочитал спокойный обмен ударами. Обычно он не рисковал и не переходил в атаку, а терпеливо дожидался ошибки соперника.[1]
Выступления на турнирах Большого Шлема
Уимблдонский турнир
Напишите отзыв о статье "Хартли, Джон"
Примечания
- ↑ 1 2 3 The Reverend John Hartley.
- ↑ Tennis Archives.
- ↑ Heathcote, 1891, p. 153.
Литература
- John Moyer Heathcote. [www.archive.org/details/tennis00heatgoog Tennis]. — Longmans, [Green,], 1891. — 484 с.
Ссылки
- [www.localhistory.scit.wlv.ac.uk/genealogy/hartley/hartley.htm The Reverend John Thorneycroft Hartley].
- [www.tennisarchives.com/coureurfiche.php?coureurid=3413 Джон Хартли на Tennis Archives]
Это заготовка статьи о теннисисте. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Heathcote, 1891, Tennis Archives, The Reverend John Hartley Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий Хартли, Джон
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
– C'est bien beau ce que vous venez de dire, [Прекрасно! прекрасно то, что вы сказали,] – сказала сидевшая подле него Жюли, вздыхая. Соня задрожала вся и покраснела до ушей, за ушами и до шеи и плеч, в то время как Николай говорил. Пьер прислушался к речам полковника и одобрительно закивал головой.
– Вот это славно, – сказал он.
– Настоящэ й гусар, молодой человэк, – крикнул полковник, ударив опять по столу.
– О чем вы там шумите? – вдруг послышался через стол басистый голос Марьи Дмитриевны. – Что ты по столу стучишь? – обратилась она к гусару, – на кого ты горячишься? верно, думаешь, что тут французы перед тобой?
– Я правду говору, – улыбаясь сказал гусар.
– Всё о войне, – через стол прокричал граф. – Ведь у меня сын идет, Марья Дмитриевна, сын идет.
– А у меня четыре сына в армии, а я не тужу. На всё воля Божья: и на печи лежа умрешь, и в сражении Бог помилует, – прозвучал без всякого усилия, с того конца стола густой голос Марьи Дмитриевны.
– Это так.
И разговор опять сосредоточился – дамский на своем конце стола, мужской на своем.
– А вот не спросишь, – говорил маленький брат Наташе, – а вот не спросишь!
– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.