Хаффар, Лутфи
| Лутфи аль-Хаффар لطفي الحفار | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 23 февраля 1939 — 5 апреля 1939 | |||
| Президент: | Хашим аль-Атасси | ||
| Предшественник: | Джамиль Мардам Бей | ||
| Преемник: | Насухи аль-Бухари | ||
| |||
| август 1943 — ноябрь 1944 | |||
| Глава правительства: | Саадаллах аль-Джабири | ||
| |||
| август 1945 — апрель 1946 | |||
| Глава правительства: | Фарис аль-Хури Саадаллах аль-Джабири | ||
| Президент: | Шукри аль-Куатли | ||
| Рождение: | 1891 Дамаск,  Османская империя
| ||
| Смерть: | 1968 Дамаск,  Сирия
| ||
| Дети: | Сальма аль-Хаффар | ||
| Партия: | Народная партия Национальный блок | ||
Лутфи бну Хасан бну Махмуд аль-Хаффар (араб. لطفي بن حسن بن محمود الحفار, 1891-1968) — сирийский политический и государственный деятель. Четырежды (1928, 1932, 1936, 1943), депутат сирийского парламента, неоднократно занимал министерские должности (трижды был министром внутренних дел, по одному разу – министром финансов и министром образования), в феврале-апреле 1939-го года возглавлял сирийское правительство.
Содержание
Биография
Личная жизнь и общественная деятельность
Лутфи аль-Хаффар родился в 1891-м году в Дамаске, в торговой семье. С частными преподавателями изучал социологию, литературу и экономику. В юношеские годы присоединился к подпольному антиосманскому движению, был членом Аль-Фатат[1], но большую часть времени посвящал коммерции. Тем не менее, в 1913-м году Хаффар был одним из подписавших декларацию, представленную на Первом арабском конгрессе, проходившем в Париже, требовавшую отделения от Османской империи. В 1924-м году аль-Хаффар стал заместителем председателя Торговой палаты Дамаска. Работал над разрешением сирийско-ливанских таможенных противоречий[1]. Одним из главных достижений аль-Хаффара на общественном поприще стало обеспечение снабжения Дамаска питьевой водой из источника Айн аль-Фиджа, после того, как вод реки Барада стало не хватать одновременно для ирригационных нужд сельских пригородов Дамаска и нужд жителей города.
Политическая деятельность при режиме французского мандата
В середине 1920-х гг. аль-Хаффар сблизился с Абд ар-Рахманом Шахбандаром, одним из противников французского мандата. В июне 1925-го аль-Хаффар присоединился к основанной Шахбандаром Народной партии. В 1925-м году аль-Хаффар выдвигал инициативы по прекращению сирийского освободительного восстания. В апреле 1926-го года он впервые занял государственный пост, став министром торговли в профранцузском правительстве Ахмада Нами. Однако уже в июле того же года аль-Хаффар подал в отставку в знак протеста против французской политики. Вскоре он был арестован, и содержался в заключении до 1928-го года. После своего освобождения аль-Хаффар участвовал в основании Национального блока. Именно по списку Национального блока аль-Хаффар избирался в парламент Сирии в 1928-м, 1932-м, 1936-м и 1943-м годах. В 1928-м году аль-Хаффар работал в комиссии, занимавшейся разработкой первой конституции Сирии. В 1936-м году аль-Хаффар вновь был арестован, теперь за организацию шестидневной забастовки в Дамаске. В декабре 1936-го года, после того как президентом Сирии стал лидер Национального блока Хашим аль-Атасси, аль-Хаффар стал министром финансов в правительстве Джамиля Мардам Бея, и пробыл на этом посту до июля 1938-го года. А в феврале 1939-го года Хаффар согласился на предложение президента Атасси возглавить кабинет министров. В этой должности, однако, аль-Хаффар пробыл недолго: он покинул этот пост уже в апреле того же года. В 1940-м году аль-Хаффар был одним из четырёх членов Национального блока, которые были обвинены в убийстве Абд ар-Рахмана Шахбандара, бывшего союзника аль-Хаффара. Аль-Хаффар уехал в Багдад и жил там до тех пор, пока французская администрация не признала его невиновным. В 1943-1946-м гг. аль-Хаффар трижды занимал пост министра внутренних дел, дважды в правительствах Саадаллаха Джабири, и ещё раз в правительстве Фариса аль-Хури. В 1948-м году аль-Хаффар был заместителем премьер-министра Джамиля Мардам Бея.
Политическая деятельность в независимой Сирии
После переворота Хусни аз-Заима, совершённого в 1949-м году, аль-Хаффар не занимал государственных постов, хотя ещё долго продолжал политическую деятельность. Так, он выдвигал свою кандидатуру на пост президента Сирии в 1955-м году, но взял самоотвод после того, как о своём желании занять этот пост заявил Шукри аль-Куатли. В 1956-м году Куатли хотел назначить аль-Хаффара премьер-министром, но его кандидатура была заветирована партией Баас. Аль-Хаффар был настроен против создания объединённого государства Сирии и Египта, и всё время существования ОАР оставался вне политики. В 1961-м году он поддержал государственный переворот и последовавший за ним выход Сирии из состава ОАР. Аль-Хаффар окончательно покинул политику после прихода к власти партии Баас в марте 1963-го года.
Смотрите также
Источники
- Sami Moubayed, Steel and Silk: Men and Women Who Shaped Syria 1900-2000, Seattle, 2006, pp. 285–287
Напишите отзыв о статье "Хаффар, Лутфи"
Примечания
Ссылки
- [www.syrianhistory.com/People/key/Lutfi+al-Haffar Лутфи аль-Хаффар на сайте syrianhistory.com]
Отрывок, характеризующий Хаффар, Лутфи
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
Он молча прошел от одного угла комнаты до другого и опять остановился против Балашева. Лицо его как будто окаменело в своем строгом выражении, и левая нога дрожала еще быстрее, чем прежде. Это дрожанье левой икры Наполеон знал за собой. La vibration de mon mollet gauche est un grand signe chez moi, [Дрожание моей левой икры есть великий признак,] – говорил он впоследствии.
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.
Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
