Хацукадзэ (яхта)
Хацукадзэ (яп. 初加勢) — японская прогулочная императорская яхта. Название означает «первый ветер в наступившем сезоне»[1]. Практически первый корабль такого класса в Японии, более ранний Дзингэй использовался лишь эпизодически.
В 1902 году был преподнесён в подарок наследному принцу Ёсихито (будущему императору Тайсё) президентом компании Мицубиси Ивасаки Хисаей в память о императорском визите на верфь компании.
Во внутренней отделке использовались предметы японского искусства.
История
Судно было заложено на судостроительной верфи Мицубиси в городе Нагасаки в мае 1901 года, 4 октября 1902 года спущено на воду. 21 октября все работы были завершены, и в следующем месяце яхта была зачислена в состав военно-морского флота как вспомогательный корабль «Хацукадзэ».
В 1905 году использовался на военно-морском параде как императорская яхта.
С 1921 года будучи в военном училище яхтой пользовался принц Такамацу (англ.). В 1945 году судно было захвачено армией США и переименовано в «Дороти». В 1949 бывшая яхта вернулась в Японию и использовалась в качестве туристического судна. При этом была модернизирована с заменой паровой машины на дизель, но 8 марта 1950 года была выброшена на камни в районе города Тоба. Больше не восстанавливалась, со временем была разобрана.
Напишите отзыв о статье "Хацукадзэ (яхта)"
Литература
- Судостроительная ассоциация. История Японского судостроения периода Мэйдзи = 日本近世造船史 明治時代. — 1973.
- [nippon.zaidan.info/seikabutsu/2004/00466/contents/0014.htm Прошлое и настоящее королевских яхт]
- [www22.tok2.com/home/ndb/Text/5h/51Ha/H13hHatsu_.html Энциклопедический словарь военных кораблей нового времени]
Примечания
- ↑ 片桐大自『聯合艦隊軍艦銘銘伝』光人社、1993年、324ページ。 ISBN 4-7698-0386-9
Отрывок, характеризующий Хацукадзэ (яхта)
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
