Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Шевченко

 памятник архитектуры

Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Г. Шевченко.
Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Г. Шевченко
Прежние названия	Березиль
Основан	1934
Здание театра
Местоположение	61057, Украина, Харьков, ул. Сумская, д. 9
Координаты	49°59′42″ с. ш. 36°13′54″ в. д.49.99500° с. ш. 36.23167° в. д. / 49.99500; 36.23167
Руководство
Директор	Маргартита Сакаян
Ссылки
[www.theatre-shevchenko.com.ua/ atre-shevchenko.com.ua]
Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Шевченко на Викискладе

К:Театры, основанные в 1934 году

История

Создан в 1934 году на базе разгромленного «Березиля». В 1935 году театру присвоено имя Тараса Григорьевича Шевченко. В 1947 году театру был присвоен статус «академического».

Ориентация на соцреалистические позиции, преобладание в репертуаре русской советской драматургии, копирование театра им. И. Франко, выдвижение А. Корнейчука главой украинских драматургов, ограничения западноевропейского репертуара классикой XIX века характеризуют ведущую линию новообразованного театра. Приказом Народного комиссариата образования в октябре 1933 театр (ещё тогда «Березиль») возглавил М. Крушельницкий (1933 — 52), впоследствии воспитанник Московского художественного академического театра Б. Норд (1952 — 57), далее А. Сердюк (1957 — 62), которого сменил В. Крайниченко. После смерти последнего (1964) театр постепенно сошел на репертуар современной соцреалистической драматургии, бытовой классики и на участившиеся гастроли российских режиссёров школы К. Станиславского.

Из послевоенных выпускников Харьковского института искусств работал режиссёром Г. Кононенко (1965 — 69), из московской школы В. Оглоблин (1967 — 71), впоследствии Б. Мешкис (1971 — 74), А. Литко и другие. Заметными спектаклями послевоенного времени были: «Не называя фамилий» В. Минка, «Призраки» Г. Ибсена, «Гамлет» В. Шекспира, «Плянета Спераниа» А. Коломийца, «Перекоп» И. Кавалеридзе, «Патетична соната» М. Кулиша (1972), "705 дней до Нюрнберга" (1986), "Сьома свiча" ("Полёты с ангелом")(1997), "Набережная Круазетт" (1994) и "Клип" (1995) по пьесам драматурга Зиновия Сагалова. В 2002—2005 годах художественным руководителем и генеральным директором театра был Андрей Жолдак. Спектаклями А. Жолдака «Гамлет. Сны», «Один день Ивана Денисовича», «Месяц любви», «Четыре с половиной», «Гольдони. Венеция» театр успешно представлял Украину на крупнейших международных фестивалях в семнадцати европейских странах. В 2004 году за спектакли «Месяц любви» и «Гольдони. Венеция» Андрей Жолдак был удостоен Премии ЮНЕСКО , а труппа театра вошла в десятку лучших трупп Европы. Спектакль А. Жолдака «Ромео и Джульетта» был запрещен на Украине, премьера этого спектакля состоялась в Берлине в ноябре 2005 года.

Во время своего руководства Андрей Жолдак в память о выдающемся режиссёре Лесе Курбасе пытался вернуть театру его прежнее название «Березиль».

Декораторами театра работали: В. Меллер, В. Греченко, Д. Власюк, Г. Батий, А. Костюченко, В. Кравец, Т. Медвидь и др.

В актёрский состав, кроме старых «березильцев» (А. Бучма, Д. Антонович, И. Марьяненко, Л. Дубовик, Е. Бондаренко, Н. Ужвий, С. Федорцева, В. Чистякова), входили: Л. Криницкий, В. Герасимова, Н. Лихо; выпускники Харьковского института искусств и студии: Р. Колосова, С. Чибисова, Л. Попова, А. Свистунов, Л. Быков, А. Литко, В. Шестопалов, В. Маляр, А . Дзвонарчук, В. Ивченко, Л. Тарабаринов,С. Кошачевский

и др.

См. также

• Березиль (театр)

Мемориальные доски актёрам театра

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Марьяну Крушельницкому

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Лесю Курбасу

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Леониду Быкову

Ссылки

1. Энциклопедия украиноведения (в 10 томах) / Главный редактор Владимир Кубийович — Париж, Нью-Йорк: «Молодое Жизнь», 1954—1989 (рус.)
2. официальный сайт www.theatre-shevchenko.com.ua/
3. [www.kharkivoda.gov.ua/show.php?page=9203 Страница на сайте Харьковской облгосадминистрации ]
4. [alexmusic.org.ua/ru/index.php?newsid=105 Фото из спектакля Андрея Жолдака «Місяць кохання» ]
5. [www.vcity.name/kharkov/#0539 Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Шевченко (панорама)]

Отрывок, характеризующий Харьковский государственный академический украинский драматический театр имени Т. Шевченко

Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.