Хаурани, Акрам
Акрам аль-Хаурани<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1957 год — 1960 год | |||
| Президент: | Шукри аль-Куатли Гамаль Абдель Насер | ||
| Предшественник: | Назим аль-Кудси | ||
| Преемник: | Анвар Садат (как председатель Национального совета Сирийского района) | ||
| Рождение: | 1912 Хама (Сирия) | ||
| Смерть: | 1996 Амман (Иордания) | ||
| Партия: | ССНП, Арабская социалистическая партия, Баас | ||
| Образование: | Университет Дамаска | ||
Акрам аль-Хаурани (араб. أكرم الحوراني; 1912—1996) — сирийский политик, радикал, во второй половине 40-х — начале 60-х годов XX века занимал ряд государственных должностей, в том числе, был спикером сирийского парламента, министром сельского хозяйства и обороны, одним из вице-президентов Объединённой Арабской Республики; оказывал серьёзное влияние на сирийскую политику.
Содержание
Личная жизнь
Родился в 1912 (по другим данным — в 1911[1] или 1910[2]) в городе Хама, в семье Рашида Мухи ад-Дина аль-Хаурани — торговца тканями и мелкого землевладельца, участника движения Аль-Фатат. Отмечают, что значительное влияние на формирование идей Акрама аль-Хаурани оказало политическое бессилие его отца перед влиятельной сирийской аристократией (в 1908 году отец аль-Хаурани выдвигал свою кандидатуру на выборы в Османский парламент, но проиграл Халиду аль-Барази). Непродолжительное время обучался в иезуитском институте в Бейруте. В 1932 был вовлечён в покушение на жизнь профранцузски настроенного премьер-министра Сирии Субхи Бараката. Изучал юриспруденцию в университете Дамаска, окончил университет в 1936 году. В 1941 году в качестве волонтёра участвовал в антибританском восстании в Ираке, под руководством Рашида Али аль-Гайлани. В 1948 году в качестве волонтёра принимал участие в Первой арабо-израильской войне. Акрам аль-Хаурани скончался в Аммане в возрасте 84 лет. После его смерти были опубликованы его мемуары[3][4].
Политическая карьера
Начальный этап
Во время обучения в университете вступил в Сирийскую социальную националистическую партию Антуна Саада. После подавления восстания Рашида Али аль-Гайлани аль-Хаурани вернулся в Сирию, где вступил в Национальный блок — организацию, возглавлявшую политическую борьбу Сирии за освобождение от Франции. В 1943 году он, в качестве члена Блока, баллотировался в сирийский парламент и победил (он был переизбран на последующих выборах в 1947, 1949, 1954 и 1962 годах). Вскоре аль-Хаурани отмежевался от Национального блока и возглавил группу социалистически настроенных членов парламента, а в 1946 году основал Арабскую социалистическую партию[3][5].
Перевороты 1949 года
Участие аль-Хаурани в военных действиях против Британии в Ираке и в войне с Израилем, а также его панарабские убеждения, снискали ему любовь и уважение армейских офицеров. Именно его близкие отношения с армейскими кругами стали основой того влияния, которое он оказывал на политическую жизнь Сирии в конце 40-х — начале 50-х годов. В марте 1949 года аль-Хаурани, вместе с генералом Хусни аз-Заимом, спланировали и успешно совершили военный переворот. В результате, аз-Заим стал главой сирийского правительства, а аль-Хаурани — его советником и спичрайтером. Однако вскоре между ними произошёл разрыв, связанный, в первую очередь, с тем, что аз-Заим выдал ливанским властям Антуна Саада, который до этого предпринял неудавшуюся попытку свержения правительства Башара аль-Хури. В августе аль-Хаурани, вместе с другим армейским офицером и сторонником ССНП Сами аль-Хинави, сверг аз-Заима. Во время короткого правления аль-Хинави аль-Хаурани сначала занимал пост министра сельского хозяйства, а затем — министра обороны. Аль-Хаурани был резко против политики сближения с Ираком, находившимся тогда под сильным влиянием Британии, которую проводил аль-Хинави. В декабре 1949 года аль-Хаурани спланировал третий переворот, возглавил который его товарищ детства, родственник и бывший член ССНП Адиб аш-Шишакли. После переворота аль-Хаурани помог аш-Шишакли создать марионеточное правительство. Аль-Хаурани укрепил и свои позиции. Почувствовав это, аш-Шишакли постарался ослабить его влияние, и вынудил аль-Хаурани уехать в Ливан, где тот сошёлся с Мишелем Афляком, лидером партии Баас. В 1954 года аль-Хаурани принял участие в свержении аш-Шишакли[3][6].
Аль-Хаурани и Объединённая Арабская Республика
После свержения Адиба аш-Шишакли аль-Хаурани присоединился к возглавлявшемуся Гамалем Насером Движению арабского национализма. Он поддержал сторонника сближения с Насером Шукри аль-Куатли, а в октябре 1957 года стал спикером парламента Сирии, сменив на этом посту настроенного против сближения с Насером Назима аль-Кудси. В 1957—1958 годах аль-Хаурани возглавлял сирийскую делегацию на переговорах по вопросу объединения с Египтом. После образования ОАР он был назначен вице-президентом республики. Его основной деятельностью при Насере была земельная реформа, суть которой заключалась в перераспределении земли. Многие крупные землевладельцы Сирии были разорены, но популярность аль-Хаурани среди крестьян была настолько велика, что Насер отстранил аль-Хаурани от дел. Это послужило причиной разочарования аль-Хаурани в Насере и союзе с Египтом. В 1961 году аль-Хаурани поддержал выход Сирии из ОАР[7].
Завершение карьеры
Анти-юнионистские действия аль-Хаурани вызвали охлаждение его отношений с партией Баас, остававшейся сторонницей союза с Египтом. При президенте Назиме аль-Кудси аль-Хаурани возглавлял большую группу депутатов в парламенте. После прихода к власти баасистов в 1963 году, аль-Хаурани был лишён гражданства Сирии и выслан из страны. Он жил в Ираке и Франции, и там до конца жизни вёл деятельность политика в изгнании[3][8].
Убеждения и взгляды
Аль-Хаурани отличался крайне радикальными социалистическими взглядами. Он был одним из первых политиков в арабском мире, кто заговорил о кардинальном перераспределении земли, о необходимости положить конец феодализму, доминированию города над деревней. Аль-Хаурани также был сторонником панарабского проекта Великой Сирии. Аль-Хаурани часто обвиняли в политическом оппортунизме[9].
См. также
Напишите отзыв о статье "Хаурани, Акрам"
Примечания
- ↑ [www.marefa.org/index.php/أكرم_الحوراني Акрам аль-Хаурани на marefa.com (на арабском)]
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/257586/Akram-al-Hawrani Акрам аль-Хаурани на britannica.com]
- ↑ 1 2 3 4 [www.marefa.org/index.php/أكرم_الحوراني Биография аль-Хаурани на сайте marefa.org (на арабском языке)]
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silk: Men and Women Who Shaped Syria 1900—2000, pp.245-246
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silk, pp.245-246
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silk, pp.246-248
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silk, pp.248-249
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silkж pp.246-248
- ↑ Sami Moubayed, Steel and Silk, pp.245-249
Ссылки
- [universalium.academic.ru/271120/Hawrani,_Akram_al- Краткая биография аль-Хаурани]
- [www.marefa.org/index.php/أكرم_الحوراني Биография аль-Хаурани на сайте marefa.org (на арабском языке)]
- [www.syrianhistory.com/search/keyword?search=Akram+al-Hawrani Акрам аль-Хаурани на сайте syrianhistory.com]
Отрывок, характеризующий Хаурани, Акрам
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.
8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.
