Харьковский слободской казачий полк

Харьковский слободской казачий полк

Административно-территориальная единица, Воинское формирование Российской империи
Герб Флаг
Страна	Российская империя Российская империя
Адм. центр	Харьков
Население	от менее 10 000 (1 651) до более 150 000 (1 765) человек чел.
Дата образования	1651 либо 1659
Дата упразднения	1765
Преемственность ← Белгородский разряд Харьковская провинция →

История Харькова Харьков · Герб · Флаг XVII—XVIII века Харько · Происхождение названия · Крепость · Казацкий полк · Наместничество · Губернаторство · Коллегиум XIX — начало XX веков Губерния · Университет · Политехнический институт · Крушение царского поезда · Русское собрание · Городская дума В годы Гражданской войны Советы · ДКР · Немцы и Гетманат · ГубЧК · Генерал Харьков · Армия Деникина · ОСВАГ · Область ВСЮР · Городская дума при Деникине В годы Великой Отечественной войны 1941 · 1942 · 1943 · Оккупация · Освобождение Харьков в советское время Первая столица · Казни польских офицеров (1940) · Падение Ан-10 (1972) История культуры Литература · Музыка · Кино · Наука и образование · Религия · Филателия · «Металлист» · Зоопарк Военная история Уланский полк · 3-й Корниловский полк · Военный округ · Т-34 История транспорта Конка · Трамвай · Троллейбус · Метрополитен · Ж/д · Детская ж/д · Речной транспорт Известные харьковчане Архитекторы · Профессора Университета · Почётные граждане · Уроженцы Харьковский Портал Проект «Харьков»

Запрос Харьковский полк перенаправляется сюда. Возможно, вы искали статью о другом харьковском полке.

Харьковский слободской (черкасский) казачий полк — слободской казачий полк, административно-территориальная и военная единица на Слобожанщине. Полковой центр — город Харьков. Полк появился между 1651 и 1659 годами. Судя по «отписке» первого харьковского воеводы Воина Селифонтова 1657 года и именной описи 1658 года, в то время полковой центр Харьков был уже довольно большим поселением. В описи числилось 578 душ мужского пола, и можно полагать, что в это время в городе было не менее 200 домов.

Дата возникновения полка не документирована. Сам полк официально вёл своё основание от 1651 года. Некоторые исследователи считают, что название «харьковский» и дата основания в 1651 году возможны до официальной даты основания города Харькова, поскольку название «Харьков» присутствовало в топонимике задолго до того, территория в 1651 году была достаточно заселена, а центром харьковского полка мог быть другой населённый пункт, в частности, Мерефа. Полк был окончательно сформирован в конце 1650-х при царе Алексее Михайловиче в составе Белгородского разряда. Основной и наследственный кадр полка составили переселенцы с Левобережной и Правобережной Украины, известные под именем черкас.

• В 1666 году на короткое время Змиевская сотня восстаёт вместе с атаманом Сирко (бывшим Запорожским кошевым атаманом), обособляется от Харьковского полка и становится отдельным Змиевским казачьим полком.
• В 1671 году Змиевской казачий полк упраздняется, его территория снова становится частью Харьковского полка.
• В 1677 году к полку был присоединён Балаклейский слободской казачий полк.
• В 1688 году часть территории Харьковского слободского казацкого полка отошла к вновь созданному Изюмскому слободскому казацкому полку.

На то время в полку осталось 12 городов и 43 села, в частности Волчанск, Салтов, Печенеги, Золочев, Малиновка, Валки, Мерефа, Славянск, Соколов, Змиёв.

Исторические судьбы Харьковского полка неотделимы от судеб других слободских казачьих полков. Вместе они составляли Слободское казачье войско, оно же - Слобожанщина. То было несуверенное государство, вассальное по отношению к Русскому царю, но со своим особым законодательством. Слободская (Слобожанская) юридическая система резко отличалась от русской и частично - от правовых систем других казачьих войск. В историографии не имеется общепринятой аббревиатуры Слободского казачьего войска. И поскольку аббревиатура СКВ уже занята (Сибирское казачье войско) - имеет смысл использовать сокращённое обозначение СЛКВ (по аналогии с Семиреченским казачьим войском - СМКВ)...

Конец СЛКВ наступил нежданно-негаданно. 26 июля 1765 года Манифестом «Ея императорского Величества Екатерины Второй» военно-полковое устройство Слобожанщины было преобразовано в военно-гражданское, управление территорией реформировалось с учётом специфики Слобожанщины: созданные провинции территориально полностью соответствовали полкам. Была учреждена Слободская губерния, в которую вошли территории пяти бывших полков (Харьковского, Сумского, Изюмского, Ахтырского и Острогожского).

Предпосылки

Заселение будущих полковых земель переселенцами с территории Речи Посполитой (русинами, «черкасами»), происходила на фоне непрекращающихся боевых действий на территории Поднепровской и Западной Украины, отягощенными карательными экспедициями Речи Посполитой, а также (что ещё страшнее) братоубийственной гражданской войной, с привлечением иноземных войск (татар и турок).

Причины первой волны переселенцев с Правобережной Украины на территорию Царства Русского к границе с Диким полем заключается в проигрыше войсками Богдана Хмельницкого в битве под Берестечком в 1651 году. Западная часть по польско-русскому договору была снова закреплена за Речью Посполитой. Гетман Богдан Хмельницкий издает универсал, разрешающий населению переселятся на земли Московского царства.

После смерти гетмана Богдана Хмельницкого власть перешла в руки пропольски настроенного гетмана Ивана Выговского. Начался период гражданских войн (1657—1658 года) между сторонниками московского и польского курса, так называемая «Руина». Население снова начинает переходить на более спокойные русские территории.

Структура полка

Полк

Во главе полкового управления стояли выборные полковник и полковая старшина. Избирались они не на ограниченное время, а пожизненно. Однако они могли быть лишены должности российским царем (позже императором), а также решением собрания старшины (что бывало очень редко в масштабах не только Слобожанщины, но и Гетманщины).

В отличие от воевод-полковников Древнерусского периода, и полковников регулярных армейских частей, полковник слободского казачьего полка представлял одновременно административную и военную власть. Полковник имел право издавать указы, за своей подписью — универсалы. Символом полковничьей власти был шестопёр (пернач, разновидность булавы шестигранной формы), полковая хоругвь, полковничья печать.

Полковая старшина (штаб) состояла из шести человек: полковой обозный, судья, есаул, хорунжий и два писаря.

• Полковой обозный — первый заместитель полковника. Заведовал артиллерией и крепостной фортификацией. В отсутствии полковника замещал его, но не имел права издавать приказы-универсалы (в отличие от наказного полковника).
  • Также существовала временная должность — наказной полковник. Он исполнял обязанности полковника при выступлении сводного казачьего отряда в поход или замещал полковника в случае невозможности исполнять им своих обязанностей.
• Судья — заведовал гражданским судом в полковой ратуше.
• Есаул — помощник полковника по военным делам.
• Хорунжий — командир «хорунжевых» казаков, охраны полковника и старшины. Заведовал полковой музыкой и отвечал за сохранность хоругви (знамени полка).
• Писари — секретари в ратуше. Один заведовал военными делами, второй — гражданскими.

Сотни

Полк делился на сотни.

Сотня — административно-территориальная единица в составе полка. Сотня возглавлялась сотником. Он обладал широкими военными, административными, судебными и финансовыми полномочиями. Первоначально избирался казаками сотни. Позже избирался сотенной старшиной и утверждался полковниками из числа старшины.

Сотенная старшина (штаб) состояла из сотника, сотенного атамана, есаула, писаря и хорунжего. Должности по обязанностям совпадали с полковыми:

• Сотенный атаман — заместитель сотника. Воплощал в себе обязанности обозного и судьи на сотенном уровне.
• Есаул — помощник сотника по военным делам.
• Писарь — секретарь.
• Хорунжий — заведовал флагом сотни, на котором изображалась эмблема сотни, в основном христианская. Это могли быть крест, ангел, ангел-хранитель, архангел Михаил, солнце (Иисус Христос), Дева Мария, а также воинские атрибуты. С 1700-х годов знамёна становятся двухсторонними — на каждой стороне разное изображение. Также на нём обозначались полк и название сотни.

В 1732 году в состав полка входили сотни:

• 1-я Харьковская (Харьков)
• 2-я Харьковская (Харьков)
• Валковская (Валки)
• Деркачёвская (Деркачи)
• Золочевская (Золочев)
• Липецкая (Липцы)
• Люботинская (Люботин)
• Мерефянская (Мерефа)
• Ольшанская (Ольшана, или Ольшаны. Сотню также называли Олешанская, но другая Олешанская сотня была в Ахтырском полку)
• Перекопская (Перекоп)
• Пересечнянская (Пересечное)
• Салтовская (Старый Салтов)
• Соколовская (Соколов)
• Тарановская (Тарановка)
• Тишковская (Тишки Русские и Черкасские - их считали вместе)
• Угольчанская (Огульцы, также называемые Угольцы)
• Хорошевская (Хорошево, или Хорошев)
• Циркуновская (Циркуны, или Церпуны).

На этот же год у полка были 2 города, 11 местечек, 52 села, 6 слободок и 45 хуторов.

Знамёна полка

Харьковский полк имел шесть знамён:

• Полковой флаг, на котором изображён российский герб под коронами с круговой надписью: «Знамя великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца»;
• Второй полковой флаг — крест в сиянии и над ним два ангела с трубами, которые держат венец;
• Первой сотни — на лицевой стороне изображён Николай Чудотворец, на оборотной — Григорий Чудотворец.
• Мерефянской сотни — на лицевой стороне изображён апостол Пётр, на оборотной — герб российский под коронами.
• Липецкой сотни — изображено Георгия, стоит на земле с крестом в правой руке и копьём в левой, на оборотной стороне — великомученика Дмитрия с крестом в левой руке и с копьём, поражающим змия, в правой руке.
• Дергачёвской сотни — на лицевой стороне изображен архангел с мечом, поражающим дьявола, выше Христос в сиянии и под ним цветы, а напротив архангел-звезды, на обратной стороне — ангел-хранитель с человеком в правой руке.

Полковая старшина

Атаманы

В ранний период существования полка руководителями харьковских казаков (харьковских черкас, харьковцев) упоминаются атаманы. Атаманы полка существовали с 1651 по 1668 год. Их обычно выбирали каждый год. Атаман руководил шестью сотнями, которые составляли из себя полк. Одни историки считают, что атаманы руководили городом Харьковом (городовой атаман, атаман городовых казаков) и окрестностями. Другие — что это заместители полковников либо исполняющие их функции, когда полковник в отлучке. Скорее всего до появления полковников, сотники окрестных сотен подчинялись харьковскому атаману как старшему, а после появления полковников стали просто городовыми атаманами (городничими), и были заместителями полковника в делах связанных непосредственно с Харьковом.

Они обладали правом писать царю (известно письмо атамана Лунько Фёдорова Алексею Михайловичу 1667 года). Достоверно известны семь атаманов:

• Иван Каркач — также упоминается как осадчий (основатель) города Харькова (атаман в 1653 или 1654)
• Максим Тимофеев (в 1655)
• Иван Васильевич Кривошлык (в 1655 и (или) 1656) — участник восстания против полковника Фёдора Репки в 1668 году
• Иван Дмитриевич Сирко (1657) -ушёл с поста в связи с избранием в 1657 году кошевым атаманом запорожских казаков..
• Тимофей Лавринов (в 1659)
• Жадан Курган (в 1660)
• Лунько Фёдоров (в 1667)

Полковники

Самые первые полковники Харьковского полка неизвестны. В 1660, 1664—1665 и 1667 годах полк возглавлял запорожский кошевой атаман Иван Дмитриевич Сирко, который поднял в 1668 году восстание и «воевал украинные города» (полк за ним не пошёл).

В Книге Белгородского столбового разряда приводится такая запись: Справка о черкаских полковниках и числе черкас в их полках 1667 или 1668 г. Белгородского полку в городах черкас: Полковники: В Острогожском — Иван Николаев сын Зинковский В Харкове — Иван Серко В Сумине — Герасим Кондратьев. Их полковых черкас Полковые службы — 3 665 Детей их которые в службу годятся — 2281 В городовой службе — 3975 Детей их которые в службу годятся — 1655 Всего черкас из детьми — 18579.

В марте либо апреле 1668 года Ивана Сирко сменил верный присяге Фёдор Репка. 16 октября 1668 он был убит заговорщиками во главе с бывшим атаманом харьковского полка Кривошлыком. Полк не поддержал бунтовщиков, и в конце октября 1668 года полковником был избран харьковский сотник Григорий Ерофеевич Донец-Захаржевский, занимавший эту должность вплоть до 1690 года. При нём, в период с 1681 по 1685 год, пост наказного полковника занимал его сын — Константин Григорьевич Донец-Захаржевский.

После смерти полковника Федора Григорьевича Донец-Захаржевского возникла ситуация, когда полковая старшина, которая беспокоилась за свои вольности, просит царя ввиду малолетства сына умершего назначить полковником Фёдора Владимировича Шидловского, зятя полковника Григория Ерофеевича Донца-Захаржевского.

В 1708 году полковник Харьковского полка Ф. В. Шидловский возводит своего племянника Лаврентия Ивановича в ранг наказного полковника. После того как Фёдор Владимирович в 1710 году за грабежи в Польше был снят с полковничества и отдан под суд, полковником становится Лаврентий Иванович Шидловский. Пробыв Харьковским полковником один год (1710—1711), Лаврентий Иванович был переведён полковником в Изюмский казачий полк. На его место, в Харьков, назначают Прокопия Куликовского, представителя молдавской (валахской) свиты князя Кантемира.

Известные харьковские полковники:

• Иван Дмитриевич Сирко (1660, 1664—1665, 1667—1668).
• Фёдор Репка (март 1668—16 октября 1668).
• Григорий Ерофеевич Донец (октябрь 1668—1690).
  • Константин Григорьевич Донец-Захаржевский (1681—1685) наказной полковник.
• Иван Григорьевич Донец-Захаржевский (1690—1691).
• Фёдор Григорьевич Донец-Захаржевский (1691—28 августа 1706).
• Фёдор Владимирович Шидловский (1706—1710).
  • Лаврентий Иванович Шидловский (1708—1710) наказной полковник.
• Лаврентий Иванович Шидловский (1710—1711).
• Прокопий Васильевич Куликовский (начало 1712—1714).
  • Семён Афанасиевич Квитка (1713) наказной полковник, полковой судья Харьковского полка.
• Григорий Семёнович Квитка (1714—1734).
• Степан Иванович Тевяшов (1734—1757).
  • Иван Григорьевич Квитка (1735) наказной полковник (при С. И. Тевяшове), на время похода против турок. Находился в постоянной должности Харьковского обозного. Позже Изюмский полковник.
• Матвей Прокопьевич Куликовский (1757—1765).

Семейственность старшины

В современной украинской исторической литературе считается, что слободские полки были вольными, и полковников избирали свободно. Фактически это не так. Должность полковника всегда пытались передать по наследству. Начиная с 1668 года невозможно было стать полковником харьковского полка, не имея близкого родственника — казацкого полковника же. Полковники держались за власть и богатство, распоряжались большими денежными средствами (десятки тысяч рублей), собранными с населения на содержание полка и государственными, выделенными на строительство и оружие, присваивали себе огромные общественные территории, имели собственные сёла и «владельческих подданных» — так, оба Куликовских завладели значительной частью Нагорного района Харькова. Из этого правила за 97 лет было лишь одно исключение — первый полковник из рода Куликовских — Прокофий, который до 1711 года вообще не жил на территории Российской Империи и не мог быть родственником.

• Харьковский наказной полковник Константин Григорьевич Донец-Захаржевский — сын действующего харьковского полного полковника Григория Донца.
• Харьковский полковник Иван Григорьевич Донец-Захаржевский — другой сын Григория Донца.
• Харьковский полковник Фёдор Григорьевич Донец-Захаржевский — третий сын Григория Донца.
• Харьковский полковник Фёдор Владимирович Шидловский — зять Григория Донца.
• Харьковский полковник Лаврентий Иванович Шидловский — племянник харьковского полковника Фёдора Шидловского. На нём наследственная «династия» Донцов-Шидловских закончилась — Пётр Первый отстранил его от должности и отправил в отставку по обвинению в служебных преступлениях. Полковником был избран Прокопий Васильевич Куликовский.
• Григорий Семёнович Квитка (1714—1734) — внук полковника Гадяцкого полка Афанасия Квитки, сын харьковского полкового судьи Семёна Афанасьевича Квитки.
• Иван Григорьевич Квитка (1735) наказной полковник (при С. И. Тевяшове), сын Григория Семёновича Квитки.
• Степан Иванович Тевяшов (1734—1757) — сын полковника Острогожского полка Ивана Ивановича Тевяшова.
• Матвей Прокопьевич Куликовский (1757—1765) — сын харьковского полковника Прокофия Куликовского.

---

• Михаил Матвеевич Куликовский (1812—1813) — сын харьковского полковника Матвея Куликовского.

Преобразование полка в регулярный

В 1763 году, в начале нового царствования, Императрица Всероссийская Екатерина II поручила майору лейб-гвардии Измайловского полка Евдокиму Щербинину возглавить «Комиссию о Слободских полках» с целью изучения причин «неблагополучия» на этих землях для их устранения.

В Харьков Комиссия прибыла по Высочайшему повелению из столицы. Она, в частности, расследовала многочисленные жалобы населения на злоупотребления полковой старшины слобожанских полков (поскольку территория была «полувольная», полковники и сотники действительно себе весьма много позволяли). Были выявлены факты захвата старшиной общественных и полковых земель, крупное казнокрадство (государственных денег), присваивание денег общественных, продажа воинских и выборных должностей за деньги, нарушение делопроизводства, вымогательство, физические расправы и другие факты. Согласно докладу Комиссии Екатерина Вторая уверяется, что на Слобожанщине нет гражданской власти, и принимает решение о введении гражданского административного управления путём создания губернии (при сохранении основанной на полках структуры территории). Также в результате успешных русско-турецких войн граница значительно отодвинулась к югу от Слобожанщины, появилась новая защита от татар — Славяносербия со своими полками, и военное значение территории как барьера от татарских набегов уменьшилось. И поэтому также во вновь создаваемой губернии было введено гражданское управление.

Итогом стал манифест Екатерины ІІ от 28 июля 1765 года «Об учреждении в Слободских полках приличного гражданского устройства и о пребывании канцелярии губернской и провинциальной», согласно которому основывалась Слободско-Украинская губерния с пятью провинциями на месте полков и административным центром в Харькове. Евдоким Щербинин стал губернатором новой губернии. Согласно тому же манифесту принимается решение о преобразовании слободских полков в регулярные гусарские.

До того полки содержались «на местах», населением. Служившие до 1765 года в полку зачастую на свои деньги покупал лошадь и обмундирование (кроме оружия). С 1765 года полки стала содержать власть, а не местное население. Также вместо постоянных поборов старшины с местных жителей — на лошадей, амуницию, вооружение, фураж, провиант, жалование казакам и старшине, изъятие местных лошадей и волов для перевозок, и т. п. — был введён единый налог «с души», проживающей на Слобожанщине, имевший 4 градации и поступавший в казну. Самый большой налог был с привилегированных государственных войсковых обывателей (так переименовали казаков, их помощников и подпомощников), которые имели право гнать и продавать в разрешённых селениях «вино» — 90-95 копеек в год. С непривилегированных войсковых, которые вино не имели права гнать, — 80-85 копеек годовых с души. С цыган и инородцев — 70 копеек. С «владельческих подданных черкас» — 60 копеек. Дворяне, духовенство и женщины налогов не платили.

Также т. н. «казачьи подпомощники» были освобождены от батрацких работ у казаков, атаманов, есаулов, сотников и прочих лиц. Отныне вся администрация полков поступала на довольствие государства (на казённое жалование и казённый харч). Все «подпомощники», которых было очень много, ликвидировались как сословие и переводились в войсковых обывателей, как и казаки, которых было мало — что нивелировало превосходство казаков и им не нравилось.

Сохранялись льготы (не все), дарованные слобожанцам Петром Первым. Самое главное — в войсковых селениях, слободах, местечках, городах (кроме нескольких) разрешалось винокурение. Также приблизительно двум третям населения губернии была разрешена соледобыча, за которой ездили на Тор. «Непривилегированные» вынуждены были покупать казённое вино либо у «привелигированных», а также казённую соль, на которую была государственная монополия. Также привилегированным разрешались другие промыслы (изготовление на продажу различных вещей, продажа продуктов и пр.) — без уплаты налогов.

Войсковые обыватели и мещане (кроме владельческих подданных и крепостных крестьян) по жребию (от которого теперь некоторые увиливали) служили в территориальных гусарских полках постоянного состава. Полковой состав в мирное время был установлен маленький — 1000 человек на полк, но зачастую превышался, иногда значительно. Остальные войсковые обыватели призывного возраста, не прошедшие по жребию, периодически проходили учебные сборы. При начале войны полки расширялись по штату военного времени, и в её продолжении по мере надобности получали из мирной губернии в зону боевых действий пополнения из прошедших подготовку в составе маршевых эскадронов.

Казачьи воинские звания были заменены на общевойсковые кавалерийские. Полковая старшина получала русское дворянство (высшая — потомственное, низшая — личное) и все дворянские права. Полковые и сотенные формы гражданского управления были формально упразднены. Но на деле полковники и сотники имели власть на своих территориях не только военную; она была окончательно упразднена в 1780 году при реорганизации провинций и комиссарств в уезды.

Территории полковых сотен объединялись в комиссарства — при сохранении самих сотен. В центрах комиссарств были организованы: комиссарское правление, комиссарская канцелярия, местный суд. Комиссарства объединялись в провинции, которые территориально точно соответствовали полкам. Все провинции составили губернию.

В связи с преобразованием слободского казачества в «войсковых обывателей» в 1765 году территориальный Харьковский полк был реорганизован в регулярный Харьковский гусарский полк Императорской армии, существовавший с некоторыми изменениями до 1918 года (гусарским он оставался до 1784 г., затем относился к другим видам кавалерии), а его территория в 1765 году стала основой созданной Слободско-Украинской губернии, территориально являясь её центральной Харьковской провинцией. Большинство служивших в полку так и осталось в нём служить.

Перевод старшинских должностей в табель о рангах (1765)

В связи с переформированием Харьковского слободского казачьего полка в регулярный гусарский полк, казацкой старшине было предложено вступить на службу в формируемый полк или получить абшит (отставку). Так как армейские чины присваивались на одну-две ступени ниже, а также из-за того, что разница во власти казачьего старшины и армейского офицера не была равноценна, многие представители старшины вышли в отставку. Средний же и рядовой казачий состав, составили основу вновь формируемого полка.

Все вышедшие в отставку и продолжившие служить получили чины (военные и гражданские) согласно Табели о рангах.

Должность (казачья старшина)	Военный чин	Гражданский чин	Класс
Полковник	Подполковник	Надворный советник	VII
Обозный	Премьер-майор	Коллежский асессор	VIII
Судья	Секунд-майор	Коллежский асессор	VIII
Есаул	Ротмистр	Титулярный советник	IX
Хорунжий	Поручик	Губернский секретарь	XII
Сотник	Поручик	Губернский секретарь	XII
Старший полковой писарь	—	Губернский секретарь	XII
Младший полковой писарь	—	Кабинетский регистратор	XIII
Сотенный хорунжий	Вахмистр	—	ниже табели о рангах
Остальные	Унтер-офицеры, капралы	—	ниже табели о рангах

Если же представитель старшины не был участником походов, то он получал чин на ступень ниже установленной. К примеру: Полковой обозный при переводе на общеимперскую систему получал чин премьер-майора, но если он не был участником походов, то мог рассчитывать лишь на чин секунд-майора.

Преемники

Так как полк носил дуалистический характер (военный и территориальный), то его правопреемниками можно назвать и административную единицу Российской империи Харьковская провинция, и воинское формирование Харьковский гусарский полк.

После упразднения Харьковского слободского казачьего полка как территориальной единицы и реформирования его как военной единицы в регулярный полк в 1765 году его территория, как и территория других четырёх слободских казачих полков, была объединена в Слободско-Украинскую губернию.

Из личного состава казачьего полка был набран личный состав для Харьковского гусарского полка. После всех преобразований на 1917 год полк-правопреемник назывался 4-й уланский харьковский полк. Был распущен в 1918 году. На полковых регалиях и памятных наградных знаках харьковские уланы ставили год основания «1651».

• Герб Харьковского полка 1775.png

  Герб Харьковского регулярного полка из Гербовника Щербатова (1775).

• Znak 4 ulan charkov.jpg

  Поздняя эмблема Харьковского полка на знаке к его 250-летию.

• Знамя Харьковского гусарского полка 1786 года.jpg

  Знамя Харьковского гусарского полка 1786 года.

• Харьковские казаки Борки.JPG

  Казаки и знамя современного Харьковского полка в Борках (2013).

Источники, использованные в статье

• Гербель Н. [www.surnameindex.info/docs/000036.html Изюмский Слободской казачий полк 1651—1765 гг.] — СПб., 1852.
• Альбовский Евгений. [slavs.org.ua/ealbovskii-istoriya-kharkovskogo-kazachestva История Харьковского слободского казачьего полка 1650-1765 гг]. — Харьков: Типография губернского правления, 1895. — 218 с. (13МБ).
• Багалей Д. И. История Слободской Украины. Харьков «Дельта» 1993 г.
• Альбовский Евгений. [slavs.org.ua/ealbovskii-istoriya-kharkovskogo-kazachestva Харьковские казаки. Вторая половина XVII ст]. — История Харьковского полка. — С-Птб., 1914. — Т. 1. (26МБ).
• И. А. Устинов Описательные труды; материалы и источники, касающиеся истории, археологии, этнографии, географии и статистики: слободской украйны, харьковских: наместничества и губернии. (1705—1880 год) Харьковский губернсий статистический комитет 1886 г.
• Щелков К. П. Историческая хронология Харьковской губернии — Х., Университетская типография, 1882.
• «Описание городов и знатных местечек в провинциях Слободской губернии в 1767—1773 годах». Губернская канцелярия, затем архив Харьковского Императорского университета. В: «Харьковский сборник. Литературно-научное приложение к „Харьковскому календарю“ на 1887 г.» Харьков: 1887.
• И.Е. Саратов. Харьков, откуда имя твоё? / ред. Н. З. Алябьев. — 3-е, дополненное. — Х.: Издательство ХГАГХ, тип. Фактор Друк, 2003. — С. 68-83. — 248 с. — (350-летию Харькова). — 415 экз. — ISBN нет.

• Щелков К. П. [book-old.ru/BookLibrary/index.php?searchtext=%D0%A9%D0%B5%D0%BB%D0%BA%D0%BE%D0%B2&option=com_booklibrary&task=search&Itemid=54&searchtype=simplesearch Историческая хронология Харьковской губернии — Х., Университетская типография, 1882.]

См. также

• Слободские полки
• Харьковский полк (значения)
• Слободско-Украинская губерния
• Острогожский слободской казачий полк
• Изюмский слободской казачий полк
• Ахтырский слободской казачий полк

Отрывок, характеризующий Харьковский слободской казачий полк

– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.
– Марья Львовна Карагина с дочерью! – басом доложил огромный графинин выездной лакей, входя в двери гостиной.
Графиня подумала и понюхала из золотой табакерки с портретом мужа.
– Замучили меня эти визиты, – сказала она. – Ну, уж ее последнюю приму. Чопорна очень. Проси, – сказала она лакею грустным голосом, как будто говорила: «ну, уж добивайте!»
Высокая, полная, с гордым видом дама с круглолицей улыбающейся дочкой, шумя платьями, вошли в гостиную.
«Chere comtesse, il y a si longtemps… elle a ete alitee la pauvre enfant… au bal des Razoumowsky… et la comtesse Apraksine… j'ai ete si heureuse…» [Дорогая графиня, как давно… она должна была пролежать в постеле, бедное дитя… на балу у Разумовских… и графиня Апраксина… была так счастлива…] послышались оживленные женские голоса, перебивая один другой и сливаясь с шумом платьев и передвиганием стульев. Начался тот разговор, который затевают ровно настолько, чтобы при первой паузе встать, зашуметь платьями, проговорить: «Je suis bien charmee; la sante de maman… et la comtesse Apraksine» [Я в восхищении; здоровье мамы… и графиня Апраксина] и, опять зашумев платьями, пройти в переднюю, надеть шубу или плащ и уехать. Разговор зашел о главной городской новости того времени – о болезни известного богача и красавца Екатерининского времени старого графа Безухого и о его незаконном сыне Пьере, который так неприлично вел себя на вечере у Анны Павловны Шерер.
– Я очень жалею бедного графа, – проговорила гостья, – здоровье его и так плохо, а теперь это огорченье от сына, это его убьет!
– Что такое? – спросила графиня, как будто не зная, о чем говорит гостья, хотя она раз пятнадцать уже слышала причину огорчения графа Безухого.
– Вот нынешнее воспитание! Еще за границей, – проговорила гостья, – этот молодой человек предоставлен был самому себе, и теперь в Петербурге, говорят, он такие ужасы наделал, что его с полицией выслали оттуда.
– Скажите! – сказала графиня.
– Он дурно выбирал свои знакомства, – вмешалась княгиня Анна Михайловна. – Сын князя Василия, он и один Долохов, они, говорят, Бог знает что делали. И оба пострадали. Долохов разжалован в солдаты, а сын Безухого выслан в Москву. Анатоля Курагина – того отец как то замял. Но выслали таки из Петербурга.
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.
– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
Но улыбка не украсила лица Веры, как это обыкновенно бывает; напротив, лицо ее стало неестественно и оттого неприятно.
Старшая, Вера, была хороша, была неглупа, училась прекрасно, была хорошо воспитана, голос у нее был приятный, то, что она сказала, было справедливо и уместно; но, странное дело, все, и гостья и графиня, оглянулись на нее, как будто удивились, зачем она это сказала, и почувствовали неловкость.
– Всегда с старшими детьми мудрят, хотят сделать что нибудь необыкновенное, – сказала гостья.
– Что греха таить, ma chere! Графинюшка мудрила с Верой, – сказал граф. – Ну, да что ж! всё таки славная вышла, – прибавил он, одобрительно подмигивая Вере.
Гостьи встали и уехали, обещаясь приехать к обеду.
– Что за манера! Уж сидели, сидели! – сказала графиня, проводя гостей.


Когда Наташа вышла из гостиной и побежала, она добежала только до цветочной. В этой комнате она остановилась, прислушиваясь к говору в гостиной и ожидая выхода Бориса. Она уже начинала приходить в нетерпение и, топнув ножкой, сбиралась было заплакать оттого, что он не сейчас шел, когда заслышались не тихие, не быстрые, приличные шаги молодого человека.
Наташа быстро бросилась между кадок цветов и спряталась.
Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.