Харью, Арси

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

</table> Арси Харью (фин. Arsi Harju, род. 18 марта 1974 года, Курикка, Финляндия) — бывший финский толкатель ядра, олимпийский чемпион 2000 года в Сиднее[1][2][3], бронзовый призёр чемпионата мира 2001 года в Эдмонтоне и чемпионата Европы в помещении 1998 года в Валенсии.





Биография

Арси дебютировал на международной арене в 1992 году. В 1999 году выиграл чемпионат Финляндии в помещении, а в 2000 году — на открытом воздухе. Первый раз ушёл из спорта в 2005 году. С 2010 года работает личным тренером финской толкательницы ядра Суви Хелин[4]. В 2011 году на некоторое время вернулся к соревнованиям, но не сумев восстановить былую форму, в 2012 году завершил спортивную карьеру окончательно.

Основные результаты

Арси Харью
Общая информация
Полное имя

Arsi Harju

Дата и место рождения

18 марта 1974(1974-03-18) (50 лет)
Курикка, Финляндия

Гражданство

Финляндия Финляндия

Рост

183 см

Вес

110 кг

Клуб

Perhon Kiri

Спортивная карьера

19922005, 20112012

Личные рекорды
Ядро

21,39 м (2000)

Личные рекорды в помещении
Ядро

21,00 м (2003)

Международные медали
Олимпийские игры
Золото Сидней 2000 ядро
Чемпионаты мира
Бронза Эдмонтон 2001 ядро
Чемпионаты Европы в помещении
Бронза Валенсия 1998 ядро
Последнее обновление: 18 сентября 2016</small>
Год Соревнования Место проведения Место Результат
1992 Чемпионат мира среди юниоров Сеул, Южная Корея 11 16,94 м
1993 Чемпионат Европы среди юниоров Сан-Себастьян, Испания 17,82 м
1995 Чемпионат мира Гётеборг, Швеция 17 (q) 18,79 м
1996 Летние Олимпийские игры Атланта, США 18 (q) 19,01 м
1997 Чемпионат мира в помещении Париж, Франция 8 20,00 м
Чемпионат мира Афины, Греция 14 (q) 19,43 м
1998 Чемпионат Европы в помещении Валенсия, Испания 20,53 м
1999 Чемпионат мира в помещении Маэбаси, Япония 5 20,38 м
Чемпионат мира Севилья, Испания 12 NM
2000 Летние Олимпийские игры Сидней, Австралия 21,29 м
2001 Чемпионат мира Эдмонтон, Канада 20,93 м
2002 Чемпионат Европы Мюнхен, Германия 4 20,47 м
2003 Чемпионат мира в помещении Бирмингем, Англия 4 20,96 м

Напишите отзыв о статье "Харью, Арси"

Примечания

  1. [www.sports-reference.com/olympics/athletes/ha/arsi-harju-1.html Arsi Harju]
  2. [www.nytimes.com/2000/09/23/sports/sydney-2000-track-and-field-a-finnish-shot-putter-grabs-his-15-seconds-of-fame.html SYDNEY 2000: TRACK AND FIELD; A Finnish Shot-Putter Grabs His 15 Seconds of Fame]
  3. [www.olympic.org/arsi-harju Arsi HARJU]
  4. [tampereenpyrinto.fi/yleisurheilu/arsi-harju/ Arsi Harju]

Ссылки

  • [www.iaaf.org/athletes/biographies/athcode=11079 Арси Харью] — профиль на сайте IAAF (англ.)

Отрывок, характеризующий Харью, Арси

В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.