Хартсон, Джон

Джон Хартсон
Общая информация
Родился	Суонси, Уэльс
Гражданство	Уэльс
Рост	185 см
Вес	92 кг
Позиция	нападающий
Информация о клубе
Клуб	завершил карьеру
Карьера
Клубная карьера*
1992—1995	Лутон Таун	54 (11)
1995—1997	Арсенал (Лондон)	53 (14)
1997—1999	Вест Хэм Юнайтед	60 (24)
1999—2001	Уимблдон	49 (19)
2001	Ковентри Сити	12 (6)
2001—2006	Селтик	146 (88)
2006—2008	Вест Бромвич Альбион	21 (5)
2007	→  Норвич Сити	4 (0)
1992—2007	Итого	399 (168)
Национальная сборная**
1994—1995	Уэльс (мол.)	3 (2)
1995—2005	Уэльс	51 (14)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Джон Ха́ртсон (англ. John Hartson; 5 апреля 1975, Суонси) — уэльский футболист, нападающий. Выступал в сборной Уэльса, на клубном уровне известный по выступлениям за лондонский «Арсенал» и шотландский «Селтик». За сборную Уэльса провёл 51 игру, в которых забил 14 мячей.

На поле Джон отличался своим стилем игры. Нехватку мастерства он компенсировал усердием и огромным желанием победить. Благодаря большому весу, он мог легко укрыть мяч от защитников и выдать голевой пас на партнёра. Также он часто играл на позиции классического центрофорварда, на которой забил большую часть своих мячей.

Биография

Ранние годы

Джон был третьим из четырёх детей в семье Сирила и Дианы Хартсон. Отец играл в местном футбольном клубе «Afan Lido». В шестилетнем возрасте Джон дебютировал в детской команде города Скивен. В 16 лет Джон попал в клуб «Лутон Таун», который был тогда середняком первого английского дивизиона.

Клубная карьера

«Лутон Таун»

«Лутон Таун» не был сильной командой, но был идеальным клубом для накопления опыта. 24 августа 1993 года он дебютировал в матче против «Кембриджа», выйдя на замену. Джон быстро стал своим, забивая за клуб во всех турнирах: и в Лиге, и в Кубке (дубль во встрече с непобедимым тогда «Ньюкаслом» под руководством Кевина Кигана). Приглашение в молодёжную сборную Уэльса не заставило себя ждать долго. И в ней Джон по своей привычке отметился голом в дебютном матче. В январе 1995 года он перешёл в «Арсенал» за рекордные для молодого игрока 2,5 млн £. Это была одна из последних покупок Джорджа Грэма на посту главного тренера лондонского клуба. В различных турнирах за клуб Джон провёл 63 игры, отличившись в них 13 раз.

«Арсенал»

14 января 1995 года Джон дебютировал в составе «Арсенала» и вскоре стал основным игроком команды. Самым ярким моментом того сезона стал гол Хартсона в финале кубка УЕФА против испанского клуба «Сарагоса». Правда стараний Джона не хватило и матч был проигран 2:1.

С уходом пригласившего его тренера и приходом в «Арсенал» Бергкампа Джон стал меньше попадать в состав, а когда Арсен Венгер пригласил в Лондон и Анелька, то Джон потерял последние шансы заиграть. После 70 матчей в составе «Арсенала», в котором Джон забил 17 голов, он был продан в клуб «Вест Хэм Юнайтед» за рекордные для клуба 3,2 млн фунтов стерлингов.

«Вест Хэм»

В новом клубе Джон не потерялся и в первый же сезон забил 24 мяча, уступив лишь 1 гол Энди Коулу ставшему в тот розыгрыш лучшим бомбардиром Премьер-Лиги. Джон запомнился не только блистательной игрой, но и неприятным инцидентом с партнёром по команде Эялом Берковичем. На одной из тренировок израильтянин ударил Джона по ноге, на что валлиец ответил ударом ногой по лицу. Хартсон заплатил штраф, но так и не признал своей вины. За «Вест Хэм» Джон провёл 73 матча и забил 33 гола.

«Уимблдон» и «Ковентри»

Новый клуб и новый трансферный рекорд — 7,5 млн фунтов стерлингов. В команде Джон дебютировал в январе 1999 года и сразу стал забивать, пока в одном из матчей он не получил тяжёлую травму. Потеряв ведущего игрока, «Уимблдон» потерял и место в элитном дивизионе. Клубу пришлось отказаться от дорогого игрока, а Джон стал выбирать из множества предложений. Хартсон не прошёл медосмотр ни в «Тоттенхэме» ни в «Рейнджерс» и ему пришлось поставить подпись в контракте с «Ковентри Сити». Он провёл отличные полгода, доказав, что может играть в футбол даже после тяжёлой травмы. За «Уимблдон» Джон провёл 57 матчей, в которых отметился 21 раз. В «Ковентри» он провёл 12 игр, забив 6 мячей.

«Селтик»

В августе 2001 года за 6 млн фунтов стерлингов Джон перешёл в шотландский «Селтик». В этом же клубе Хартсон провёл лучшие годы своей карьеры. Связка нападающих Ларссон — Хартсон забивала за сезон до 70 мячей. В марте 2004 года Джон выбыл до конца сезона из-за травмы спины, но он восстановился к отборочному турниру чемпионата мира 2006 года. В конце сезона 2004/05 Хартсон вместе с Фернандо Риксеном разделил звание лучшего игрока по мнению игроков и тренеров Шотландской лиги. Через месяц он был признан лучшим игроком сезона уже по мнению шотландских спортивных журналистов.

5 апреля 2006 года, в день своего 31-летия, Джон забил победный гол в ворота «Хартс», благодаря чему «Селтик» за 6 туров до окончания чемпионата стал победителем в премьер-лиге Шотландии.

Однажды Хартсона отчислили из команды за драку с Фернандо Риксеном, которая произошла в конце одного из глазговских дерби. Также Хартсон обвинялся прессой в поддержке Ирландской республиканской армии.

За пять сезонов Джон провёл в чемпионатах Шотландии 146 игр, в которых забил 89 голов.

«Вест Бромвич»

26 июня 2006 Хартсон подписал двухлетний контракт с английской командой «Вест Бромвич Альбион» в движении за 500 000 £. В первом же матче против команды «Халл Сити» Хартсон сделал дубль. В 2007 году Хартсон был отдан в аренду клубу «Норвич Сити», в котором он сыграл 4 матча. За «Вест Бромвич» валлиец провёл 21 матч, в котором забил 5 голов.

7 февраля 2008 года Хартсон объявил о завершении карьеры из-за проблем со здоровьем, вызванных лишним весом.

Карьера в сборной

Дебютировал в матче против Болгарии 29 марта 1995. Всего Хартсон провёл 51 игру за сборную команду Уэльса, забив при этом 14 голов. Он завершил карьеру в сборной в начале 2006 года, чтобы сконцентрироваться на клубной карьере, но в августе он заявил, что он снова готов выйти на поле, если Джон Тошак будет нуждаться в нём. В настоящее время он занимает 9-ое место по количеству забитых голов за сборную.

Сейчас

После завершения карьеры Джон отверг все предложения и работал на телевидении комментатором. Летом 2009 года у него диагностировали рак мозга, после чего ему было сделано несколько операций.

11 августа 2009 Хартсон был выпущен из больницы, но продолжил курс химиотерапии.

11 апреля 2010 Хартсон появился в качестве гостя в ESPN’s «Talk of the Terrace», где он рассказал, что с помощью лечения все раковые клетки были уничтожены, и в его организме не осталось следов заболевания.

Статистика выступлений

Клуб	Сезон	Лига		Кубок Англии		Кубок Лиги		Еврокубки		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Лутон Таун (Первый дивизион Англии)	1992/93	0	0							?	?
	1993/94	34	6							?	?
	1994/95	20	5							?	?
	Всего	54	11	6	2	1	0	2	0	61	12
Арсенал	1994/95	15	7							?	?
	1995/96	19	4							?	?
	1996/97	19	3							?	?
	Всего	53	14	3	1	6	1	9	1	71	17
Вест Хэм Юнайтед	1996/97	11	5							?	?
	1997/98	32	15							?	?
	1998/99	17	4							?	?
	Всего	60	24	7	3	6	6	0	0	73	33
Уимблдон	1998/99	14	2							?	?
	1999/00	16	10							?	?
Уимблдон (Первый дивизион Англии)	2000/01	19	8							?	?
	Всего	49	19	1	0	7	2	0	0	57	21
Ковентри Сити	2000/01	12	6	0	0	0	0	0	0	12	6
	Всего	12	6	0	0	0	0	0	0	12	6
Клуб	Сезон	Лига		Кубок Шотландии		Кубок Лиги		Еврокубки		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Селтик	2001/02	31	19							?	?
	2002/03	27	18							?	?
	2003/04	15	9							?	?
	2004/05	38	25							?	?
	2005/06	35	18							?	?
	Всего	146	89	12	8	11	7	32	6	201	110
Клуб	Сезон	Лига		Кубок Англии		Кубок Лиги		Еврокубки		Всего
		Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы	Игры	Голы
Вест Бромвич Альбион (Первый дивизион Англии)	2006/07	21	5	1	1	1	1	0	0	23	7
	Всего	21	5	1	1	1	1	0	0	23	7
Норвич Сити (Первый дивизион Англии)	2007/08	4	0	0	0	0	0	0	0	4	0
	Всего	4	0	0	0	0	0	0	0	4	4
Всего за карьеру		399	168	30	15	33	16	43	7	505	206

^{(По состоянию на 15 июля 2009 года)}

Достижения

Командные

• Трёхкратный чемпион Шотландии: 2002, 2004, 2006
• Двукратный обладатель Кубка Шотландии: 2004, 2005.

Личные

• Лучший игрок Уэльса: 1997—1998, 2000—2001, 2002—2003.
• Лучший бомбардир чемпионата Шотландии: 2005 (25 голов).
• Игрок года по версии футболистов ШПФА: 2005
• Игрок года по версии Шотландской ассоциации футбольных журналистов: 2005

Ссылки

• [www.soccerbase.com/players/player.sd?player_id=3315 Статистика на soccerbase.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Хартсон, Джон

Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.


6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?